против существующего королевского режима, но получил резкий отпор. Тогда, обращаясь к собравшимся, он заявил: «Настоящая палата не имеет права узаконивать сегодняшнюю церемонию... Лишь учредительное собрание, представляющее голос и волю народа, может высказаться относительно нового режима».
В тронной речи, написанной Э. Венизелосом и произнесенной после принятия присяги королем, Александр коснулся деятельности отца. Он указал, что Константин нарушил конституцию, а распустив палату в 1915 г., упоминал о предложении созвать ревизионное собрание для пересмотра конституции. Коснувшись внутренней политики, новый король сделал основной упор на необходимость очищения всех областей, институтов и т. д. «от пагубных элементов». В обзоре внешней политики говорилось о возвращении Греции на извечный путь осуществления мегали идеа. Подчеркивалось, что Греция никогда не переживала еще столь серьезного момента: «...Современная мировая катастрофа должна решить вопрос об окончательной судьбе эллинизма. То, что теперь будет потеряно, уже нельзя будет восстановить...». Выражая уверенность, что «самопожертвование народа эллинского окажется на необходимой высоте», Александр, обращаясь к Венизелосу, говорил: «Я доверяю Вам заботу о защите высших интересов нашей нации и, желая успеха, призываю на Вас помощь свыше». Венизелистские газеты в один голос требовали забыть оскорбления и задетые личные интересы и прекратить междоусобную вражду.
Комиссия, выбранная на следующем заседании для выработки ответа на тронную речь Александра, вскоре представила президиуму два проекта. Одни проект был разработан либералами. В нем высказывалось пожелание «скорейшего созыва Национального учредительного собрания для окончательного определения основ конституционного правления в согласии с демократическим духом нации и для предупреждения возможности их неправильного толкования в будущем». Депутаты от либеральной партии одобряли вступление Греции в войну на стороне «демократических наций, ведущих борьбу против деспотизма и абсолютизма», что, по их мнению, давало стране «возможность на будущем мирном конгрессе благополучно разрешить свои национальные вопросы при содействии ее могучих покровителей». Они горячо одобряли чрезвычайные мероприятия кабинета Венизелоса «в деле оздоровления нации», его политику по отношению к армии, флоту, духовенству, судебной власти, а также финансовую, налоговую и аграрную политику. Другой проект поступил от оппозиционного меньшинства. Он отражал настроения сторонников Константина, ярых монархистов. Проект начинался с приветствия династии, затем оппозиционеры критиковали всю программу венизелистов, подчеркивали неконституционный характер палаты 1915 г., порицали меру преследования роялистов, находили опасным выход Греции из нейтралитета в том «состоянии материального и нравственного истощения», в котором в этот момент была страна. Однако поставленные перед свершившимся фактом представители оппозиции выражали надежду, «что страна выйдет из испытания победительницей, удовлетворив свои законные национальные вожделения. сохранив территориальную неприкосновенность».
Уже первые заседания парламента показали, что между двумя буржуазными группировками сохранялись серьезные противоречия. Появилась и третья сила — социалистическая партия, выработавшая программу, которой должны были следовать ее представители в парламенте. В ней объявлялось, что как во внутренних, так и во внешнеполитических вопросах социалисты отделяются ото всех других партий. Депутат Стратис выступил с запросом относительно позиции России. Раздавалось немало голосов в пользу республиканского строя. Однако, несмотря на предстоящую трудную борьбу, Венизелос заявлял в палате о своем намерении сохранить монархический режим в Греции. Заявление депутата Буссиоса об отказе признать новый режим вызвало вмешательство жандармского офицера, пытавшегося применить к оратору силу. Прения по поводу ответа на тронную речь затянулись до глубокой ночи. Политис еще раз выступил с осуждением германофильской политики двора и генштаба, идущей вразрез с интересами Греции, предавшей Сербию. Он считал очевидным, что «Греция была обязана помочь Сербии», и сравнивал политику германофилов с теорией германского канцлера Т. Бетман-Гольвега, объявившего международные договоры ничего не стоящими клочками бумаги.
26 августа 1917 г. состоялось заседание греческого парламента, на котором Венизелос произнес самую красноречивую и продолжительную речь за всю историю существования палаты и его политической карьеры. Заседание, начавшееся в 6 часов вечера, закончилось на рассвете следующего дня. Основной смысл заключительной речи, длившейся восемь часов к состоявшей, по подсчетам историков, из 37 тыс. слов, был в том, что Греции, столько раз упускавшей возможность осуществить мегали идеа, теперь необходимо обеспечить себе место на мирном конгрессе. «Участвуя в мировой войне на стороне демократических наций, которые ведут совместную борьбу против империалистических амбиций Германии, на чьей стороне находятся два наследственных наших врага, — говорил в заключение Э. Венизелос, — мы не только возвратим наши национальные территории, не только вернем нации ее доброе имя и национальную честь, не только будем иметь возможность успешно защищать свои национальные интересы на конгрессе мира, чем застрахуем будущее нашей нации, но сможем стать также достойным членом семьи свободных наций, которую этот конгресс создаст. Все это мы передадим нашим детям и таким образом осуществим мечту предыдущих поколений, чьими достойными наследниками мы себя сможем тогда называть. Такую Грецию мы уже предначертали своими недавними триумфальными победами в 1912-1913 гг.». Гарантией успеха должно было служить то, что «цели, к которым союзники стремятся в настоящей войне, вполне совпадают с национальными чаяниями Греции». Прения закончились единогласным принятием вотума доверия правительству либералов. За правительственную резолюцию голосовало также 12 человек из оппозиции. Переходный период закончился. Венизелос, заручившись поддержкой большинства, приступил к осуществлению своих далеко идущих планов, направленных на осуществление «великогреческой программы».
§ 2. Усиление панэлллинизма в 1917 г.
По мере угасания мечты об обладании Константинополем и проливами в России [42] все сильнее разгорался огонь великодержавных идей в Греции, обволакивая черным облаком шовинизма сознание сотен и тысяч греков.
С конца 1916 г. в западной печати стали появляться статьи, авторы которых с тревогой отмечали «оживление великогреческих идей». Так, «Нью-Йорк тайме» писала, что «некоторые политические деятели стремятся к восстановлению Византии и называют греческого короля Константином XII, включая его таким образом в ряд византийских монархов». Во время высадки англо-французских войск на Галлипольском полуострове, писала газета, Россия не побуждала Грецию к выступлению, так как «русским было бы в высшей степени неприятно, чтобы греческие войска оперировали у Константинополя». Французский журналист Ж. Эрбэ, много писавший о Балканах, советовал в «Эко дэ Пари» «помнить, что эллинизм не представляет собой фактора европейского равновесия». Римская «Идеа национале» уточняла: «Венизелистский эллинизм всегда был враждебен Италии и России».
Еще в 20-х годах советские историки Е. А. Адамов, Э. Д. Гримм, Н. Л. Рубинштейн и другие справедливо отмечали, что заинтересованность западной, прежде всего английской, дипломатии в привлечении Греции на сторону Антанты была вызвана не только военно-стратегическими соображениями, но также желанием создать серьезные препятствия для реального разрешения по окончании войны вопроса о Константинополе и проливах «согласно вековым стремлениям России». Не случайно, видимо, усилия по вовлечению греков в войну по времени совпадали
