ГЛАВА XXXV. Абеляр 1079–1142
I. БОЖЕСТВЕННАЯ ФИЛОСОФИЯ
Давайте посвятим отдельную главу Абеляру. Не просто как философу, не как одному из создателей Парижского университета, не как пламени, воспламенившему умы латинской Европы в XII веке, а как, вместе с Элоизой, части и олицетворению морали, литературы и высшего очарования своего времени.
Он родился в Бретани, недалеко от Нанта, в деревне Ле Палле. Его отец, известный нам только как Беренжер, был сеньором скромного поместья и мог позволить себе дать трем сыновьям и одной дочери либеральное образование. Пьер (происхождение его фамилии Абеляр нам неизвестно) был старшим и мог претендовать на первородство; но он испытывал такой живой интерес к исследованиям и идеям, что, повзрослев, уступил братьям свои права и долю в семейном имуществе и отправился изучать философию везде, где бушевала философская битва или преподавал какой-нибудь знаменитый учитель. Многое для его карьеры значило то, что одним из его первых учителей был Жан Росселин (ок. 1050–1120), бунтарь, который предвосхитил Абеляра, обрушив на его голову осуждение церкви.
Полемика, которую вызвал Росселин, возникла из-за, казалось бы, самой безобидной проблемы самой сухой логики — объективного существования «универсалий». В греческой и средневековой философии универсалия — это общая идея, обозначающая класс предметов (книга, камень, планета, человек, человечество, французский народ, католическая церковь), действий (жестокость, справедливость) или качеств (красота, истина). Платон, видя преходящесть отдельных организмов и вещей, предположил, что всеобщее более долговечно, а значит, более реально, чем любой член описываемого им класса: красота реальнее Фрины, справедливость реальнее Аристида, человек реальнее Сократа; это то, что в Средние века подразумевалось под «реализмом». Аристотель возразил, что универсальное — это всего лишь идея, сформированная разумом для представления класса подобных объектов; сам класс существует, по его мнению, только как его составные части. В наше время люди спорили о том, существует ли «групповой разум» помимо желаний, идей и чувств индивидов, составляющих группу; а Юм утверждал, что сам индивидуальный «разум» — это лишь абстрактное название для ряда и совокупности ощущений, идей и воль в организме. Греки не принимали эту проблему слишком близко к сердцу, а один из последних языческих философов — Порфирий (ок. 232–304) из Сирии и Рима — просто сформулировал ее, не предложив решения. Но для Средневековья этот вопрос был жизненно важным. Церковь претендовала на то, чтобы быть духовной сущностью, дополняющей совокупность ее отдельных приверженцев; целое, по ее мнению, обладало качествами и силами, превосходящими качества и силы ее частей; она не могла признать, что является абстракцией, и что бесконечные идеи и отношения, подразумеваемые под термином «Церковь», были лишь идеями и чувствами ее составных членов; она была живой «невестой Христа». Хуже того: если существовали только отдельные личности, вещи, действия и идеи, то что же стало с Троицей? Было ли единство трех Лиц простой абстракцией; были ли они тремя отдельными богами? Чтобы понять судьбу Росселина, мы должны поместить себя в его теологическую среду.
Мы знаем о его взглядах только по
