В ночь с 11 на 12 марта сгорела еще 1 палатка от осветительной ракеты. Было уничтожено все имущество в палатке.
При сопровождении колонны водитель автомобиля «Урал» не справился с управлением, и машина съехала в кювет, при этом был поврежден водяной радиатор и 7 шприц-тюбиков промедола.
«Посмотрел на него последний раз…»
Андрей Актаев, контрактник:
– Март был самым тяжелым временем для нашей роты: слишком большой участок контролировали. Командир роты от нас забрал первое отделение механов и расположился внизу, у подножия горы. Там оборудовал позиции. Каждый день большая часть взводов спускалась вниз рыть окопы. Что за глупость, я до сих пор понять не могу. На позициях оставалось по два-три человека. Если бы духи знали, то могли бы практически сразу занять господствующие высоты. О потерях, которые могли быть, я уж не говорю. Мы-то ладно, а вот первый и второй взводы днем копают, а ночью бодаются с боевиками.
Ротный сформировал отделение снайперов, поставил их на высоту, ближнюю к селу.
Во второй взвод дали двоих саперов. Поставили они пару «монок» на растяжку. С утра после перестрелки пошли смотреть. Один из них снял растяжку, свою или не свою – сказать не могу, но ногу одному из них по колено оторвало. Мы ему промедол вкалывали, когда ребята его через нас проносили. Из первого взвода парень в ночном бою получил ранение в ногу.
Двенадцатого марта ночью я с Романом Жулановым, как обычно, заступили в караул с трех до шести утра. Сидели у костра, он рассказывал, как был миротворцем в Таджикистане. С начала второй кампании Роман воевал в 752-м полку, разорвал контракт, по какой причине – я не спрашивал. Дома побыл месяц, приехал уже к нам.
В шесть утра разбудили смену и улеглись спать. Часов в 10 забегает в нашу землянку контрактник, мы его Вжиком звали, и кричит: «Духи! Их взводник держит!» Получилось так, что с утра из первого взвода проходили ребята вниз окопы рыть, они-то и сказали, что чуть выше наших позиций тропинку, по которой они шли, как будто бы кто-то подмел.
Взводник взял Вжика и пошел проверять. Метрах в 70 от наших позиций в ложбине расположились боевики. Взводник завязал бой, а Вжику велел бежать за взводом. Похватали разгрузки, оружие и бегом туда. Нас человек десять было, их примерно столько же. Но у нас выигрышная позиция: мы наверху.
Завязался бой. Ромка выдвинулся немного вперед. Около пенька он вел огонь по боевикам. Те, отстреливаясь, перебежками от дерева к дереву начали отходить в сторону села. Взводный мне приказывает: «Давай вниз, до ротного, ты знаешь, где растяжки».
А боевики отходят как раз на тропинку, которая идет вниз и по которой мы ходили.
В то же время, увидев, что Ромка лежит у пенька и не стреляет, взводный кричит: «Выносите раненого!» Я в это время уже бежал вниз. Как скатился с горы, где на заднице, где на брюхе – помню смутно.
Спустился, прибежал к ротному. Тот о прорыве боевиков уже знал. Старшина с несколькими бойцами начали подниматься и наткнулись на боевиков. Завязали бой. Духи отступили и поперлись на высоту, где стояло отделение снайперов. Там ребята их встретили: двоих сожгли из «Шмеля», одного сняли из «СВД».
Я взял батареи к радиостанции и с пареньком из первого взвода начали подниматься обратно. Поднялись. Бой уже закончился. Ромка лежит на плащ-палатке, укрытый другой. Тут я и понял, что Ромки – все, нет. Отогнул плащ-палатку, посмотрел на него последний раз. Ничего не изуродовано, только затылок весь в крови.
Уже потом, как приехал домой, ездил к нему на могилу. Разговаривал с матерью, его старшей сестрой, младшим братом. Говорили, что когда привезли, то на лице у него только одна дырочка была над бровью. Может быть, снайпер стрелял. На шальную пулю не похоже.
В тот же день, ближе к вечеру, ребята из первого взвода доволокли до нас на плащ-палатке раненого боевика. Тот был без сознания, да и признаков жизни не подавал. Мы его вниз спускали. Запомнилось, что он был весь исхудавший – кожа да кости. Раньше смотришь на фотки боевиков, которые находили, так там такие кабаны были… Видать, неслабо мы их в горах зажали, что они даже питаться нормально не могли. После этого боестолкновения вниз копать окопы ротному больше никого не отправляли. Пошла, видно, наука на пользу. Тем более, что чуть позже был еще один «двухсотый» во втором взводе…
Александр Шмелев:
– После Грозного в полку всю разведку поменяли, они убили кого-то не того, на каких-то действиях, и всю роту домой отправили. Две недели всего воевали парни в том составе. В разведке текучка была очень большая.
Однажды, числа не помню, было лунное затмение. Я по рации дал свои координаты, минометному расчету сначала Танги-Чу осветить. «Мы не можем, у нас заряды отсырели». Связываюсь с артполком. «Для нас это слишком близко». Вот и все… Я тогда осветил селение своими ракетами, и надо было слышать, что там творилось. Я по ним из «Утеса», страшные пули из него вылетают… Видел, как боевики бежали из села…
Из дневника Алексея Горшкова:
11.03.2000 г.
«Чехи» ночью под покровом тумана подошли вплотную к позициям 1-го взвода и открыли огонь из гранатометов и пулемета. Наши встряли в бой. Бой слышали на все ущелье эхом. Помочь нашим не могли, так как между нашими сопками 1 км в ширину и вниз 600 м река… До утра вслушивались в звуки перестрелки. Сегодня утром по «Р-159» связались с КНП и узнали, что 1-й взвод отбился, убитых нет. А вот духам повезло меньше – трое остались на месте боя, другие отступили в ущелье.
12.03.2000 г.
На левом фланге стоит 1-я рота, вторые сутки идет бой. Там «чехи» прорвались в Комсомольское, где их заблокировали. У 1-й роты в месте прорыва за 1 час боя погиб почти полностью весь взвод (15 человек против 400–500 бандитов – исход ясен). Всех погибших представили к наградам, весь взвод…
В полк приходили новые бойцы…
«Попросился в полковую разведку…»
Владимир Якуба, зам. командира взвода разведывательной роты, старший сержант:
– Срочную я служил в отдельном моторизованном батальоне спецназа милиции, в 1991–1992 годах, был в Нагорном Карабахе. Когда погибли двое моих друзей, служивших в нижегородском СОБРе, я их похоронил и решил ехать в Чечню. Тогда даже не интересовался, что там платят. Но сразу поехать не удалось. В троллейбусе не хватило рубля на билет, и на меня составили административный протокол. Началась какая-то волокита, меня тормознули на работе, потом я стал ругаться, что еду в Чечню, а меня из-за какого-то рубля не отпускают.
Наконец в начале января 2000 года попал в 84-й отдельный разведбат. Скоро батальон стали выводить из Чечни, и я попросился в 245-й полк – он стоял недалеко от нас в поле. Попросился в полковую разведроту. Взводов было три, но в каждом всего человек по десять. Командиры то и дело менялись, да и контрактники – редко кто задерживался больше чем на месяц. Публика там была колоритная. Один, помню, приехал шифер на крышу заработать, другой – на рубероид. Был даже один армянин из Москвы, по кличке Сэм, он сбежал на войну из института, хотел себя испытать. Отец нашел его у нас, но он все равно остался с нами. Мы ребят из других взводов практически не видели, только знали, что они есть, в палатке всей ротой собирались очень редко.
Начались сопровождения колонн на Ханкалу, зачистки, ходили в горы, на засады. Сначала было страшно, а потом ничего, стал привыкать. Скоро меня назначили зам. командира взвода, дали звание старшего сержанта. Потом, правда, его лишали несколько раз за некоторые провинности.
В засаду в горы уходили группой по несколько человек, на несколько суток. Командир нашего взвода, Виталий Дребезов, только что из военного училища, мы его учили азам разведки, а он меня научил карту читать, теории разведки, пока мы с ним вместе в засаде лежали. А то до всего приходилось доходить самоучкой. Шли по хребту, все сырые, промерзшие, спали на снегу, чем-нибудь накрывшись. Я ботинки однажды так посушил, что вместо 42-го стал 38-й размер. Кто-то из ребят дал мне один старый ботинок, потом – добыл и второй.
Мне формы хватило только на четыре месяца, а потом новую пришлось самому добывать. Такая армия. Когда форма совсем износилась, как раз в расположение роты с гор привезли несколько трупов чеченцев, лежали они на взлетке. С них все сняли – берцы, камуфляж.
Закончился первый контракт через полгода, и мне дали отпуск. Заодно надо было в гарнизоне какие-то бумаги подписать, чтобы получить орден Мужества за бой, когда погиб Петя Захаров, мой командир в разведбате. Я никого по этому поводу искать не стал, плюнул и поехал за одеждой – ребята из роты много чего наказали. Вез трусы, носки, майки, разгрузки, от жен и родителей. Спрашивали меня, как питание: «Не волнуйтесь, хорошо, мяса едим больше, чем вы здесь». Однажды тридцать четыре барана настреляли, вся рота с мясом была, рыбу глушили – мы гранаты в пруд, а Сэм ее собирает. Ныряет, мы гранаты кидаем, он ругается, что они уже взрываются, хотя он рыбу еще не достал. В горах летом находили много грибов – сыроежки, маслята. У нас с собой было много лапши «Доширака», сготовим ее с грибами на огоньке, наелись, и ничего нам было больше и не надо. С питанием мы не сильно тужили. В горах находили блиндажи и с одеждой, медикаментами. Помню, нашли один шприц, там надпись на русском языке, что полкубика от высокой температуры, больше вколешь – от какой-то другой болезни.
