В конце концов переговоры, по-видимому, зашли в тупик, и терпение василевса лопнуло. 18 октября Ольге просто дали прощальный обед. Еще раз говорить со строптивой «архонтиссой» Константин не пожелал. Свое раздражение «неуместными домогательствами и наглыми притязаниями» он выразил резким уменьшением суммы денежных даров: Ольге — в 2,5 раза, ее людям — на 30—40%, купцам — наполовину. Список приглашенных лиц из Ольгиной свиты подвергся сокращению, люди горе-жениха Святослава также не были позваны на пиршество[300]. Вероятно, уже на следующий день Ольга уехала[301]. «Переклюкать» Константина не получилось.
Договор 944 г., однако, оставался в силе, и в следующем, 958 г., после неоднократных стычек с отрядами Сайф-ад-Даула, Константин, по сообщению арабских источников, «начал мирные переговоры с соседними народами... Он заключил мир с властителями болгар, русов, турок [венгров], франков и просил у них помощи»[302]. Но его послы, если верить Повести временных лет, были встречены в Киеве более чем прохладно. В ответ на их просьбу поскорее прислать обещанные «челядь, воск и скору и вой в помощь» Ольга будто бы высокомерно возразила, что василевс безусловно получит все это, если соблаговолит постоять у нее в Почайне, как она стояла у него «в Суду». Подлинные слова княгини, вероятно, звучали более дипломатично, но факт остается фактом: послы Константина вернулись назад ни с чем[303]. Забыть обиду Ольга не захотела. К тому же в голове у нее зрел замысел нового церковно-политического альянса. В лице Ольги древнерусская политическая мысль постигла ту важную истину, что в конце концов на Царьграде свет клином не сошелся.
Глава 6
МЕЖДУ КОНСТАНТИНОПОЛЕМ И РИМОМ
Сообщение «Продолжения хроники Регинона Прюмского»
После статьи под 6463/955 г. о крещении Ольги Повесть временных лет кладет восемь «пустых» лет, как будто принятие княгиней христианства не имело никаких последствий для Русской земли — ни внутренних, ни внешних. Заполнить эту хронологическую лакуну отчасти помогает «Продолжение хроники Регинона Прюмского» (летопись Прюмского монастыря, располагавшегося в окрестностях города Трира в Верхней Лотарингии), где вперемежку с политическими событиями этого времени изложена следующая история:
«В лето от Воплощения Господня 959-е... Послы Елены, королевы ругов, крестившейся в Константинополе при императоре константинопольском Романе[304], явившись к королю [Отгону I, который вернулся во Франкфурт из похода против ободритов в октябре этого года], притворно, как выяснилось впоследствии, просили назначить их народу епископа и священников».
Императорская печать Оттона I
Под 960 г. (Продолжатель Регинона ведет отсчет нового года с Рождества, то есть по современному календарю это еще конец декабря 959 г.): «Король отпраздновал Рождество Господне во Франкфурте, где Либуций из обители св. Альбана [в Майнце] посвящается в епископы народу ругов достопочтенным архиепископом [гамбургско-бременским] Адальдагом».
Под 961 г.: «Король отпраздновал Рождество Господне в Регенсбурге... Либуций, отправлению которого в прошлом году помешали какие-то задержки, умер 15 февраля сего года. На должности его сменил, по совету и ходатайству архиепископа [майнцского] Вильгельма Адальберт из обители святого Максимина [в Трире], который, хотя и ждал от архиепископа лучшего и ничем никогда перед ним не провинился, должен был отправиться на чужбину. С почестями назначив его [епископом] для народа ругов, благочестивейший король, по обыкновенному своему милосердию, снабдил его всем, в чем тот нуждался».
Под 962 г.: «...В этом же году Адальберт, назначенный епископом к ругам, вернулся, не сумев преуспеть ни в чем из того, ради чего он был послан, и убедившись в тщетности своих усилий. На обратном пути некоторые из его спутников были убиты, сам же он, после больших лишений, едва спасся»[305].
Церковно-политические цели миссии Адальберта
История миссии Адальберта хорошо вписывается в обозначенную выше канву церковно-политической деятельности Ольги. Великая княгиня, разумеется, не могла удовольствоваться одним своим личным крещением — по сути единственным реальным результатом ее цареградской эпопеи. Не получив от Константина того, чего она желала, — церковной автокефалии для Русской земли и самостоятельного иерарха для Русской Церкви, — Ольга с необходимостью должна была обратиться за тем и другим к более сговорчивому государю, в чьей власти было удовлетворить ее требования.
Таким государем в то время был Отгон I. Талантливый военачальник и дальновидный политик, он еще при жизни удостоился от поэтов и историков прозвища Великий. Взойдя в 936 г. на саксонский трон при помощи могущественных герцогов этой страны, молодой король уже через три года усмирил всех непокорных вассалов и благодаря неизменному успеху своего оружия скоро превратился в вершителя судеб Западной и Центральной Европы. В 944 г. он подчинил себе Лотарингию и Бургундию, в 945 г. закрепился в Баварии, на соборе в Ингельхейме (948 г.) выступил третейским судьей в споре за трон Франции между представителями династий Робертинов и Каролингов, в 950 г. поставил в ленную зависимость чешского князя Болеслава, в 951 г. увенчал себя короной Италии и, наконец, в славный для него 955 г. одержал победы сразу над двумя наиболее страшными противниками саксов — венграми и полабскими славянами, разбив первых на реке Лехе, вторых на берегах Регнице.
Монограмма Отгона I. 970 г.
Выказывая неустанную заботу об обращении язычников, Оттон в 948 г. учредил в славянских землях за Эльбой пять новых епископий — в Хафельберге, Бранденбурге, Шлезвиге, Рибе и Орхусе (после 968 г. к ним прибавились еще епископия в ободритском Старграде/Ольденбурге и Магдебургская митрополия). Со второй половины 950-х гг. его взоры были устремлены на Рим, где он чаял обрести императорскую корону.
Тревога наших церковных историков, стремившихся правдами и неправдами оградить память святой княгини от упрека в заигрывании с «латинством», была совершенно напрасной. В обращении Ольги к Оттону «измены» греческому православию было не больше, чем в ее отказе прислать Константину «воев в помощь». История русско-германских отношений 959—962 гг. вообще не подлежит рассмотрению с этой точки зрения. Перед Ольгой не стояла проблема выбора «истинной веры»; и в 957, и в 959 г. она действовала в духе кирилло-мефодиевской традиции, которая признавала равночестность Константинополя и Рима. Римская Церковь должна была привлечь ее внимание хотя бы потому, что в миссионерской деятельности Ватикана имелся прецедент столетней давности по учреждению самостоятельной Мораво-Паннонской митрополии во главе со святым Мефодием. Немаловажным обстоятельством было и то, что Отгон, выступавший посредником в деле создания независимой Русской епископий исключительно в качестве светского государя, не мог, подобно византийскому «царю православия», ставить вопрос о церковно-политическом вассалитете Русской земли.
Как явствует из сообщения Продолжателя Регинона, Оттон быстро согласился на все условия «королевы ругов» и уже в конце декабря 959 г. назначил «епископом Руси» Либуция. У германского короля не было нужды обращаться в Рим за разрешением на организацию Русской епархии. Каноническая сторона дела была давно им улажена. По свидетельству Адама Бременского (70-е гг. XI в.), еще в 948 г. папа Агапит II (946—955) наделил гамбургско-бременского епископа Адальдага (который и посвятил Либуция в епископы) правом «назначать епископов для Дании и других северных народов». Семью годами позже сам Оттон получил от папы разрешение «устраивать епископии так, как[306] ему заблагорассудится». Следовательно, папа Иоанн XII, сменивший в 955 г. Агапита II на римском престоле, не имел никакого касательства к поставлению Либуция в русские епископы и был, вероятно, просто извещен Отгоном об этом назначении. Живое участие Отгона в учреждении Русской епархии, скорее всего, было обусловлено его притязаниями на императорскую корону. Король использовал прибытие русского посольства для того, чтобы лишний раз показать папе, что он de facto осуществляет императорские прерогативы в том виде, как их понимали на Западе со времен Карла Великого, то есть покровительствует Церкви и ведет активную миссионерскую деятельность[307].
Та неспешность, с какой «епископ Руси» снаряжался в свою епархию, также свидетельствует, что страна «королевы ругов» не представляла для Отгона непосредственного практического интереса. Отправлению Либуция, по словам Продолжателя Регинона, помешали «какие-то задержки», как видно не имевшие разумного объяснения. Верно, епископ не очень-то торопился, а король не очень-то поторапливал. Примечательно, что Адальберта, облаченного в епископскую мантию после внезапной смерти Либуция, новое назначение повергло в уныние. Этот придворный канцелярист[308] почел себя незаслуженно обиженным, ведь он «ждал от архиепископа лучшего и ничем никогда перед ним не провинился», а теперь вот «должен был отправиться на чужбину». С таким настроением едут в изгнание...
