Сергей Цветков - Русская земля. Между язычеством и христианством. От князя Игоря до сына его Святослава

535

Полное название этого сочинения звучит так: «Слово святого Григория (Богословца) изобретено в толцех о том, како първое погани суще языци кланялися идолом и требы им клали; то и ныне творят».

См.: Ветухов А. Заговоры, заклинания, обереги и другие виды народного врачевания, основанные на вере в силу слова // Русский филологический вестник. СПб., 1902. Вып. 1/2. С. 188.

Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М, 1994. С. 450.

См.: История Древнего Востока. Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации. М., 1988. Ч. 2. С. 153.

Как отмечает В.Н. Топоров, в перечне богов, поставленных князем Владимиром в Киеве «вне двора теремного» («Перуна... и Хърса, Дажьбога, и Стрибога и Симаргла, и Мокошь»), «имена Хорса и Дажьбога... единственные среди всех соединены (или разъединены) «нулевым» способом: между ними нет ни союза и ни точки» (Топоров В.Н. Святость и святые в русской духовной культуре. М., 1995. С. 526).

Н.М. Гальковский считал Макошь общеславянским божеством. Чехи, по его словам, «почитали Мокошь божеством дождя и сырости, и к нему прибегали с молитвами и жертвоприношениями во время большой засухи» (Гальковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычества в древней Руси. М., 1913. Т. 1. С. 33). Но чех Л. Нидерле указал только некоторые топонимические признаки Макоши в Польше (объясняя их русским влиянием) и добавил, что «нигде более она не известна» (Нидерле Л. Славянские древности. 1.1— IV. М., 1956. Т. 11. С. 122).

См.: Рыбаков В.А. Язычество древних славян. С. 608.

См.: Топоров В.Н. Боги древних славян // Очерки истории культуры славян. М., 1996. С. 169, 173—174.

Подобное представление о душе сохранялось еще многие столетия после крещения Руси. Когда в 1533 г. умирал московский государь Василий III (отец Ивана Грозного), окружающие увидели, как с последним вздохом «дух его отошед, аки дымец малый». То есть они успели заметить некое облачко, отлетевшее от уст умирающего Василия. Им не померещилось — просто москвичи XVI в. все еще были уверены, что так оно и должно быть.

Крада — погребальный костер, «громада дров велия», как перевел этот термин переяславско-залесский летописец начала XIII в.

См.: Шмурло Е.Ф. Курс русской истории. С. 89—90.

Обычай похищения девиц сохранился в России до XIX в. В Витебской губернии молодые парни и девицы из раскольничьих семей, заранее сговорившиеся о брачном союзе, на Масленице собирались в питейный дом на обрядное гулянье — кирмаш. Оттуда жених с невестой, севши в сани, отправлялись в лес к заветному дубу и объезжали его три раза — на этом обряд венчания заканчивался. В Люценском уезде пары с той же целью трижды объезжали огромное озеро. На древность этого обряда указывает известие о Степане Разине, который на Дону венчал пары, водя их вокруг деревьев, а также слова митрополита Кирилла (XIII в.): «В пределах новгородских невесты водят к воде и ныне не велим тому тако быти или то проклинати повелеваем».

«От этих двух форм брака, хождения жениха и привода невесты, идут, по-видимому, выражения брать замуж и выдавать замуж...» (Ключевский В.О. Сочинения: В 9 т. Т. I. С. 136).