и стабильно. Национальная конференция, по мнению дона Вито, была лучшим форумом, чтобы представить себя и Карло Гамбино в качестве новых боссов остальной элите Коза Ностра.
Другим важным пунктом повестки дня была выработка политики по борьбе с новым более строгим федеральным законом о наркотиках — законом Боггса-Дэниелса — и по борьбе с сицилийскими импортерами героина. Прежде чем сержант Кросвелл прервал их заседание, крестные отцы на словах заявили о полном запрете на торговлю наркотиками, объявив, что наказанием для людей, занимающихся наркоторговлей, может стать высшая мера наказания мафии. Со временем запрет стал соблюдаться выборочно, если вообще соблюдался, поскольку доходы от наркотиков были огромны. Некоторые боссы, помня частые предостережения Фрэнка Костелло об опасности глубокого вовлечения в наркобизнес, неоднозначно относились к тому, как решить этот вопрос. Деньги от наркотиков были слишком заманчивы, чтобы жадные доны и их приспешники могли от них отказаться. Больше всего они боялись, что суровое тюремное наказание, предусмотренное новым законом, может побудить солдат, которым грозит смертная казнь, спасать свои шкуры, становясь информаторами. Кроме того, существовала вероятность того, что торговцы сами станут наркоманами и подорвут дисциплину и секретность. И наконец, существовала проблема связей с общественностью. Большинство операций мафии, особенно азартные игры, негласно одобрялись равнодушной публикой, но широкое распространение наркотиков могло вызвать возмущение общественности и требования более бдительного правоприменения.
«Они знали, что новый закон вызовет проблемы, и это был точный прогноз, — говорит детектив Ральф Салерно. — Указ о борьбе с наркотиками на самом деле означал, что если ты замешан в этом, то не компрометируй других ребят, если тебя увидят с ними во время совершения сделок с наркотиками». Это был главный призыв к войскам — работайте в одиночку, не подвергая опасности семью».
Последним действием крестных отцов перед вмешательством полиции штата было «закрытие книг», временное прекращение приема новых членов, а лидерам рекомендовалось вычеркнуть из своих списков неквалифицированных мафиози. Они знали, что один из приспешников Анастазиа продавал членство в его боргате за 40 000 долларов и таким образом принимал в свои ряды непроверенных и недостойных людей. Новый запрет на членство, с небольшими исключениями для близких родственников лидеров, продержался во многих семьях двадцать лет.
Джо Бонанно находился за пределами страны, возвращаясь из поездки в Италию, когда Вито Дженовезе организовал вторую конференцию в Апалачине. За год до этого Бонанно председательствовал в доме Барберы, где проходило спокойное национальное собрание. В своих мемуарах Бонанно утверждал, что был против встречи 1957 года, потому что она нарушала установленный протокол о массовом собрании каждые пять лет, и было слишком рискованно собираться через год на том же месте. Другие боссы считали, что Бонанно был раздосадован тем, что с ним не посоветовались по поводу второй встречи, и что его влиятельное положение в Нью-Йорке и в стране оспаривал выскочка Дженовезе.
В своей автобиографии Бонанно утверждал, что был в Апалачине на частных посиделках, но бойкотировал большую встречу в доме Барберы. Полиция штата, как он утверждал, по ошибке опознала его, потому что один из его грузчиков, которого остановили, использовал водительские права Бонанно. Его объяснение было опровергнуто в конфиденциальном отчете о полицейском рейде, подготовленном для тогдашнего губернатора Нью-Йорка Аверрелла Гарримана. В отчете говорилось, что полицейские нашли смущенного Бонанно, бредущего по кукурузному полю, прилегающему к владениям Барбера, и что он сказал им, что «навещал» больного друга.
Покушение на убийство Фрэнка Костелло в 1957 году, убийство Альберта Анастазиа , катастрофа в Апалачине — все это произошло в течение шести месяцев — впервые после слушаний Кефаувера шестью годами ранее заставило мафию вновь оказаться в центре внимания общественности. На представителей правоохранительных органов вновь стали давить, требуя объяснений загадочной последовательности событий, завершившихся в Апалачине. Возникли очевидные и тревожные вопросы: Кто созвал всех этих отъявленных гангстеров на массовое собрание? Какова была его цель? И насколько могущественна эта группа?
Федеральное большое жюри предъявило обвинения двадцати семи участникам собрания в Апалачине, и двадцать из них были осуждены за сговор с целью лжесвидетельства и препятствования правосудию. Приговоры были единогласно отменены апелляционным судом на основании недостаточности доказательств заговора и лжесвидетельства. Главной причиной, указанной в судебном решении, стала широко распространенная наивность, царившая в то время в системе уголовного правосудия, относительно существования Комиссии и методологии мафии. Отметив «странный характер» собрания в Апалачине, коллегия из трех судей сочла, что «обычный опыт» не допускает мысли о том, что преступный заговор может быть вынашиваем в таком большом, казалось бы, несекретном собрании. Возможно, судьи и приняли правильное решение, сославшись на отсутствие доказательств по делу, но, как и большинство юристов того времени, они были явно не в курсе операций мафии и ее мотивов для встречи. Единственной причиной совещаний в Апалачине были заговоры и планы преступной деятельности.
Даже после Апалачина Дж. Эдгар Гувер, самый известный в стране эксперт по правоохранительным органам, все еще публично отрицал существование мафии. Однако в частном порядке вице-король ФБР был унижен тем, что после Апалачина похвалы удостоился его осведомленный заклятый соперник, глава Бюро по борьбе с наркотиками Гарри Анслингер. В одночасье Анслингер был признан прессой лучшим авторитетом в правоохранительных органах по вопросам организованной преступности. Гуверу пришлось отвечать. Как обычно, не признавая прежних ошибок и не упоминая запретное слово «мафия», он отдал приказ о начале программы по нагону преступников по образцу одного из своих успехов в области связей с общественностью — «Десяти наиболее разыскиваемых списков» ФБР. Каждое бюро ФБР должно было выявлять и добиваться судебного преследования «десяти главных хулиганов» в своей юрисдикции. В терминологии Гувера «хулиганы» были кодовым названием мафиози. Для агентов в Нью-Йорке, Чикаго, Филадельфии и других крупных городах придумать десять целей было проще простого. Но бюро в штатах, куда никогда не ступала нога Коза Ностра, — Вайоминге, Айдахо, Монтане, Айове, Юте, Небраске и многих других — выполняли приказ Гувера, задерживая мелких преступников и малолетних правонарушителей. В рамках программы были задержаны десятки мелких букмекеров и азартных игроков, но общий эффект от арестов оказался бессмысленным.
Другой шаг Гувера был подпольным и более эффективным в плане сбора разведывательной информации, но он был незаконным. Он издал конфиденциальные инструкции по «работе с черными мешками» — так ФБР называло установку «жучков» без разрешения суда в местах скопления подозреваемых мафиози. В директиве, адресованной специальным агентам региональных отделений, он велел им использовать «необычные методы расследования» — эвфемизм для электронного наблюдения.
Это было непростое задание, поскольку большинство агентов и начальников бюро почти не знали, как устроена мафия и где ее лидеры
