что весть о взятии Трапезунда турками пришла на Русь в конце 70-х — начале 80-х годов XV в. В пользу такого предположения приводят сведения «Хожения» Афанасия Никитина и летописной повести «О царе Ахмате, как приходил на Угру» (1481) [875]. Однако имеется документ, позволяющий утверждать, что такое известие было получено значительно раньше. Речь идет о «Послании митрополита Феодосия новгородцам и псковичам о милостыни на искупление св. Гроба Господня от неверных» (1464). Суть дела такова: в результате землетрясения в Иерусалиме была разрушена одна из наиболее почитаемых святынь Востока ― храм Гроба Господня. За разрешение вновь отстроить храм и уберечь его от предполагавшегося сноса мамлюкский султан потребовал большой выкуп — сначала 10, а затем 6 тыс. венецианских дукатов. Чтобы собрать деньги, сам патриарх Иерусалимский Иоаким отправился на Русь, но умер по пути, в Каффе. Довести это дело до конца было поручено его протосинкелу Иосифу, поставленному по просьбе покойного патриарха в Москве митрополитом Кесарии Палестинской. Этот Иосиф сообщил об оскудении казны патриарха, «зане бо много тма беззаконных поганых насилием объят веру благочестив и святаа места града Иерусалима, даже и святаго града Костянтинополя, с ним же Болгарская и Серьбскаа и Тряпизонскаа земля, и иныя многия святыя места, иже помогали святому Христову Гробу, и ныне тые вой покрышася мъглою безверия, погаными, увы! последним сим временем, грех ради наших» [876]. Таким образом и было получено на Руси известие о падении столицы последней греческой империи [877]. Позднее о взятии Трапезунда под 6970 г. (1 сентября 1461–31 августа 1462 г.), приведя почти точную дату события, сообщила Воскресенская летопись [878].
Наконец, самое яркое свидетельство того сочувствия, с которым наши предки отнеслись к судьбе Трапезунда, находится в анонимной повести «О царе Ахмате», написанной в связи с походом Ивана III и стоянием на Угре, событием, положившим конец татарскому игу на Руси. Повесть звала к мужеству в критический момент русской истории, выступала за решительную и последовательную борьбу с врагом. Автор ее писал: «Да не узрят очи ваши разпленения и разграбления домов ваших… якоже пострадаша и инии велицыи славнии земли от турков. Еже глаголю: болгаре, и сербы, и грецы, и Трапизон, и Аморрея… и Манкуп, и Кафа и инии мнозии земли, иже не стяжа мужства и погибоша, отечество изгубиша и землю и госуцарьство, и скитаются по чюжим странамъ бедне воистину, и странне, и много плача, и слез достойно, укаряеми и поношаеми, оплюваеми, яко немужствении…» [879].
Единственное описание посещения русскими Трапезунда в интересующее нас время, принадлежит знаменитому путешественнику Афанасию Никитину, возвращавшемуся на Русь из Персии в 1472 г., когда Трапезунд был уже под властью османов. Путь Никитина лежал от Эрзинджана к Трапезунду, а оттуда морем к Каффе [880]. Русский землепроходец привел интересные данные о войне правителя Ак-Коюнлу Узун Хасана с турецким султаном Мехмедом II. Узун Хасан был союзником последнего трапезундского императора Давида. Получив персидский трон (1471), Узун Хасан начал вести наступательную войну против османов. Афанасий Никитин сообщил, что «Асанбег» послал против турок 40 тысяч своей рати, которая взяла Сивас, Токат, Амасию и пошла к Караману [881]. Войска были близко от Трапезунда, и в городе сохранялась тревожная обстановка- искали лазутчиков Узун Хасана. Никитин шел через территорию последнего и подвергся в Трапезунде досмотру, все его имущество забрали «в город, на гору» (т. е. в трапезундскую крепость) и обыскали, стремясь обнаружить грамоты от Узун Хасана. Эттеров список «Хожения» добавляет, что имущество путешественника во время обыска было ограблено [882]. Эти данные указывают на то, что и после падения Трапезундской империи в ее столице оставались сторонники прежней династии, в пользу которой действовал Узун Хасан. Значение сочинения Афанасия Никитина для нашей темы, конечно, не исчерпывается приведенными в нем фактами из истории политической борьбы в Малой Азии. Эта книга знакомила более широкий круг русских людей с далекими землями, в числе которых был и Трапезунд.
Весьма показательно, что сложившиеся в более ранний период связи Московской Руси с понтийским регионом сохранились и после турецкого завоевания последнего, заметно усиливаясь к концу ХVII в. В 1688 и 1694 гг. в Москву за подаянием приезжали архимандриты трапезундского монастыря св. Георгия [883], в 1693 г. здесь была целая делегация от трапезундского Вазелонского монастыря во главе с архимандритом Лаврентием, которая получила царскую жалованную грамоту, а один из членов посольства, греческий ученый иерей Гервасий, остался в Москве для преподавания [884]. В 1742 г., когда вводилась унифицированная форма распределения милостыни монастырям Востока, тот же Вазелонский монастырь был в числе получивших право на выплату из российской казны 175 рублей каждые 5 лет [885].
Что же знали наши предки о Трапезундской империи? Скудость источников затрудняет ответ на этот вопрос. И все же некоторые факты обращают на себя внимание. Как правило трапезундские владения не рассматривались в числе византийских территорий, а позже выделялись и среди турецких земель [886]. Само название Трапезунда всплывает подчас у составителей и редакторов самых разнообразных русских источников. Укажем на добавление XV в. в Уставе князя Всеволода. В Соловецком списке этого новгородского памятника редактор ввел отсутствующее в других списках замечание: киевский митрополит Михаил был взят князем Владимиром «от земля Трапизоньскыя к Белой Руси, к граду Киеву» [887]. Другой пример — упоминание трапезундской митрополии в русских летописях при изложении Устава (нотации епископий) Льва Премудрого [888]. С Трапезундской империей мы встречаемся и в произведениях древнерусской литературы, связанных с турецкой темой. В «Сказании брани венециан протаву турецкого царя» говорится о покорении Трапезундского царства османами. И хотя эта повесть, вероятно, принадлежит к числу переводных произведений, она значительно переработана, приспособлена к русским вкусам и представлениям начала XVI в. Несмотря на историческую недостоверность многих свидетельств повести, сдвиги в хронологии событий, она верно оценивает общий ход османских завоеваний, указывает важнейшие из них. О Трапезундской империи говорится трижды на восьми страницах рукописи, в то время как даже Константинополь упомянут лишь раз (правда, сведения о его падении точнее) [889].
Все приведенные данные, однако, на наш взгляд, не дают оснований говорить об особой роли Трапезундской империи как наследницы Византии в связях с Русью с 1453 по 1461 г. Это было исключительно тяжелое время для империи Великих Комнинов. Интенсификация связей в этот период в источниках не прослеживается, не менялся и характер взаимоотношений. При всей значительности политических и церковных связей Трапезунд не мог иметь для Руси того же значения, что и Константинополь. Если бы Трапезунд мог казаться русским преемником Византии, это нашло бы
