шляхты, прежде чем он не вызван законным образом в суд. Сенаторы разно смотрели на это обстоятельство: некоторые
[105] полагали, что не следует каким либо примером сокращать шляхетскую свободу, но большая часть из них обращала особенное внимание на военное время; так как король занят приготовлением к походу, и почти живет в лагере, то разбирательство этого дела должно производиться не обыкновенным судом, а скорее военным; только те, говорилось далее, могут пользоваться означенною привиллегиею, которые имеют не запятнанную славу; что же касается до таких, преступность которых обнаружилась в целом ряде злодеяний и подтверждается собственным признанием, такие люди уже сами своим образом жизни сделали себя недостойными привиллегий шляхетства и даже самого звания шляхтича. Вследствие этого, Осцику приказано было отвечать вторично, и он дал записку, приготовленную им на этот случай раньше, чтобы прочесть ее публично. Признаваясь в ней, что сносился с неприятелем и подавал ему надежду убить при удобном случае короля, он старался оправдывать себя тем, что, как говорил, был вынужден к тому бедностью и большими долгами и имел в виду только выманить таким способом сколько нибудь денег от неприятеля, и на коленах просил помилования.
Над сознавшимся в преступлении, а также и над евреем была совершена по обычаю предков смертная казнь; слугам было объявлено помилование за раскрытие такого преступления.
В это время в Вильну прибыла венгерская пехота. Король приказал ей идти сухим путем до Постава; там они должны были садиться с пушками и другими тяжелыми военными снарядами на суда, плыть по течению реки в Дисну, а оттуда взяв и другие пушки, которые он раньше, возвращаясь из Полоцка, оставил там, отправляться к Витебску вверх по реке Двине. В Вильне Павел Уханский, который был посылан королем к папе и теперь воротился, поднес королю меч, освященный папою с известными церемониями. [106]
Отправившись затем из Вильны, король прибыл 8-го июля в село Щудут (Scidutum), в пяти милях по сю сторону от Чашников, и разместив войска по соседним деревням, сам расположился в указанном месте. Пока не собрались прочие ожидаемые войска, он здесь держал совет, чтобы обсудить какой избрать план войны и куда лучше всего во время этого похода направиться с войсками.
По этому вопросу заявлены были различные мнения, из коих три заслуживали наибольшего внимания. Одни полагали, что нужно идти к Пскову, другие — к Смоленску, а третьи были того мнения, что нужно идти к Великим Лукам. Первое мнение, по которому указывалось на Псков, опиралось на тех же самых основаниях, которые были высказаны раньше пред экспедицией к Полоцку, а равным образом и опровергаемо оно было теми же самыми соображениями, как и прежде, именно, что это путь слишком далеко заходящий в неприятельскую землю, что тыл наших войск будет не защищен, если так много крепостей будет оставлено позади, без всякой опоры для нас по близости, что Литва будет предана на жертву неприятелям; и наконец, главным образом, тем, что уже слишком далеко отошли от Псковской дороги. Однако, это первое предложение было во второй раз не столько отвергнуто, сколько отложено до другого более удобного времени.
Что же касается до тех, которые предлагали идти к Смоленску, то их увлекали к тому главным образом многолюдство и богатство этого города, равно как и слава прошлых дел здесь совершавшихся, наконец самая цель войны, состоявшая в возвращении потерянных областей и надежда, что вследствие присоединения к Польше такой твердыни, и вся Северская область, одна из самых обширнейших, должна будет поступить под ее власть.
Против этих доводов возражали те, которые советовали [107] идти на Луки, говоря, что, идя к Смоленску, слишком далеко придется отойти от реки Двины и Ливонии, для освобождения которых главным образом и предпринята эта война, между тем как Северская область не может быть сравнена с Ливонией ни по многолюдству городов, ни по выгодам местоположения, ни по образованности соседних народов; Луки находятся как бы в предсердии Московского княжества, представляя пункт удобный для нападения на другие области, на какие только угодно будет потом направиться; помещенный там отряд войска будет находиться в равном расстоянии от неприятеля и весьма легко будет его удерживать, захочет ли он идти на Литву по Смоленской дороге или на Ливонию по Псковской, так как отсюда открыта одинаково дорога к Смоленску и к Пскову, поэтому-то и великий князь обыкновенно стягивает сюда свои войска, потому что при одинаковой близости окрестных владений, он отсюда может самым удобным образом напасть на ту область, которая покажется ему всего более подходящею. Король, как уже указано было и раньше, склонялся на сторону этого мнения; если же он в течении столь долгого времени не заявил об этом публично ранее, то это случилось по той причине, что он понимал необходимость предосторожности, чтобы каким нибудь образом его планы не дошли между тем до неприятеля, а также в виду того, что какое нибудь новое обстоятельство могло подать повод к изменению его намерений.
Поэтому-то король и велел собираться войску в Чашниках; здесь на месте, из которого весьма удобно можно было достигнуть Смоленска или же Лук, находившихся почти на таком же расстоянии, следовало принять окончательное решение согласно с настоящими обстоятельствами; он кроме того хотел как можно более отклонять неприятеля от всякой догадки о действительном своем намерении. Ради этой последней цели, в грамотах, которые писались к Московскому [108] царю, сверх Ливонии и Полоцка тщательно отмечался в королевском титуле и Смоленск, как принадлежащий Польше на основании древнего права: опасаясь нападения с этой стороны, неприятель, конечно, оставил бы без внимания ту, которую преимущественно король хотел видеть для себя открытою. Когда разошлась рада, король стал заниматься деланием смотров войскам и вызвал сперва эскадроны польских всадников, которые служили еще под Гданском и Полоцком и теперь находились по близости на зимних квартирах. Король сверх обыкновения с большим тщанием, чем когда либо прежде, относился к смотру: находясь на близ лежащем холме, он рассматривал каждого по одиночке, в то время как солдаты проходили по узкому мосту. Однако, только у очень немногих отобраны были лошади, а вообще во всех эскадронах имело очень хороший вид как люди, так и подбор лошадей и оружия. После польских всадников, были выведениы новобранцы последнего недавнего набора.
Среди их находились всадники и пехотинцы, набранные, как мы выше сказали, Замойским. Тут было не мало лиц сенаторского звания: иные из них большую часть жизни посятивши военной службе и уже давно оставив ее, теперь вызвались к ней добровольно снова; иные уже прежде сами командовали войсками; не мало
