их от крепости, но и велел им отдать бесплатно и общинные земли, и земли помещиков. Сам факт того, что за землю, которую обрабатывали бесчисленные поколения их предков, они теперь должны платить деньги банкам, возмущал крестьян, у них не укладывалось в головах, что православный царь, «защитник народа» потребовал такое. Известный писатель — народник Энгельгард, живший в деревне и хорошо знавший взгляды крестьян, писал в 1870-х гг.: «в настоящее время, — вопрос о крестьянской земле, о крестьянских наделах сделался вопросом дня … Мужики ждут только милости насчет земли…Все ждут милости, все уверены- весь мужик уверен, что милость насчет земли будет … Царь никого не выкинет, каждому даст соответствующую долю в общей земле…».
«Черный передел» был идеологией крестьянской революции 1905 года. Об этом сообщал в письме к Николаю Второму уже упоминавшийся министр земледелия Ермолов: «Лозунгом восставших… служила идея о принадлежности всей земли крестьянам». Министр Витте также соглашался с ним: «Самая серьезная часть русской революции 1905 года, конечно, заключалась не в фабричных, железнодорожных забастовках, а в крестьянском лозунге: „Дайте нам землю, она должна быть нашей, ибо мы ее работники“— лозунг, осуществления которого стали добиваться силою». Будущий глава Временного правительства князь Львов сообщал то же самое: «Каждый мужик был в душе глубоко уверен, что рано или поздно, так или иначе помещичья земля перейдет к нему … Он глядел на барскую усадьбу как на занозу в своем теле».
Исторический «Декрет о земле», утвержденный Вторым Всероссийским Съездом Советов. «Известия». 28 октября 1917 г.
Как только в марте 1917 разнеслась весть, что царь отрекся от престола, в деревне снова началась аграрная революция. В глазах крестьян единственным легитимным правителем был православный монарх. Министрам и комиссарам, избранным Думой они подчиняться не собирались. Историки утверждают: «Темпы нарастания „аграрных беспорядков“ были впечатляющими: если в апреле министерство земледелия насчитывало 205 таких случаев, то в мае уже 558, а в июне 1122. Затем с 1 сентября по 20 октября было зафиксировано более 5 тысяч случаев захвата помещичьих земель. Очень часто дезертиры приходили домой со своим оружием и потому вели себя в этих акциях особенно дерзко». Но это было только начало: «Осенью масштабы подобных „беспорядков“ перерастают рамки отдельных селений. Так, 11 сентября Совет крестьянских депутатов Тамбовской губернии принял решение о передаче в собственность сельских крестьянских общин всей помещичьей земли в губернии вместе со всем инвентарем и соответствующим хозяйственным имуществом» («Черный передел. Исторические расследования РАПСИ»).
К ноябрю 1917 «черный передел» в России был завершен. Вековая мечта крестьян сбылась — помещичье землевладение было ликвидировано. Всей пахотной землей стали распоряжаться общины. Принятый на II съезде Советов декрет о земле (кстати, составленный эсерами по крестьянским наказам) лишь легитимизировал уже произошедшее. Следует заметить, что большевики опирались на совершено иную агарную программу, не совпадавшую с крестьянской. В годы «военного коммунизма» отношения между большевиками и крестьянами были отнюдь не благостными. Однако когда крестьяне увидели, что «белые» требуют возвращения земель помещикам, крестьяне выступили за Советскую власть.
При этом винить русских крестьян за самоуправство могут лишь демагоги и циники. Что же оставалось крестьянам, если правительство так и не смогло, а точнее, по-настоящему не захотело решать проблемы большей части населения? Мириться с недоеданием и вымиранием или попытаться решить ее хоть как-то, в меру своего понимания? Естественно, любой разумный человек выберет второе.
Современные антисоветские историки любят поиронизировать по поводу того, что «черный передел» оказался «мыльным пузырем», потому что к 1917 году помещичьи земли составляли уже меньшую часть от земель сельскохозяйственного предназначения Российской империи. Испуганные аграрными беспорядками помещики после революции 1905 года стали активно продавать свои земли, а сельские общества и зажиточные крестьяне приобретать их, разумеется, используя банковские кредиты (кстати, отсюда видно, что даже «кулаки», в которых Столыпин видел опору режима, были заинтересованы в уничтожении помещиков как класса — чтоб не платить кредиты). Согласно сельскохозяйственной переписи 1916 года «в 44 губерниях Европейской России из каждых 100 десятин посева 89 десятин было крестьянских и только 11 помещичьих» («Черный передел. Исторические расследования РАПСИ»), так что после раздела всех помещичьих земель прибавка оказалась не такой большой. Особо рьяные антисоветчики даже «на голубом глазу» заявляют, что большевики-де сознательно обманывали крестьян, подбивая наивных хлеборобов на бесполезный для них «черный передел». Это не преувеличение, на сайте РАПСИ можно прочитать буквально следующее: «На наш взгляд, большевики, наверняка владея цифрами, использовали устаревший лозунг именно в расчете на неведение простых крестьян, получили за счет этого их поддержку и повели тех на насильственный „черный передел“». Написавший это «специалист» не знает двух элементарных фактов: во-первых, большевики никогда не подбивали крестьян на «черный передел», как потому что их программа как раз исключала социализацию земли, так и потому что в среде крестьянства до осени 1917 большевики не имели значительного влияния и во-вторых, «черный передел» начали производить сами крестьянские массы, еще с марта месяца, когда Ленина даже не было еще в России.
Серьезные историки, кстати, не склонны преуменьшать значение «черного передела» для крестьян. Известный исследователь русской революции Александр Шубин пишет: «В результате раздела земель надел на одного едока увеличился с 1,87 до 2,26 десятины — на 0,39 десятины, а без учёта арендованной — 0,2. Это означает расширение крестьянских наделов на 21 % (11 % без учета арендуемой земли) при одновременном снятии пресса арендных платежей. Это — заметное улучшение. Уровень жизни крестьян явно выигрывал от отмены арендных платежей и расширения наделов, пусть и скромного. Проблемы низкой производительности труда и нехватки земель это не снимало, но давало „передышку“, которую можно было использовать для решения задач интенсификации производства». (А. Шубин «Столыпинская аграрная реформа: как она не отменила революцию»)
Проще говоря, «черный передел», произведенный крестьянами в 1917 году, конечно, не решил аграрной и демографической проблем, вызвавших за 12 лет — с 1905 по 1917 три революции, но он ослабил их остроту и дал государству историческую фору примерно в 10 лет — до 1928 года, когда в ответ на «кулацкую стачку» сталинское государство раз и навсегда покончило с демографической перегрузкой деревни посредством коллективизации и вербовки рабочей силы в города в ходе индустриальной революции. Так что крестьяне восстали в 1917 голу не зря, и большевики не зря подержали аграрную программу русского крестьянства.
Заключение
Подведем итоги. Революция в России в начале ХХ века была неизбежна в силу тяжелейшего кризиса в российской деревне, вызванного настоящим демографическим взрывом. Бурный рост сельского населения привел к малоземелью, избытку рабочей
