Мы молча ехали друг за другом, пробираясь сквозь сосняк все выше в горы. В зимней морозной тишине поскрипывали седла, иногда бряцал металл, и мягко ступали копыта лошадей.
Когда мы остановились передохнуть, Урувиши махнул рукой на восток, в сторону Биг-Хорнс, и сказал:
- Много дней пути отсюда, на севере, есть место. Его вам нужно увидеть. Там каменное колесо - называется Лечебное колесо.
- ?..
- Ехать много дней. Очень высокое место. Там далеко видно. Колесо из камней.
- Оно стоит? Или лежит?
- Лежит на земле. Камни вот такие. - Он показал руками. - И еще есть спицы.
- Кто же его построил?
Он пожал плечами.
- Кто знает? Люди, Которые Пришли до Света... А может, Маленькие Люди. Они там были.
- Ты его видел, Урувиши?
- Один раз... я был папус, совсем маленький. Мой отец молился там Великому Духу.
Он слегка повернул ко мне лошадь.
- Я думаю, это на самом деле Лечебное колесо... это сильное лекарство. Думаю, много лун и много жизней тому назад люди приходили туда молиться. Они сидели и думали на траве вокруг Колеса. На некоторых скалах есть каменные стрелы, они показывают туда дорогу.
- Выходит, его построили очень давно?
- Очень, очень давно... Когда охотились на зверей с длинными носами и длинными зубами. Тогда люди вырезали из кости их изображения и делали на них зарубки, чтобы считать луны и не забывать, когда следует сеять.
- Что это за звери с длинными носами?
- Больше бизонов и с длинной шерстью. Когда они настораживались, то задирали носы. Люди, которые жили до моего народа, охотились на них со стрелами, загоняли в болота и побивали камнями. Люди ели их мясо.
- А сейчас они ходят к Лечебному колесу?
- Ходят.
- Зачем?
- Там чары. Никто не знает какие... они есть, и все. Знают шайены, они строят свои волшебные вигвамы наподобие Колеса.
- Ты отведешь меня туда, Урувиши?
- Я старый, а путь туда далек. Но я хотел бы еще раз увидеть Колесо перед смертью. Если Великий Дух не придет за мной раньше, то, когда сойдет снег, мы поедем.
- Он слишком стар для этого, - проворчал Коротышка Бык. - Он там умрет.
Урувиши пожал плечами.
- Ну, умру... а кто живет вечно? Мои дни уже закончились. Мне казалось, что пора умирать, и я спел свою песню смерти. Но тут пришел этот бледнолицый и не сказал: "Сиди у огня, старик", а сказал: "Поехали со мной". И я снова как молодой. Всю жизнь, которая во мне, дал мне он. А где же мне умирать? Сидя у огня? Мне, который убил великого медведя, охотился на бизонов и волков, прогонял племя черноногих обратно в их каньоны! Разве я могу сидеть как старая скво, дожидаясь смерти? Я воин! Я вождь! Когда я поднимал дубинку, мужчины разбегались! Брался за лук, и трепетали медведи! - Он зыркнул на меня, его глаза блестели. - Эти молодые! Что они понимают?
- Тогда едем, старик. Снег сойдет, и отправимся!
Мы поднимались все выше вдоль стены каньона. Далеко внизу, окаймленный льдом, шумел поток. Вдруг мы увидели следы - здесь прошло не меньше полдюжины оленей. Вслед за Урувиши мы поехали по следам.
С тяжелых еловых лап падал снег. Мы осторожно ехали друг за другом. И вдруг увидели их. Олени неторопливо пересекали ложбину в нескольких сотнях ярдов впереди и футов на триста книзу. Мне очень хотелось выстрелить, однако я понимал, что снег и разница в высоте обманывают меня в расстоянии. Ветер дул от них к нам. Мы медленно ехали следом, а олени уже скрывались в леске по ту сторону ложбины. Через несколько минут мы уже пересекали ту же ложбину. Вдруг Урувиши резко остановился и показал ветку, на которой не было снега.
- Пума! - сказал он.
Видно, зверь затаился на ветке, поджидая оленей, но они прошли стороной, и теперь он крался за ними. Следы пумы петляли перед нами: порой она шла параллельно оленям, порой - прямо по их следу. Потом мы снова их увидели - олени щипали скудную траву на склоне, с которого сошел снег. Кошки нигде не было видно.
- Большая пума, - сказал Коротышка Бык.
- Можно, я ее найду и пристрелю? - спросил Буд.
- На что она нам? Нам нужен олень.
- Ты же сам говорил, что у пумы хорошее мясо, - заспорил Буд. - Стейси Фоллет и Этан говорят то же самое.
- Может быть, - сказал я. - Но нам ее мало. Нам нужна пара оленей, по крайней мере пара.
Ветер по-прежнему дул в нашу сторону, и мы подобрались еще ближе. Пумы мы не видели. Вряд ли она бы на нас напала, хотя бывали случаи, когда, изголодавшись, дикие кошки набрасывались на людей. Мы скорее опасались, что она спугнет оленей.
Я и Этан спешились, Коротышка Бык тоже.
- Буд, оставайся с Урувиши.
- Ох, Бен! А я хотел...
- Буд, нам нужно мясо. Охота - не развлечение. Добудем парочку оленей, тогда стреляй.
- Бен, - продолжал канючить он.
- Нет, - жестко сказал я. - Держись старика. Учись у него. Я у него учился, и тебе это не повредит.
- Ну ладно, - проворчал он, уступая.
Мы нацепили снегоступы и потихоньку двинулись вперед. Олени спокойно пощипывали траву. Если их не потревожить, они наедятся и отправятся в укромное место отдыхать. Мы осторожно подбирались все ближе, Коротышка Бык прошептал:
- Надо было взять с собой старика. Он бы их заколдовал, тогда добыче никуда не деться.
Наконец я нашел подходящую точку. Обзор был свободен, ветки не мешали, а до оленей оставалось каких-то сто пятьдесят ярдов.
- Я остаюсь здесь, - прошептал я. - И беру самца, вон того, с большими рогами. А если получится еще выстрел, - второго, что пасется в стороне.
Коротышка Бык с Этаном потихоньку двинулись дальше. Наконец Этан остановился и поднял руку, давая нам понять, что он готов. Коротышку Быка мне не было видно, потом он возник буквально в семидесяти ярдах от оленей.
И вдруг одна самка подняла голову. Посадка головы и трепет ее ушей говорили о том, что она что-то почуяла.
Я прицелился в шею самцу, легко выдохнул и нежно нажал на спуск. Винчестер дернулся у меня в руках, а самец сделал гигантский прыжок вперед. Я знал, что не промахнулся, и в развороте с ходу поймал на мушку второго оленя в прыжке. Я нажал на спуск точно в тот миг, когда дуло моего ружья смотрело в цель.
Эхо моих выстрелов утонуло в грохоте винтовки Этана 50-го калибра и в звонком "бэмс!" ружья Коротышки Быка.
Мой большой самец лежал, роя снег рогами. Второй исчез в чаще. Этан и Коротышка уложили еще двух. Сегодня у нас будет свежее мясо.
Мы подошли поближе. Я посмотрел вслед своему второму оленю - на снегу алели пятна крови. Похоже, я угодил в легкое. Надо было целить выше.
- Я пошел за другим, Этан, - сказал я. - Я его подстрелил.
Подъехал Буд с нашими лошадьми.
- Он, наверное, уже далеко убежал. Оставь его.
- Буд, нам нужно мясо, но убивать зверя нужно чисто, - сказал я. Зачем животному страдать?
Он это и сам понимал, но нужно было, чтоб он еще раз услышал это от меня. В этом и состоит учение - повторяй, пока что-то накрепко не засядет в голове.
Я побежал по следу. Олень был молодой и сильный. После такого выстрела он мог пройти милю или еще того больше. Но по каплям крови на снегу я понял, что этот далеко не уйдет. След, петляя, вел вниз по склону - между кустами и редкими деревьями туда, где среди валунов и поваленных деревьев пробивалась молодая поросль. В двухстах ярдах я вдруг увидел своего оленя, бьющегося в снегу. Я не стал торопиться - не хотелось стрелять еще раз. С вершины холма доносились приглушенные голоса моих товарищей, но здесь я был в полном одиночестве. Не хотелось, чтоб олень ушел далеко вниз по склону. Как тащить тушу наверх? Но еще труднее было бы заставить лошадей спуститься.
Олень затих. Я подошел поближе. Похоже было, что он уже мертв, но я решил подождать еще. Стояла мертвая тишина. Я был отделен рощей от своих товарищей, и их голоса сюда не доносились. Но крик я бы услышал. Надо мной возвышались корявые заснеженные скалы Уинд-Ривер. Ветер махнул передо мною легкой снежной вуалью, скрыв их на мгновение, и унес ее дальше.
Олень был мертв. Я очистил от снега корни поваленного дерева и положил на них винтовку. Расстегнул овчину, вынул нож, встал на одно колено и приготовился свежевать оленя.
Надо мной вдруг раздался царапающий звук, я обернулся, и это движение, наверное, спало мне жизнь. Меня сильно ударило в спину и обдало горячим зловонным дыханием - кто-то вцепился в воротник овчины. В панике я ткнул ножом в тело, висевшее на моей спине. Нож был острее бритвы, но я почувствовал, что он лишь скользнул по меху животного, и замахнулся снова.
Много раз я видел оленей и лошадей, растерзанных пумой. Обычно первого ее удара, первого прыжка хватает, чтобы убить наповал. Но когда она прыгнула, я стоял согнувшись, а воротник овчины торчал вверх. Он-то меня и спас.
Когти зверя полоснули мой полушубок, но и мой нож наконец достиг цели. Мы сцепились в один извивающийся на снегу клубок. Я ни о чем не думал и ничего не чувствовал. Шла отчаянная борьба за жизнь, и я тоже превратился в зверя. Резкий поворот, удар ножа - в точку! Пума отпрянула, а я сумел вскочить на ноги. Она вновь прыгнула, но я не побежал, а сам бросился к ней и, как только мы сцепились, сунул левую руку в толстом овчинном рукаве прямо ей в пасть и давил, давил, разжимая челюсти, чтобы она не могла сильно укусить. Ее зубы вцепились в рукав, а я вонзил нож в зверя, вынул и снова вонзил. Моя рука в овчине заполняла собой ее пасть, и пума могла рвануть меня зубами. Я все втыкал и втыкал нож. Ее когти норовили вцепиться мне в живот. Наконец она отскочила назад. Припала к земле, гипнотизируя меня взглядом, и замолотила хвостом, готовясь к прыжку. Я ждал, покачиваясь от слабости. Сверху до меня донеслись крики и треск ветвей - мои товарищи бежали ко мне. Пума прыгнула было, но треск ветвей ее отвлек, и я шагнул назад, туда, где лежал винчестер. Кошка зарычала, и я понял, что к оружию прикасаться не стоит. Очень медленно, не торопясь, я переложил окровавленный нож в левую руку, а правой потянулся за револьвером, что был у меня в заднем кармане. Я вынул его - все так же медленно. Рука моя была в крови. Плавно поднимая револьвер, я нащупал пальцем спуск, и тут она прыгнула. Выстрел! Пуля 44-го калибра вонзилась зверю в грудь. Еще выстрел - и кошка рухнула, скорчившись на снегу. Я отступил с револьвером наготове, но зверь не двигался. Он был мертв... без сомнения.
