раздражал никакими неприязненными и несправедливыми действиями Москвитян; тоже обещает и их великий князь; он возвратится в свою столицу и повсюду воспретит своим всякие насилия и обиды; между тем с обеих сторон пусть будут приняты меры к тому, чтобы отправить послов, устроить согласие и мир, дабы государи могли сложить с себя оружие и все избавились от страха.
В конце своих грамот они извиняли то, что Василий Лопатинский, чрез которого король объявил Московскому царю войну, до сих пор задержан у них [87]. Они заявляли, [101] что как скоро тот и другой (государи) вернутся в свои столицы, то они постараются, чтобы он был немедленно отправлен обратно к королю с наказами о мире. Сделал это Московский царь по примеру, введенному во времена Сигизмунда Августа Литовцами, ибо всякий раз, когда король предполагал послать к Московскому царю послов, литовские паны сперва отправляли письма к московским боярам, в которых просили, чтобы они выправили от своего государя охранную грамоту для тех послов, которые прийдут.
Обсудив это, выше названные литовские сенаторы отвечали в таком смысле, что они много говорили о мире с королем и что он, как христианский государь, выше всего ценит мир и согласие между соседями и особенно между соседями христианскими, что он начал войну будучи вызван к тому тяжкими оскорблениями со стороны Московского царя, не ради чего другого, как ради мира, и будет вести ее до тех пор, пока великий князь их не даст ему возможности заключить справедливый мир, что королю всетаки нет никакого основания посылать к их государю послов, так как не считает себя в праве кого либо из своих подданных подвергать обидам и оскорблениям со стороны Московского царя, как последний раньше делал. Если же их государь пришлет к королю Польскому послов, то король терпеливо выслушает то, что они станут говорить и отпустить с надлежащим ответом [88]. Немного времени спустя, Московский царь сам прислал другого гонца к королю с письмом такого же содержания. Он был отпущен с таким же [102] ответом, какой предыдущий получил от панов [89]. Однако, несмотря и на это, Московский царь снова отправил с теми же требованиями к королю своего дворянина Ивана Нащокина. Выслушав публично тот же ответ от короля, Нащокин объявил после того, что имеет кроме того еще личное поручение, которое он может передать только частным образом. Получив позволение на это, Нащокин объявил, что его государь сокрушается о пролитии крови невинных христиан, и что по этому хотя и сознает, что будет противно обычаю его предков, однако решил поступиться в этом случае своим достоинством ради общего согласия и сам пришлет к королю послов для переговоров о мире, но взамен этого требует, чтобы в это время было заключено перемирие, и король не шел бы дальше со своими войсками. Пусть король ожидает послов в Вильне, так как и его предшественники всегда оказывали ту особую честь великим князьям Московским, что послы их выслушивались только в столице или королевства Польского или Великого Княжества Литовского [90]. Король, понимая, что все это клонится только к тому, чтобы оттянуть время для ведения войны, отвечал: если царь желает отправить послов, то он охотно даст им возможность высказать то, что желают, и милостиво их выслушает. Что же касается требования, чтобы он ожидал послов царя в известном месте, то это требование не имеет [103] примера ни у одного из прочих христианских государей: они посылают послов когда нужно во всякое место; везде одинаково право послов и не ограничивается известным местом; послам его можно придти всюду, где только он ни будет, и даже в самом лагере, во время самого разгара сражения, послы могут иметь с ним переговоры, если это окажется очень нужным.
Однако под конец король назначил Московскому царю известный срок, до которого будет еще ждать послов [91].
С прибытием Нащокина обнаружилось дело, которое сильно обратило на себя внимание всех. Григорий Осцик, человек знатного происхождения, во время безкоролевья вступив в соглашение с Москвою, и теперь не прекращал письменных сношений с нею.
Нащокин привез к нему грамоту от Московского царя, и тот под предлогом покупки мехов и других московских товаров, испросив доступ к Нащокину, получил ее, а за тем под тем же предлогом часто приходил к нему, иногда и тайком. Об этом было донесено слугою Осцика, некием Миревским, Мартину Рыбинскому, состоявшему на службе в хоругви королевского подчашего Андрея Зебридовского. Последний донес об этом высшим урядникам, а затем дело дошло до короля. Миревский, так как это случилось в присутствии короля, тотчас был позван к надворному маршалку Альберту Радзивилу и посажен под караул; он добровольно рассказал о том, о чем раньше сообщил Рыбинскому и указал как на человека знающего все это дело, на слугу Осцика, некоего Варфоломея. Пригласив только 4-х первых советников, король стал с ними [104] совещаться. Из них воевода Виленский взял на себя поручение захватить Осцика, если он еще в городе. Говорили, что он находится в Троках. Тотчас отправлены были туда в большом числе дворские, чтобы захватить его и привести. Когда его привели, он был посажен в доме маршалка под свободный арест. Другим поручено было обыскать его квартиру и всё вещи; в одном ящике нашли они белые листы, помеченные печатями разных сенаторов и с подделанными подписями их имен, а также найдены были печати многих сенаторов, вырезанные вполне сходно с настоящими, которыми тот пользовался для возбуждения большего доверия к себе Московитов, дабы казалось, будто он действует в согласии и съобща с другими магнатами. Другой отряд дворских был послан в Коварск, в имение Осцика, находившееся в двух милях от Вильны, где тогда обретался и вышеупомянутый Варфоломей; здесь оказался материал и орудия для подделки монеты, как-то: молоты и проч. Варфоломей сознался что Осцик имел сношения с Москвою, получал оттуда письма и еще раньше безкоролевья два раза пересылался с нею (Москвою). Когда некоторые сенаторы были посланы к Осцику, то он стал отрицать измену; признавался, что пользовался чужими подписями для составления частных подложных документов с целию предъявления ради личной выгоды в судах; обвинение же в подделке монеты сваливал на какого то еврея, с помощью которого достал упомянутые вырезанные печатки. Когда его привели в суд и на суде выставлены были самые вещественные доказательства его измены и подделки монет, Осцику приказано было отвечать. Защитник его говорил, что он не будет отвечать, ибо пользуется общим правом шляхетства, по которому запрещается производить следствие над кем либо из
