На самом деле, существеннейшей чертой нашего хозяйственного роста является как раз то, что мы окончательно выходим из замкнутого государственно-хозяйственного существования и вступаем во все более глубокие связи с европейским и мировым рынком. Сводить весь вопрос о нашем развитии к внутреннему взаимоотношению между пролетариатом и крестьянством в СССР и думать, что правильное политическое маневрирование и создание кооперативной сети освобождают нас от мировых хозяйственных зависимостей, - значит впадать в ужасающую национальную ограниченность. Об этом свидетельствуют не только теоретические соображения, но и затруднения с экспортом-импортом.
Речь дает, разумеется, не о том, можно пи и должно ли строить социализм в СССР, Такого рода вопрос равноценен вопросу о том, может ли и должен ли пролетариат бороться за власть в отдельной капиталистической стране. На этот вопрос ответил еще "Манифест коммунистической партии". Пролетариат должен стремиться завоевать власть в своей стране, чтобы затем расширить свою победу на другие страны. Наша работа над строительством социализма есть такая же составная часть мировой революционной борьбы, как организация стачки углекопов в Англии или строительство заводских ячеек в Германии.
Может ли пролетариат в Германии, отдельно взятой, завоевать власть? Конечно, может. Но реальное осуществление этой возможности зависит не только от внутреннего соотношения сил, но и от мировой обстановки. Само внутреннее соотношение сил может резко измениться под влиянием мировой обстановки. Если бы пал Советский Союз, если бы капитализм в Англии и во Франции испытал новый прилив сил и пр. и пр., то завоевание власти в Германии отодвинулось бы на долгий ряд лет. Совершенно так же можно и должно ставить вопрос о строительстве социализма в нашем Союзе. Это не самостоятельный процесс, а составная часть мировой революционной борьбы.
Для того, чтобы построить социализм, т. е. не только довести до высокого развития нашу промышленность, но и обобществить сельское хозяйство на индустриальных основах - при условии, что в других странах у власти стоит не пролетариат, а буржуазия - понадобится никак не меньше, скажем, четверти столетия. Значит, самая постановка вопроса о социализме в одной стране исходит из предположения о неопределенно долгом существовании буржуазного режима в Европе, Но что же, собственно, будет происходить за это время с капиталистическим хозяйством? Этот вопрос совершенно не ставится Сталиным, другими словами, нынешнее
экономическое и политическое положение Европы как бы замораживается на четверть столетия и более, несмотря на глубокие экономические и политические противоречия в Европе, на еще несравненно более глубокие противоречия между Европой и Америкой, несмотря на могущественное пробуждение Востока. Непродуманность такого допущения совершенно очевидна.
Чисто теоретически рассуждая, можно относительно судьбы капиталистической Европы в течение ближайших десятилетии, - а ведь вся сталинская теория исходит из того, что капиталистическая Европа будет существовать десятилетия, - допустить три возможных варианта:
а) новый подъем Европы на капиталистических основах,
б) экономический упадок Европы и
в) сохранение нынешнего состояния с теми или другими колебаниями.
Рассмотрим кратко все три варианта.
а) Наперекор всем условиям и обстоятельствам, предположим на
минуту, что Европа вступает в новую полосу капиталистического подъ
ема. В этом случае наш сельскохозяйственный экспорт будет сильно
возрастать, что, конечно, явится благоприятным фактором для нашего
хозяйственного развития, Но выгода эта и в отдаленной степени не смо
жет парализовать отрицательные стороны новой эпохи капиталистическо
го расцвета. Если теперь нам не легко поднять нашу индустрию до уровня
европейской - а без этого нечего и говорить о победе социализма в нашей
стране, -- то задача стала бы совершенно невыполнимой в условиях ново
го капиталистического подъема, подобного, скажем, тому, который Евро
па проделала в течение двадцати лет, предшествовавших войне. Напор ев
ропейской индустрии на наше хозяйство в виде дешевых товаров получил
бы в этих условиях непреодолимый характер. Столь же неблагоприятно
сложилась бы военная и политическая обстановка. Буржуазия вернула бы
себе самоуверенность вместе с материальной силой. Она не могла бы
терпеть бок о бок с собой социалистическое государство. Ее военная сила
росла бы вместе с ее материальным могуществом. Надеяться в этих усло
виях на противодействие европейского пролетариата было бы очень труд
но, ибо капиталистический расцвет, как показывает опыт довоенной Ев
ропы и нынешней Америки, позволяет буржуазии во всех вопросах, реша
ющих для жизни страны, подчинять своему влиянию очень значительную
часть пролетариата. Мы попали бы с нашим социалистическим строитель
ством в безвыходное положение.
Можно возразить, что это очень пессимистическая перспектива. Совершенно верно. Но она и не может быть иной, ибо исходит из пессимистической в корне предпосылки. Имеются ли для этой пессимистической перспективы какие-либо основания в объективном развитии? Ни малейших! Ход вещей не дает решительно никакого основания питать необузданный оптимизм насчет европейского капитализма, чтобы затем обосновывать на этом фальшиво-оптимистическую теорию "социализма в одной стране".
б) Предположим теперь - в неизмеримо большем соответствии с дей
ствительным положением вещей, - что европейский капитализм будет
идти от затруднения к затруднению и что удельный вес его в мировом хозяйстве будет все более падать. Остается спросить: почему же в этих условиях явного крушения капиталистического режима европейский пролетариат не возьмет власти в течение десятилетий? Откуда такое "маловерие" в его силы? И если допустить все же, что европейская буржуазия удержит в своих руках власть, несмотря на прогрессивный распад своей хозяйственной системы, то придется спросить, что станется за это время с капитализмом в Америке? Очевидно, предполагается дальнейший рост его могущества. В какие условия попадет ври этом экономическое развитие Советского Союза? Наш экспорт окажется крайне затруднен, ибо падающая Европа не сможет приобретать продукты нашего сельского хозяйства. Вместе с экспортом будет затруднен импорт индустриального оборудования и сырья. Это значит, что теми нашего экономического развития будет замедлен, т. е. что для построения социализма понадобится еще большее число десятилетий. В какое положение мы попали бы при этом замедленном темпе по отношению к американскому капитализму? Обо всех этих возможностях крайне трудно гадать. Ясно, однако, что на этом пути опасности могут приобрести совершенно непреодолимый характер. Заявлять, что мы при такой перспективе все же построим "социализм в отдельной стране" значит попросту заниматься словесной игрой. Откуда, однако, возникает такого рода перспектива? Из искусственного и в корне фальшивого предположения, что при прогрессивном упадке капитализма европейский пролетариат в течение десятилетий не сумеет овладеть властью и хозяйством. Другими словами, некритический оптимизм насчет "социализма в отдельной стране" вытекает из грубого пессимизма насчет европейской революции.
в) Остается разобрать третий вариант: капиталистическая Европа не падает, но и не поднимается; пролетариат достаточно силен, чтобы помешать буржуазии разгромить советскую республику, но недостаточно мо гущественен, чтобы вырвать власть. Такое приблизительно положение -неустойчивого равновесия сил - мы имеем за последнее время. Однако совершенно невозможно допустить, чтобы такое состояние длилось 20-30 лет. Внутренние противоречия Европы и противоречия между Европой и Америкой так глубоки, что неизбежно должны найти выход в ту или другую сторону. В нынешнем своем виде - с английской безработицей и стачками, с французским финансовым кризисом, с экономическими тисками Германии - Европа в течение десятилетий существовать не может. Отсрочка европейской революции на четверть века и более может означать одно из двух: либо буржуазная Европа найдет новое равновесие, которое обеспечит ей новый подъем и "замирит" пролетариат, либо, несмотря на кризис капитализма, европейский пролетариат окажется неспособен прийти на смену буржуазии, и экономический упадок Европы дополнится политическим упадком. И тот и другой вариант мы уже рассмотрели. Оба они основаны не на анализе действующих факторов развития, а на невысказанном страхе перед могуществом европейского капитализма и на неверии в революционную силу европейского пролетариата.
Выше мы почти не затронули роль Соединенных Штатов, с одной сто
