Противник на этот раз одержал верх, но война на этом не заканчивалась, 1–й танковый корпус готовился к новым боям: приводились в порядок стрелковые и танковые части. Дынер со своими ремонтными службами поистине творил чудеса, восстанавливая разбитую технику. 20 июля начальник штаба Кравченко убывал к новому месту службы. Кому передать должность? Из штабных работников наиболее подходящей кандидатурой был майор М.Т. Никитин, начальник оперативного отдела. Незаменимый Никиток, так дружески называл его Катуков. Именно ему, Никитину, офицеру грамотному, превосходно разбирающемуся в тонкостях штабной и оперативной работы, человеку во всех отношениях порядочному, командир корпуса приказал принять дела, а оперативный отдел временно возглавил майор П.И. Шевяков.
25 августа Матвею Тимофеевичу Никитину было присвоено звание «подполковник». Этот человек стоял во главе штаба корпуса, а затем оперативного отдела армии, которой командовал Катуков. О своем выборе Михаил Ефимович никогда не жалел.
И снова наступление. 8 августа был получен приказ командующего 38–й армией генерал—лейтенанта Н.Е. Чибисова, в котором говорилось:
«Оперативная группа генерал—майора Катукова (1–й тк, 157 сд, 104 сбр, 1112 ал РГК, 124 сап РГК, 65 гмп) наносит главный удар в направлении Каверья, прорывает фронт на Большую Верейку и к исходу дня 10.08.42 г. выходит на рубеж Чуриково, Каверья, Скляево, в дальнейшем развивает удар в направлении Русская Гвоздевка».[135]
На этот раз командование Брянского фронта замыслило широкомасштабную операцию, привлекло к участию в ней достаточно большое количество войск. Кроме группы Катукова, в наступлении участвовала и группа И.Г. Лазарева, которой предстояло овладеть рубежом Гремячье — Лебяжье, развивать успех на Сомово, Чистую Поляну, Малую Верейку. 38–я армия прорывала оборону противника на участке Ивановка — р. Дон, уничтожала землянскую группировку немцев.[136]
Наступление планировалось начать в час ночи 10 августа по особому распоряжению, но артиллерийский обстрел позиций противника начался уже 8 августа.
Перед наступающими войсками стояла нелегкая задача. Было известно, что противник с целью обеспечения своих операций на юге использовал заранее подготовленные позиции Воронежского обвода на рубеже Козинка, Лобановка, Ивановка, Спасское, Малая Верейка, Большая Верейка, Нижняя Верейка — сел у реки Дон. Перед фронтом 38–й армии немцы ввели в первом эшелоне четыре пехотные дивизии, во втором эшелоне, в районе Малой Верейки, Землянска, Большой Трещевки и Гремячьего, 9–ю и предположительно 11–ю танковые дивизии. Войскам приказано было держаться до последнего солдата.[137]
Перед началом общего наступления Катуков решил провести силовую разведку переднего края противника, выяснить его огневые точки. После ранения А.Н. Гагаринского корпусную разведку возглавил майор П.Г. Лихошвай, смелый и энергичный человек, не раз уже добывавший ценные сведения о противнике. Его пригласили в штаб. Катуков и Никитин объяснили поставленную задачу, указали на важность и сложность ее выполнения.
Когда все детали были уточнены, начальник штаба спросил:
— Кому, Петр Григорьевич, поручим это ответственное дело?
Не задумываясь, майор ответил:
— Поручите мне.
Как прошла операция, говорит документ: «В ночь с 10 на 11.08 проведена силовая разведка с задачей: уточнить начертание переднего края обороны противника, уничтожить боевое охранение и выявить расположение огневых точек противника. В результате операции было уничтожено до 150 немцев, захвачены трофеи и 4 пленных. Разведотряды закрепились на отбитых у противника позициях. Руководил операцией Лихошвай».[138]
Пленных, ефрейтора и троих солдат, доставленных в расположение корпуса, Катуков допрашивал сам. Их вводили по одному, задавали вопросы. Переводчица Ольга Дмитриевна Модина едва успевала переводить показания разговорившихся фашистов, подтвердивших номера дивизий — пехотных и танковых, известных уже нашей разведке. Немцы подтвердили также сведения о том, что в первом эшелоне у них достаточно сильные огневые средства — артиллерия, танки. Прикрытие будет осуществлять авиация, базирующаяся на аэродромах вблизи Воронежа.
Сопоставляя разведывательные данные и показания пленных, можно было заключить: оперативной группе предстояло прорывать хорошо подготовленную противником линию обороны.
12 августа в 5 часов утра после тридцатиминутной артиллерийской подготовки пошли в атаку стрелковые и мотострелковые части, за ними — танковые. К 16 часам 167–я стрелковая дивизия, сломив сопротивление врага, вышла к северной окраине Большой Верейки, к Чурикову и Верейским Выселкам, где прочно закрепилась. Успешно продвигалась и 1–я мотострелковая бригада, преодолевшая минные поля у западной окраины Скляева–1. У Скляева–3 уже находилась 104–я стрелковая бригада.
Катуков, медленно меряя шагами расстояние на командном пункте, ждал донесений от командиров танковых бригад. Когда они стали поступать, Михаил Ефимович оживился. Приятную новость сообщил Горелов, командир 1–й танковой. Своими силами он построил переправу и форсировал реку Большую Верейку. Катуков не удержался, передал по радио:
— Молодец, комбриг. Закрепляйся!
Трудно пришлось 89–й танковой бригаде. Комбриг А.В. Жуков доложил о том, что его танки достигли северного берега Большой Верейки, но дальше продвинуться не могли из—за сильного противотанкового огня и минных полей. Потеряно уже 11 машин. Только на следующий день танкисты Жукова ворвались в Чуриково.
В течение нескольких дней на реках Большая и Малая Верейки шли тяжелые бои с переменным успехом. 17 августа противник предпринял восемь атак на Скляево–1, бросал танки, артиллерию и авиацию. К сожалению, наша авиация появлялась только в первые дни наступления. Потери в людях и технике были довольно ощутимы.
Самое разумное, что можно было теперь сделать, — прекратить наступление, закрепиться на занятой территории, прочно удерживать позиции. Для развития наступления в глубине обороны противника сил уже не хватало. Это поняло и командование фронта. Оно отдало приказ приостановить наступление.
1–й танковый корпус, не выходивший из боя почти три месяца, выведен был теперь в резерв Ставки Верховного Главнокомандования. Его части расположились южнее Тулы, в 9 километрах от Ясной Поляны, знаменитой усадьбы Льва Николаевича Толстого, и начали восстанавливать свою боеспособность.
Штаб корпуса разместился в селе Горюшино. Там подводились итоги июльско—августовских боев. В результате ударов корпуса противник потерял: танков — 122, орудий разных калибров — 326, противотанковых орудий — 152, минометов — 12, автомашин — 173, повозок с грузами — 119, самолетов — 12, пулеметов — 264, зенитных орудий — 6, складов боепитания — 6, радиостанций — 14, броневиков — 6, тягачей — 6.[139]
В журнале боевого пути 1–го танкового корпуса отмечалось: «В результате героических действий, смелости и отваги всего личного состава задача, поставленная перед корпусом, была выполнена с честью. Где бы противник ни пытался развить успех, везде встречал сокрушительный отпор танкистов и на север продвинуться не смог».[140]
Возвращаясь к только что закончившимся боям, Катуков вместе со своими соратниками — командирами бригад анализировал успехи и неудачи в период наступательных и оборонительных операций, задавался вопросом — почему так неэффективно использовались танковые силы на Брянском фронте? 5–я танковая армия и несколько танковых корпусов находились в распоряжении командующего фронтом, но ни разу они не вводились в бой для одновременного, массированного удара по врагу.
Пожалуй, ответ на этот вопрос дал позже А.М. Василевский. Он писал: «Тех сил и средств, которым он (Брянский фронт. — В.П.) располагал, было достаточно не только для того, чтобы отразить начавшееся наступление врага на курско—воронежском направлении, но и вообще разбить действовавшие здесь войска «Вейхса». И если, к сожалению, этого не произошло, то только потому, что командование фронта не сумело своевременно организовать массированный удар по флангам основной группировки противника, а Ставка и Генеральный штаб, по—видимому, ему в этом плохо помогали».[141]
Недостатки в использовании танковых сил были вскрыты в специальном приказе Народного комиссара обороны за № 325 от 16 октября 1942 года.
«Этот приказ, — писал позднее М.Е. Катуков, — сыграл большую роль в дальнейшей судьбе танковых войск. Он, по существу, стал важнейшей теоретической основой их боевого применения».[142]
Вскоре командир корпуса был вызвал в Москву на прием к Верховному Главнокомандующему.
