и 7 февраля 1920 г. по постановлению Иркутского ревкома расстрелян».
В июне 1919 г. в период обороны Петрограда от наступления войск генерала Юденича Сталин, посланный на фронт в качестве особуполномоченного ЦК РКП(б), докладывая Ленину об успехах отражения атак противника, писал в телеграмме:
«...при этом наши захватили пленных, которые подлежат торжественному расстрелу» [188].
Ленин с воодушевлением воспринял это сообщение как очередную победу над благоразумием. Такие примеры варварского отношения к пленным не единичны. Они всегда были результатом победной поступи советской власти.
Крымская трагедия военнопленных, следовательно, не является чем-то новым и неизведанным событием, она лишь отличается от всех прежних своими колоссальными размерами и небывалым размахом.
Трагедии предшествовала радиограмма командующего фронтом Фрунзе от 10 ноября 1920 г. Армии Врангеля предлагалось сложить оружие и прекратить сопротивление, при этом обещалась амнистия солдатам и офицерам Белой армии:
«Ввиду явной бесполезности дальнейшего сопротивления Ваших войск, грозящего лишь бессмысленным пролитием новых потоков крови, предлагаю Вам немедленно прекратить сопротивление и сдаться со всеми войсками армии и флота, вооружением и всякого рода военным имуществом.
В случае принятия Вами означенного предложения Реввоенсовет армии Южного фронта на основании представленных ему центральной Советской властью прав гарантирует сдающимся, включительно до лиц высшего комсостава, полное прощение в отношении всех поступков, связанных с гражданской борьбой. Всем не желающим остаться и работать в социалистической России будет дана возможность беспрепятственного выезда за границу при условии отказа на честном слове от дальнейшей борьбы против рабоче-крестьянской России и Советской власти.
Ответ ожидаю до 24 часов 11 ноября с.г. Моральная ответственность за все возможные последствия, в случае отклонения делаемого честного предложения, падет на Вас.
М. Фрунзе».
11 ноября было обращение Реввоенсовета Южного фронта к офицерам, солдатам и матросам армии Врангеля с призывом переходить на сторону Красной армии. Предлагая сдаваться, Реввоенсовет предупредил, что в случае отказа:
«...Красная армия в потоках вашей крови утопит остатки крымской контрреволюции. Но мы не стремимся к мести. Всякому, кто положит оружие, будет дана возможность искупить свою вину перед народом честным трудом...»
В этот же день был издан «Приказ Реввоенсовета Южного фронта об успешном продвижении войск Красной армии в Крыму и об отношении к пленным». В нем указывалось:
«Солдаты Красной армии! Наши доблестные части, прорвав укрепленные позиции врага, ворвались в Крым... РБС Южного фронта послал радиограмму Врангелю, его офицерам и бойцам с предложением сдаться в 24 часа, срок, который обеспечивает сдающимся врагам жизнь и желающим — свободный выезд за границу... РВС Южного фронта призывает всех бойцов Красной армии щадить сдающихся и пленных. Красноармеец страшен только для врага. Он рыцарь по отношению к побежденным» [189].
Эти щедрые обещания и небывалая напыщенность фразы тогда, похоже, никого еще не насторожили.
В этот же день, не ожидая ответа Врангеля, Фрунзе приказал развернуть наступление армии по всему фронту и преследовать отступающую, не сопротивляющуюся Белую армию [190]. С этого дня последовала массовая сдача в плен солдат и офицеров, которым, по всей вероятности, стало известно обращение Реввоенсовета фронта с предложением прекратить сопротивление, сложить оружие и с обещанием прощения. Радиограмму же от Фрунзе Врангель якобы скрыл от своих войск и не дал на нее ответа в указанные 24 часа, когда Красная армия возобновила наступление.
С учетом сложившейся на фронте ситуации может возникнуть вполне естественный вопрос: приняла ли Белая армия ультиматум командующего Фрунзе и Реввоенсовета фронта и согласилась ли с предложенными условиями? Безусловно, да, поскольку солдаты и офицеры прекратили сопротивление и сдались в плен в районе крымских перешейков, а также позже многие явились на регистрацию в разных городах Крыма и отдали себя на милость победителей. Они полностью выполнили требования командования Красной армии и действовали в соответствии с Международной конвенцией «О законах и обычаях сухопутной войны». Все остальные офицеры, генералы и сам командующий армией Врангель ультиматум выполнили частично. Они прекратили сопротивление, что было главным условием, оставили почти все вооружение и военное снаряжение и, не тронув города, военные сооружения и базы, покинули Крым. Можно предъявить претензии к генералу Врангелю за то, что он, молчаливо согласившись с основными требованиями ультиматума, ответа Фрунзе не дал, а армию эвакуировал за границу. Но солдаты и офицеры, которые выполняли приказы своих командиров и оказались вне своей родины, не могут быть ответственны за это, в чем потом чекисты пытались обвинять возвращенцев.
Ленин с присущей ему грубостью и жестокостью весьма характерно отчитал Реввоенсовет и командующего за их радиограммы Врангелю и войскам Белой армии:
«Шифром по прямому проводу. 12.XI-20 г. РВС Южфронта. Копия Троцкому. Только что узнал о Вашем предложении Врангелю. Крайне удивлен непомерной уступчивостью условий. Если противник примет их, то надо реально обеспечить взятие флота и невыпуск ни одного судна; если же противник не примет этих условий, то, по-моему, нельзя больше повторять их и нужно расправиться беспощадно. Ленин» [191].
Эти, по существу, выговор и указания были заведомо невыполнимы в части «реального обеспечения взятия флота и невыпуска...», поскольку, во-первых, если бы армия и согласилась сдаться, то те около 100 тыс. беженцев, находящихся в портах Крыма, которые во что бы то ни стало стремились уйти от большевистского террористического режима, не оставили бы корабли, направляющиеся к берегам Турции. Во-вторых, в обстановке, когда в портах были сосредоточены большие военно-морские силы Белой армии, а на рейдах стояли военные корабли Антанты, военно-морские силы Красной армии были ничтожны и не могли предотвратить выезд эмигрантов за границу на кораблях, о которых так заботился Ленин.
Что касается рекомендаций о беспощадной расправе, то об этом Ленин напрасно беспокоился. В период гражданской войны, да и после ее окончания, он столько раз требовал, рекомендовал и напоминал о беспощадной расправе, что об этом знали все до последнего рядового красноармейца, а потому пощады не допускали.
(Любопытно, выдвигали бы норвежские социал-демократы кандидатуру Ленина перед Нобелевским комитетом для присуждения ему Нобелевской премии, что сделали они в ноябре 1917 г., если бы знали реальные «заслуги»
