Лондона, хотя их автор, покинув Францию, проживал постоянно в Голландии и Германии [782]. В письме 152, полностью посвященном эпопее Жанны д'Арк, точно так же говорилось о ее в высшей степени сомнительной святости, о том, как ее использовали королевские советники, и о том, что спасение родины от захватчиков вполне возможно и без сохранения невинности [783]. Объявляя «Божественную миссию» Девы обыкновенным мошенничеством, д'Аржан прямо ссылался на «английских авторов», с мнением которых был полностью согласен [784].
Он цитировал те же самые истории, которые обыгрывались и Джоном Келли в рассказе о возможных любовниках французской героини, и прежде всего — сказку «Отшельник» («Новеллу о брате Люсе») Жана де Лафонтена 1665 г. В ней говорилось о хитром монахе, желавшем добиться любви молоденькой девушки: под видом Святого Духа он трижды являлся к матери своей избранницы и требовал благословить их союз, от которого в будущем родится «великий папа». На месте главного героя Лафонтена и Келли, и д'Аржан предлагали видеть Робера де Бодрикура, точно такими же речами соблазнявшего Жанну д'Арк [785]. Не менее интересным оказывалось обращение обоих авторов и к истории Мари-Катрин Кадьер, соблазненной иезуитом Жан-Батистом Жираром, ее исповедником, с которым она познакомилась в 1728 г. [786] Любопытно, что этот же скандал упоминался и в «Орлеанской девственнице», когда речь заходила о попытках монаха Грибурдона овладеть Девой [787].
В отличие от заметки Джона Келли, «Еврейские письма» маркиза д'Аржана имелись в личной библиотеке Вольтера [788], а потому можно предположить, что именно из них французский философ позаимствовал для своей поэмы упомянутые выше идеи и ассоциации. В целом же, как мне представляется, в этом произведении явственно ощущалась проанглийская направленность. Вольтер открыто восхищался самыми разнообразными достижениями «детей гордой английской страны»: их познаниями в военном деле, философии, поэзии и даже в кулинарии [789]. Вполне разделял он, как кажется, и взгляды англичан-протестантов на особенности католической религии: на присущий ей концепт чуда [790], а также на личные качества французских священников [791]. Что же касается оценки личности Жанны д'Арк, то многие мельком брошенные замечания Вольтера также оказывались идентичны взглядам английских авторов. Он полагал, что французы — развратная нация и среди них невозможно было бы найти хоть одну девственницу [792]. А потому поиски св. Дионисия, приводившие его в конце концов в таверну, были изначально, по мнению автора, обречены на провал [793].
* * *
Таким образом, для англичан XVIII столетия «Орлеанская девственница» Вольтера являлась всего лишь продолжением их собственных исторических «изысканий». Этим, безусловно, объяснялось количество пиратских изданий поэмы, публиковавшихся в Лондоне, Эдинбурге и других городах островного королевства. С успехом пародии было связано и появление «английского следа» в ее иллюстрировании, которое стало логичным продолжением давно существовавшей историографической и литературной традиции.
Что же касается Франции, то и здесь «Девственница» отнюдь не являлась сколько-нибудь уникальным явлением. Современные исследователи неоднократно отмечали небывалую популярность, которой пользовалась у соотечественников Вольтера эротическая и сугубо порнографическая литература — романы, поэзия и памфлеты, многие из которых также публиковались за границей и попадали в страну по неофициальным каналам [794]. Большинство этих произведений носило откровенно мизогинный характер, а со второй половины XVIII столетия одной из важнейших их тем стали рассуждения о порочной связи женской сексуальности (в ее самых извращенных формах) с управлением королевством и в целом с политикой. Как следствие, в главный объект для насмешек и самой резкой критики очень быстро превратились члены королевской семьи и прежде всего — Мария-Антуанетта, супруга Людовика XVI, которую открыто именовали «австрийской шлюхой» и обвиняли в склонности к лесбийским связям, в многочисленных адюльтерах и нежелательном влиянии на сексуальное воспитание наследника престола [795]. Таким образом, в порнографической литературе XVIII в. нашла свое новое воплощение давняя концепция королевы-развратницы, хорошо знакомая французским интеллектуалам еще с эпохи Средневековья [796]. Та же мизогинная направленность присутствовала и в скандальной поэме Вольтера. Отказывая Жанне д'Арк в праве именоваться Божественной избранницей и святой, французский философ вместе с тем настаивал, что участие женщин в делах управления абсолютно неприемлемо, поскольку присущая им чрезмерная сексуальность в конце концов перевешивает любые благие намерения.
Политические взгляды Вольтера, изложенные столь оригинальным образом, были, естественно, не единственной, а возможно, и не самой главной причиной успеха «Орлеанской девственницы». Очень быстро поэма превратилась в своеобразную лакмусовую бумажку, позволявшую как современникам событий, так и профессиональным историкам последующих веков почти безошибочно определять, к какому лагерю — католическому или либеральному — принадлежал тот или иной автор второй половины XVIII — начала XIX столетия. На это противостояние, насколько можно судить, не оказали никакого влияния даже события Французской революции. Безусловно, идея канонизации Жанны д'Арк, за которую выступали — пусть и не слишком явно — кардинал Ришелье и его единомышленники, была в эти годы полностью забыта. В Орлеанской Деве теперь видели исключительно пособницу монархического режима. Но даже в начале XIX в., когда революционные потрясения остались, казалось бы, позади, трактовка образа героини Столетней войны продолжала испытывать на себе влияние идей Вольтера [797].
Впрочем, именно в эти годы во Франции нашелся человек, который вновь сумел повернуть историю вспять. Он не строил для себя новых резиденций в Париже, не заказывал для них портретов Жанны д'Арк и не являлся покровителем сомнительного качества литературных произведений, написанных в ее честь, как поступал в свое время кардинал Ришелье. И тем не менее он сделал все, чтобы изменить отношение своих соотечественников к Орлеанской Деве, а вместе с тем — использовать ее образ в собственных целях. Человеком этим был Наполеон Бонапарт — прославленный полководец и государственный деятель, в 1799 г. ставший первым консулом Республики, а в 1804 г. провозглашенный императором французов. К рассказу о его роли в посмертной судьбе Жанны д'Арк и ее «портретов» мы теперь и обратимся.
Глава 8.
Наполеон Бонапарт в поисках собственной идентичности
Седьмого мая 1803 г. (18 флореаля XI г. Республики) в Орлеане был открыт памятник Жанне д'Арк авторства Эдма Гуа — младшего. Данное событие не оставило современников равнодушными, ибо жители Франции еще не забыли, сколь печально сложилась судьба героини Столетней войны на рубеже XVIII–XIX вв., в период Революции. Новая скульптура, таким образом, знаменовала начало совершенно особого этапа в истории страны и была очевидным образом связана с отказом от сугубо негативной оценки роли Девы как спасителя королевства и самой французской монархии в противостоянии с англичанами.
Однако не только это обстоятельство привлекло внимание современников к творению Эдма Гуа
