этот показатель равен примерно 15 рождениям, и даже в период беби-бума середины XX в. он никогда не превышал 30 рождений на 1 тыс. человек.) Смертность счастливым образом держалась на низком уровне — 25–30 умерших на 1 тыс. человек в год. Поэтому 10 тыс. поселенцев, имевшихся в колонии в 1681 г., замечательным образом увеличили свою численность почти без помощи новой волны иммиграции.
Оказавшись в благоприятных для здоровья условиях Нового Света и будучи избавленными от мучительной нищеты и перенаселенности Европы, колонисты жили дольше европейцев. Даже у новорожденных был более высокий процент выживаемости — возможно, три четверти из них могли достичь совершеннолетия. Высокая рождаемость, дававшая столь большой прирост населения, объясняется просто: женщины выходили замуж в юном возрасте, а, овдовев, быстро находили себе нового супруга. До 1680 г. половина девушек в Новой Франции выходили замуж, не достигнув двадцати лет. Детей они начинали рожать сразу после вступления в брак (внебрачные дети составляли менее 5 %) и продолжали рожать, пока могли. В результате у ребенка в среднем было шесть или семь братьев и сестер, а более половины детей росли в семьях, где насчитывалось 10 и больше детей. Вырастая, они тоже рано женились и, как их родители, заводили большие семьи, обеспечивая рост населения. Однако такая простота обманчива. Она не дает ответа на главный вопрос. Ранние браки — вот секрет высокой рождаемости в Новой Франции, как и в большинстве других североамериканских колоний, но почему люди предпочитали рано жениться?
Ранние браки явились прямым следствием сложившегося в Новой Франции образа жизни. Вплоть до середины XVII в. существование горстки колонистов здесь зависело от ежегодного прибытия кораблей с продовольствием из Франции, но в 1650-е гг. эта зависимость от импорта съестных припасов внезапно прекратилась. По мере того как иммигранты продолжали прибывать в Новую Францию и оседать на ее земле, колония стала производить вполне достаточно продуктов питания, чтобы саму себя кормить. Цены на хлеб стали снижаться, и эта тенденция сохранялась в течение почти семидесяти пяти лет. Фермерство в Новой Франции превратилось в занятие, предназначенное для самообеспечения, а не для товарного производства. Земли было в избытке. Даже в узкой долине реки Св. Лаврентия никогда не было дефицита пригодной для ведения сельского хозяйства земли. В результате ангаже с женой, решившие остаться в Новой Франции, или их взрослые дети всегда могли получить столько земли, сколько было нужно, чтобы прокормить семью. Фактически она стала поселенцу жизненно необходимой, так как работа на ферме была невозможной без большого количества рук. Большие семьи, которые в Старом Свете часто оказывались обузой из-за дефицита земли, в Новом Свете стали благословением и ключом к успеху.
В XVII в. ангаже, решив остаться в колонии после трех лет службы по контракту, обычно собирался стать абитаном (habitant) [128] — держателем семейной фермы. Он начинал свою деятельность с небольших сбережений, которые удавалось скопить за время службы по найму и получения в аренду или в условный наем участка дремучего леса площадью примерно в 60 арпанов (arpents) (1 арпан составляет чуть менее 1 акра и приблизительно равен трети 1 гектара). Первой задачей абитана было не сеять, а расчищать, просто срубать топором деревья, чтобы земля увидела солнечный свет. По мере медленной расчистки участка он должен был соорудить какое-то временное жилище и начать создавать ферму. При этом, сделав перерыв, абитан мог продолжать работать по найму или влезать в долги, но чтобы создать стоящую ферму, ему надо было расчищать примерно по 1 арпану в год. Он мог начать это дело в одиночку, по крайней мере в те годы, когда мужчин в колонии было больше, чем женщин, какой-то прогресс в стремлении к самодостаточности был едва ли не необходимым условием для сватовства, однако настоящая большая работа всегда требовала семейных усилий. Если абитан женился на дочери поселенца, ее семья могла оказывать ему помощь. Если у четы имелись сбережения, супруги могли купить договор об аренде у того, кто уже расчистил какой-то участок земли, поскольку такие договоры всегда имелись в наличии, так как часть абитанов переориентировались на торговлю мехами или возвращалась в города, возвращались во Францию либо просто переезжали на другое место. Как бы то ни было, расчистка земли и строительство становилось делом жизни супругов. Вот что пишет о первопроходце-абитане историк Луиза Дешен: «К моменту своей смерти, через тридцать лет после получения им земли, он имеет тридцать арпанов пахотной земли, небольшой луг, амбар, конюшню, довольно просторный дом, дорогу, проходящую прямо у порога, соседей и скамью в церкви. Его жизнь прошла в расчистке земли и строительстве». Для тех, кто это выдерживал, последние годы могли быть немного легче по мере роста производительности фермы и увеличения семейства, которое брало на себя часть забот. Этот трудный процесс — не менее героический, чем любые эпические сражения Новой Франции, — был ключевым фактором формирования постоянного населения в долине реки Св. Лаврентия.
Живя далеко от каких-либо рынков, где цены на их продукцию могли бы расти, абитаны выращивали то, в чем нуждались сами. Главным продуктом в их рационе был хлеб, и поэтому основной культурой в Новой Франции стала пшеница, хотя здесь также понемногу культивировали кукурузу, овес, ячмень и табак. На большинстве ферм имелись собственные огороды. Скота было ровно столько, сколько необходимо для семьи, и, обладая даже небольшим количеством мяса, молочной продукции и яиц, абитаны питались лучше большинства европейских крестьян или городской бедноты. Самодостаточностью определялось и то, чем фермеры пользовались и во что они одевались, — это были простые орудия и инструменты, ткани, изделия из шерсти собственных овец, белье, сделанное из собственного льна, и обувь из кожи, выделанной вручную. Поскольку работа на ферме требовала участия всех членов семьи, здесь не было особой «домашней» сферы. Женщины трудились наравне с мужчинами и, овдовев, могли брать на себя ведение хозяйства. Дети едва ли могли получать хорошее образование помимо изучения основ катехизиса (деревенская неграмотность быстро выросла до 90 %) и вскоре оказывались на полях, работая вместе с родителями.
Тип стандартного фермерского дома Новой Франции сложился довольно рано. Прежде всего он отличался островерхой крышей, на которой не задерживался снег. Большинство фермерских домов строилось из дерева, методом pièce-sur-pièce, когда каркас, собранный из толстых бревен, зашивался горизонтальным брусом меньшего размера. Стены иногда штукатурились или белились, крыши домов покрывались соломой или досками. Внутри дом представлял собой одну комнату или, возможно, помещение, разделенное надвое центральным дымоходом и очагом. В XVII в. немногие дома сельских жителей имели печи и большинство пользовалось очагом как для обогрева, так и
