Ознакомительная версия.
Папа Иннокентий IV поставил вопрос о том, у кого есть фундаментальные права на владение собственностью и создание легитимного правительства: у христиан или у всех людей. В то время в определенных кругах было распространено ультрапапистское представление о том, что папа, как представитель Бога на Земле, является владыкой всего мира, из чего якобы следовало, что легитимной властью и законными владельцами собственности могут быть лишь те, кто признает папскую власть. Иннокентий осудил эти взгляды и провозгласил, что «собственность, владение и юрисдикция могут вполне законно существовать у неверных… ибо они созданы не для верных, а для всех разумных существ».[401] Его слова позже сослужили большую службу католическим теоретикам, развивавшим доктрину индивидуальных прав.
Терминология прав и философия прав с течением времени получила дальнейшее развитие. Особенное значение в связи с этим имели разгоревшиеся в начале XIV века споры о францисканцах, основанном в начале XIII века нищенствующем ордене, монахи которого бежали земных благ и давали обет бедности. После смерти св. Франциска в 1226 году и продолжения экспансии созданного им ордена некоторые полагали, что можно смягчить традиционное францисканское требование абсолютной бедности, потому что оно неразумно применительно к столь большому и географически распределенному ордену. Так называемые спиритуалы, или радикальные францисканцы, отказывались идти на компромисс; они утверждали, что абсолютная бедность есть подражание жизни Христа и апостолов и поэтому она является высшей и совершеннейшей формой христианской жизни. Сначала спор шел о том, действительно ли Христос и апостолы чуждались всякой собственности, но позже он трансформировался в важную и плодотворную дискуссию о природе собственности. В ходе нее были поставлены ключевые вопросы, которые будут занимать в XVII веке авторов трактатов о теории прав.[402]
Традиция естественных прав окончательно оформилась на Западе после открытия Америки и после того, как испанские теологи – схоласты подняли вопрос о правах аборигенов Нового Света (этот сюжет мы уже рассматривали выше). Эти теологи, кстати, часто ссылались на слова папы Иннокентия IV. Развивая мысль, что у американских индейцев есть естественные права, которые европейцы обязаны уважать, теологи XVI века основывались на очень старой традиции, берущей начало в работах канонистов XII века.
Таким образом, первой современной правовой системой Запада было каноническое право Католической церкви; именно в контексте этой модели сформировалась современная правовая традиция Запада. На западное уголовное право сильно повлияли не только принципы канонического права, но и идеи католических теологов, в особенности созданное св. Ансельмом Кентерберийским учение об искуплении. Наконец, та идея естественных прав, создание которой сразу в законченном виде долго приписывалось либеральным мыслителям XVII и XVIII веков, на самом деле принадлежит католическим канонистам, римским папам, профессорам католических университетов и католическим теологам. Чем больше мы изучаем историю западного права, тем яснее становится, насколько велико влияние на него Католической церкви и насколько справедливы притязания Католической церкви на звание его создательницы.
Глава 11
Католическая церковь и западная мораль
Неудивительно, что моральные стандарты Запада в основном сформированы Католической церковью. Многие важнейшие принципы моральной традиции Запада вытекают из католического представления о том, что человеческая жизнь священна. В древнем мире представления об уникальной ценности каждого человека (которой он обладает в силу того, что обладает бессмертной душой) не существовало. Более того, те, кто не был католиками, обычно с презрением относились к бедным, слабым и больным; иногда их даже бросали на произвол судьбы. Именно поэтому, как мы видели, католическая благотворительность стала для западного мира такой новостью и оказала на него такое влияние.
Католики искоренили обычай детоубийств, которые считались морально приемлемыми даже в античной Греции и Риме. Платон говорил, что если бедняк болен и больше не может работать, его следует оставить умирать. Сенека констатировал: «Мы топим увечных и слабых новорожденных».[403] Увечных младенцев мужского пола и вполне здоровых младенцев женского пола (они в патриархальных обществах ценились низко) часто просто оставляли умирать. В результате мужское население Древнего Рима превышало женское примерно на 30 %.[404] Церковь с самого начала осуждала такое поведение.
Убежденность Католической церкви в сакральности человеческой жизни проявляется и в том, что в западной культуре самоубийство осуждается, хотя в античности к нему относились по-разному. Аристотель критиковал обычай самоубийства, но другие древние философы, в особенности стоики, считали его разумным способом избежать физической боли и приемлемой реакцией на чувство безысходности. Многие известные стоики сами покончили жизнь самоубийством; ведь добровольный уход из земной жизни – это предельное выражение отсутствия привязанности к ней.
В трактате «О Граде Божием» св. Августин убедительно опроверг взгляды античных язычников, которые считали самоубийство благородным деянием: «Величие духа не стоит усматривать в том, когда кто-либо убивает себя лишь потому, что не в состоянии перенести или какие-нибудь житейские трудности, или чужие грехи. В самом деле, если наиболее слабым считается тот ум, который бывает не в силах перенести или грубого рабства, коему подвергается его тело, или невежественного мнения толпы, то наиболее великим по справедливости должен быть назван тот дух, который в состоянии скорее вынести бедственную жизнь, чем бежать от нее, и который, пребывая в чистоте и безупречности совести, презирает людское мнение, в особенности же мнение толпы, как правило, превратное».[405]
Августин указывает, что и Христос не одобрял самоубийства. Он мог бы рекомендовать своим последователям самоубийство как способ избежать мучений со стороны гонителей, но Он этого не сделал. Августин пишет: «Но так как Он не заповедовал, чтобы таким образом переселялись к Нему из этой жизни те, коим Он обещал обители вечные (Ин 14, 2), то какие бы примеры люди, не верующие в Бога, нам ни противопоставляли, ясно, что чтущим единого истинного Бога делать так непозволительно».[406]
Св. Фома Аквинский тоже рассматривал проблему самоубийства в трактате о справедливости, вошедшем в «Сумму теологии». Из трех его главных аргументов против самоубийства два основаны на разуме, т. е. не привлекают божественное откровение, но в заключение он говорит, что считает самоубийство абсолютно запретным по религиозным, католическим основаниям: «Жизнь есть божественный дар человеку и подчиняется власти Того, кто дает и отбирает ее. Поэтому тот, кто сам отбирает у себя жизнь, совершает грех против Господа, подобно тому, как человек, убивающий чужого слугу, грешит против хозяина слуги, или же как тот, кто судит о том, о чем ему судить не дано. Один Господь может судить о жизни и смерти, ибо сказано во Второзаконии 32, 39: «Я умерщвляю и оживляю».[407]
Можно обоснованно утверждать, что Католическая церковь действительно смогла привить своей пастве отвращение к самоубийству, хотя такого рода тезисы трудно подтвердить количественно. В начале XX века один исследователь обратил внимание на резкие различия в количестве самоубийств в католических и протестантских кантонах Швейцарии, а также на очень низкий уровень самоубийств в католической Ирландии, несмотря на крайне тяжелую жизнь ирландцев.[408]
Точно так же благодаря Католической церкви и учению Христа были запрещены гладиаторские бои, когда люди убивали друг друга для развлечения публики. Церковь, подчеркивающая ценность и достоинство каждого человека, не могла примириться с таким отношением к человеческой жизни. Жером Каркопино в «Повседневной жизни Древнего Рима» прямо пишет, что «кровавые бойни на арене прекратились по приказу императоров-христиан». Они были запрещены в западной части империи в конце IV века, а в восточной – в начале V века. Историк У. Лекки охарактеризовал историческое значение этого события следующими словами: «Вряд ли в моральной истории человечества была более важная реформа, чем запрещение гладиаторских боев – и это практически исключительная заслуга христианской церкви».[409]
Католическая церковь осуждала и ставшую со временем широко распространенной практику дуэлей. Те, кто одобрял этот обычай, полагали, что дуэли препятствовали распространению насилия тем, что институционализировали его, введя в рамки кодекса чести и обеспечив присутствие свидетелей. Это лучше, утверждали они, чем бесконечные стычки кровных врагов под покровом ночи и полное отсутствие уважения к человеческой жизни. Поскольку в полное исчезновение насилия могут верить только утописты, наилучший способ контролировать насилие – трансформировать его в наименее разрушительные для общественного порядка формы. Таковы были аргументы в защиту дуэлей.
Ознакомительная версия.
