Моленная была построена, как простая изба, широкая, вместительная, с небольшой прихожей, где раздевались прихожане, и светлой, высокой горницей человек на сто. Вдоль боковых стен стояли лавки, передняя стенка вся сплошь была занята иконами древнего письма и медными восьмиконечными крестами старинного литья. Центральное место занимал большой деисус — драгоценная реликвия двухсотлетней давности, переходившая из поколения в поколение.
Все иконы, и большие и малые, тоже были старинные, а книги — «чистой» печати дониконовских времен. Эти книги толстыми плитами в деревянных переплетах, одетых в кожу, с разноцветными закладками, лежали на особых полках в передних углах.
Ни хоругвей, ни украшений на иконах и на стенах не было: такое веселое «игрище» безделушек возможно было только в «никонском капище» — в церкви, которая предалась папистской ереси. Здесь все было сурово, просто, строго, как в скиту.
Мужчины в серых хитонах стояли впереди, женщины — в китайках, в темных сарафанах и черных платках с «огурцами» по кайме — позади. Ребятишки, под наблюдением женщин, тоже грудились позади. Им разрешалось во время службы выходить на улицу только тогда, когда они утомлялись или шалили — украдкой дрались, толкались или перешептывались и смеялись. Их выводили из моленной в наказанье, как баловников.
Глава 51. Епископ Константин
Ложь — один из самых гнусных грехов. Но в то же время — один из самых распространенных. К сожалению, люди лгут часто и много. Лгут крупно и по мелочам.
Лгут все, но христианам нельзя лгать. Ведь в Евангелии говорится, что отец лжи — дьявол.
Кто лжет, тот исполняет похоти дьявола[116].
Увы, но этот постыдный грех распространен и среди христиан. Однако нет такого греха, который не очищался бы покаянием, слезами, молитвой и постом. Образ истинного покаяния — епископ Константин.
Будущий архиерей, Козма Сергеевич Коровин родился в 1816 году в Верхнетагильском заводе[117] в семье староверов.
Его отец был богатым человеком и значительный лицом на заводе. Благодаря этому Козма был освобожден от тяжелых работ. Впрочем, у него с детства было слабое здоровье. Он рос тихим и болезненным мальчиком.
Коровин получил хорошее образование. В молодости служил писарем при заводской конторе. Свободное время посвящал чтению, переписке и переплету церковных книг.
Это был начитанный и умный христианин, склонный к уединению и размышлениям. Он не женился. И до самой смерти жил при родительском доме в особой келье.
Своими добродетелями — благочестием и начитанностью — Коровин обратил на себя внимание пермского епископа Геннадия. В 1859 году он постриг Козму во иночество, нарек Константином и рукоположил в иерейский сан. Так на страницах летописи Русской Церкви появился священноинок Константин.
В одной из комнат родительской избы он устроил моленную, где тайно совершал богослужения, на которые собирались соседи.
Между тем власти начали всероссийскую облаву на старообрядческое духовенство. На праздник Николы Чудотворца — 6 декабря 1862 года — владыка Геннадий был схвачен в доме купца Чувакова в Екатеринбурге.
Архиепископ Савватий. Фотография 1870-х гг.
В эти же дни важные события происходили на Миасском заводе[118]. Сюда прибыл казанский епископ Пафнутий (Шикин). Церковное руководство поручило ему рукоположить двух священноиноков в епископы.
Первым 6 декабря 1862 года был поставлен Савватий, будущий московский архиепископ. А 8 декабря Пафнутий и Савватий рукоположили верхнетагильского затворника Константина.
Савватию было поручено управление общинами в Сибири, Константину — приходами в окрестностях Оренбурга. Однако по слабости здоровья он не поехал к пастве, а возвратился домой.
Вскоре полиция начала охоту на владыку Константина. Впервые епископ чуть не попался 15 марта 1864 года. В этот день он вместе со своим помощником архимандритом Викентием (Носовым) служил литургию в доме купца Чаусова в Нижнетагильском заводе[119].
Константин успел покинуть дом до появления полиции. Но в руки властей попал Викентий.
Полицейские приняли его за епископа и отправили в Пермь в тюрьму. А настоящий архиерей уехал в Верхний Тагил. Здесь 3 мая 1864 года он и был пойман властями.
Ловили Константина по всем правилам охотничьей премудрости. Сначала местный никонианский священник донес властям, что старообрядческий епископ укрывается у себя дома. Тогда к архиерею был подослан разведчик, удостоверившийся, что архиерей в своей келье.
В Верхний Тагил прибыл вооруженный отряд. Были перекрыты все выезды из поселка, на дорогах устроены засады.
Рано утром 3 мая избу Коровиных оцепили полицейские, солдаты и казаки. Шум разбудил сестер епископа. Они глянули в окно, увидели толпу и поняли: происходит что-то неладное.
Казаки стучали в ворота и требовали впустить. Но сестры не открывали. Тогда казаки приставили к забору лестницу и по ней залезли во двор.
Слыша людской говор и не понимая, что происходит, архиерей вышел на улицу. Он оцепенел, увидев полицейских, а они прошли в его келью и начали обыск. Затем отправились осматривать дом, моленную, подпол и дворовые постройки.
У Константина нашлись письма, в которых он упоминался как епископ. Архиерея взяли под стражу и доставили через Екатеринбург в Пермь. В темнице он провел два года, пока шло следствие.
Казанский епископ Пафнутий. Фотография 1870-х гг.
На допросах Константин струсил и солгал: он не архиерей, а простой мирянин. Однако ему были представлены письма, найденные при обыске. Архиереем назвал Константина и архимандрит Викентий — на очной ставке.
Малодушие Константина стало известно другим старообрядческим епископам, и они в письмах просили собрата не отрекаться перед властями от святительского сана.
Константин был отпущен домой в июне 1866 года. Его вынудили дать подписку, что впредь он не будет именоваться епископом. Через год дело архиерея закончилось. В ноябре 1867 года суд признал его виновным в устройстве моленной, но освободил от наказания.
Муки совести терзали Константина. И он отправил архиепископу Антонию письмо, в котором покаялся в великом преступлении — отречении от сана. И получил прощение.
Тюремное заключение окончательно подавило волю архиерея. Он совершенно устранился от всех дел. Однако церковное руководство стало требовать, чтобы епископ вернулся к управлению паствой. И с середины 1870-х годов Константин снова взялся за духовные дела.
Архиерею тяжело жилось в Верхнем Тагиле. Он не мог выезжать из дома. За ним был установлен надзор полиции и никонианского духовенства. Поэтому церковным служением епископ занимался с большой осторожностью.
Константин почил 18 сентября 1881 года, успев перед смертью принять схиму. Хоронить его приехали из Екатеринбурга священник Иоанн Попов и священноинок Трифилий (Бухалов), который недолюбливал усопшего. Он считал, что Константин, отказавшись именоваться епископом, отрекся от святительского сана.
К тому времени, когда Иоанн и Трифилий прибыли в Верхний Тагил, тело архиерея окоченело. Священноинок стал требовать, чтобы Константина погребали как простого чернеца. Но собравшиеся христиане упросили хоронить его как епископа. Тогда по церковному уставу Трифилий приступил к облачению почившего в святительские одежды.
И тут произошло чудо. Члены окоченевшего тела сделались гибкими, как у живого человека. Это потрясло Трифилия. Он раскаялся в своей неприязни к усопшему, плакал и все повторял:
— Жив человек!
Владыку Константина похоронили в Верхнем Тагиле на староверческом кладбище. На могиле был установлен деревянный крест и положена каменная плита. Сто лет назад могилу еще можно было увидеть.
Глава 52. Серапион Черемшанский
Волга-матушка, наша великая река, соединяет многие города, знаменитые не только в истории русского государства, но и в истории Русской Церкви.
На всем протяжении реки поныне существуют староверческие приходы — в Ржеве и Ярославле, в Костроме и Казани, в Самаре и Саратове, в Волгограде и Астрахани. На Волге стоит и Нижний Новгород — город, имеющий особое значение в истории старообрядчества.
В низовьях Волги, где процветала торговля хлебом, даже небольшие города — Сызрань и Хвалынск, Балаково и Вольск — были известны многолюдными общинами и великолепными храмами. Издавна уезжали отсюда в Москву, в Петербург самые богатые купцы. Например, староверы Мальцевы из Балаково[120], торговавшие по всему миру. Говорили, что они устанавливают цены на хлеб в самом Лондоне.
На реках Керженце и Иргизе — притоках Волги — располагались прославленные монастыри и скиты. Преемником Иргиза стали обители на речке Черемшан возле города Хвалынска[121], расположившиеся у подножия живописных гор, в местности, изобилующей целебными источниками.
