Ознакомительная версия.
Принц Евгений добился некоторого успеха в Италии, действуя от имени империи; его вызвали в Вену, чтобы возглавить оборону, но гарнизон был очень слаб, вначале не более 10 тысяч человек против 50 тысяч франкобаварцев, если не больше. Он связался с Мальборо, или Мальборо связался с ним, соблюдая полную секретность (чтобы не пронюхали голландские чиновники и императорский военный совет), и согласовал с герцогом план кампании. В то время главная французская армия находилась в Нидерландах; другая у Мозеля, к северу от Меца; еще одна в Бадене под началом маршала Таллара, не считая войск Марсена и курфюрста Максимилиана в Баварии. С наступлением весны главный армейский корпус Евгения Савойского, понемногу получающий подкрепления, выступил на запад, чтобы присмотреть за Талларом в Бадене. План Мальборо, как он был представлен голландцам, заключался в том, чтобы подойти к Мозелю. Итак, 25 мая он двинулся в Кобленц, где Мозель впадает в Рейн, но не повернул вверх по Мозелю, а перешел Рейн и отправился на восток, в направлении Баварии и Дуная.
Поход по плохим дорогам с громоздким транспортом по современным понятиям был очень медленным, но относительно скорости передвижения и распространения информации, типичным для той эпохи, он несся с реактивной быстротой. 3 июля Мальборо был у крепости Донауверт на Дунае, представлявшей определенную важность. Он взял ее приступом с первой попытки, причем франко-баварские войска потеряли 10 тысяч человек, и затем принялся так рьяно разорять баварскую землю, что известие об этом заставило курфюрста издать крик муки и вызвать армию Таллара из Бадена. Евгений Савойский не замедлил соединиться с Мальборо в начале августа и двинулся вперед, к деревне Бленхейм, где на берегу Дуная стояли франко-баварские силы.
60 тысяч солдат Марсена и Таллара заняли боевой порядок позади заболоченного ручья, правый край закрепился в Бленхейме и на речном берегу, левый в селении Оберглау. Они не ждали сражения, поскольку у Мальборо и принца было только 56 тысяч человек. Было немыслимо, чтобы кто-то атаковал такие сильные позиции. Но утром 13 августа 1704 года имперцы и англичане выступили вперед как бы для разведки и продолжали наступать. Таллар допустил ошибку, сконцентрировав пехоту в двух деревушках; Евгений прижал его левый край в Оберглау и буквально осадил его. Мальборо при помощи нескольких отрядов необычно стойких пруссаков сделал то же в Бленхейме и затем прорвал кавалерию вражеского центра. К тому времени, когда над дымящимся полем сгустился вечер, Франция и Бавария потеряли убитыми, ранеными и пленными 38 609 человек, и сам Таллар был захвачен.
Теперь победа была решающей; но область ее действия оказалась невелика, кроме того, она имела характер отрицания. Бленхеймская победа решила, что Виттельсбахи не заменят Габсбургов на императорском троне, что империя не выйдет из войны, а Франция не установит гегемонию в южной Германии. Но она не решила исход войны на остальных территориях. В 1705 году Мальборо вернулся в Голландию, чтобы защищать ее границы, задержанный нехваткой людей и денег, тогда как Евгений отправился в Италию, в долину реки По.
В 1706 году Мальборо собрал достаточно войск, заручился высочайшими соизволениями, чтобы предпринять новое наступление, и выиграл еще одну битву при Рамильи. Результатом ее стало то, что испанские Нидерланды с Брюсселем, Дюнкерком, Антверпеном и Лувеном попали в руки альянса. Евгений Савойский разбил французов при Турине и отнял у них и испанцев всю Италию. В 1708 году оба военачальника снова оказались вместе и выиграли знаменитое сражение при Уденарде; в 1709 году они разбили французов при Мальплаке в «смертельной битве». Но потом не происходило ничего, кроме новых маневров и осад во Фландрии, Брабанте и Лотарингии. К 1713 году война постепенно сошла на нет.
По условиям мира испанские Нидерланды и испанская Италия были переданы империи. Таким образом, битвы при Рамильи и Турине задним числом стали решающими, как и Бленхейм. Шаблонные кампании с крепостями, тихоходными армиями, воздерживающимися от сражений; объединенными государствами, легко способными восполнить потери, и опасениями, что сегодняшний союзник станет завтрашним врагом, привели к тому, что оборона приобрела большую важность, чем нападение. Равновесие сил было достигнуто, экспансии государств положен предел; на поле боя не осталось идей и идеалов, только мелкие перемены в рамках одной системы, которые решались в сражении, но без ненависти. Искусство войны от призывных пунктов до пороховых заводов больше не позволяло решать важные вопросы в ходе войны или с помощью войны.
Глава 11
Фридрих Великий и неприемлемое решение
I
Когда Фридрих II, позже названный Великим, в 1740 году взошел на прусский трон, унаследованное им государство территориально и по численности населения было немногим больше Португалии. Оно расползлось по всей северо-восточной Германии мелкими фрагментами без естественных преград, которые служили бы опорой для крепостей. Плачевное наследство досталось ему от Тридцатилетней войны, когда все армии годами маршировали, куда им вздумается, не считаясь с нейтралитетом, за исключением немногих случаев, когда нейтральные княжества располагали убедительными вооруженными силами, чтобы внушить уважение к своим границам. Иоганн Георг Саксонский сохранял нейтралитет, пока император Фердинанд не вынудил его примкнуть к одной из сторон; Георг Вильгельм Бранденбургский пытался сохранить нейтралитет, но ему не хватило сил. Урок не прошел даром для пришедших вслед за ним сильных и властных Гогенцоллернов, которые превратили курфюршество Бранденбургское в Прусское королевство, и для отца Фридриха II — Фридриха-Вильгельма I, не самого кроткого представителя этой династии. Кроме того, Фридрих-Вильгельм был настоящим знатоком военного дела. В дни своей молодости он сражался под предводительством Мальборо и Евгения Савойского при Мальплаке и полностью разделял мнение, что война является одним из важнейших дел главы государства.
Войны кончились, но Фридрих-Вильгельм вел себя так, будто ожидал начала войны со дня на день. Ряд экономических реформ по сокращению средств, выделяемых на финансовую и административную сферу, включая содержание собственного двора, который едва был более пышным, чем двор сельского помещика, превратил его казну из беднейшей в Европе в одну из самых богатых. Сэкономленные средства пошли на снаряжение и вооружение армии из 80 тысяч человек, почти равную вооруженным силам Священной Римской империи и составлявшую 4 процента от населения Пруссии. Несмотря на воинскую повинность, в том числе дворянских семейств, обязанных с детства отдавать своих отпрысков мужского пола на службу в офицерских корпусах, маленькая Пруссия была не способна выделить такое количество солдат для армии. Вербовщики Фридриха-Вильгельма курсировали по всей Европе в поисках кандидатов, а если те не шли служить добровольно, их похищали. Особой опасности подвергались статные мужчины высокого роста; король много сил потратил на то, чтобы собрать полк гигантов для личной гвардии. Однажды его вербовщики даже выкрали итальянского священника очень высокого роста прямо во время мессы.
Армии, характерные для эпохи равновесия сил, были продуктом общества, стремящегося всеми силами усовершенствовать свой производительный механизм. Даже в Пруссии, с ее дефицитом солдат, ремесленники и торговцы освобождались от воинской повинности. Средний класс платил налоги на содержание армии, а солдат для нее поставляли низшие уровни общества — крестьяне, бродяги, безработные. Вследствие этого повсюду в войсках практиковалась самая суровая дисциплина; но нигде она не была столь суровой, как у Фридриха-Вильгельма. За дерзость по отношению к офицеру обычным наказанием был прогон сквозь строй; солдата, поднявшего руку на своего командира, расстреливали на месте без суда и следствия. С такими дисциплинарными мерами хорошо сочеталась бесконечная муштра, продолжавшаяся в прусской армии с утра до ночи, пока люди не начинали двигаться словно роботы — инстинктивно, не задумываясь.
Кроме этого, было сокращено количество движений, необходимых, чтобы зарядить мушкет и выстрелить из него, а также введен новый железный шомпол, изобретенный другом и офицером Фридриха-Вильгельма принцем Леопольдом Анхальт-Дессауским. В других армиях применялись деревянные шомпола.
Остальная Европа с насмешкой взирала на эти чудачества: полк гигантов был смехотворен; армия, постоянно занимавшаяся муштрой, но никогда не сражавшаяся, считалась королевской прихотью, вроде коллекционирования камей, и имела почти такой же практический смысл. В официальном докладе, представленном императору Священной Римской империи, говорилось, что прусские солдаты подвергаются таким жестоким поркам, что после первого же выстрела они непременно дезертируют.
Ознакомительная версия.
