с моментами заключения и затем подтверждения соглашений по этому вопросу.
Какую же позицию заняло Временное правительство во «второстепенном греческом вопросе»? Греция интересовала русское правительство прежде всего как фактор общебалканской политики. Гегемония Франции в Греции, проявившаяся весной 1917 г., нарушила равновесие на Балканах, а успех венизелистского движения уже прямо угрожал захватом греками Стамбула. «Действуя в греческом вопросе в полном единении и согласии с Францией, — телеграфировал 19 апреля 1917 г. Милюков Извольскому, — мы тем не менее не можем не считаться с тем, что восстановление в Афинах в той или иной форме власти Венизелоса и связанной с этим обстановкой широкого развития национальных стремлений греков, в значительной степени может затруднить положение союзников в разрешении вопросов, касающихся Балкан, островов, Эпира и Южной Албании, где несомненно великогреческие притязания столкнутся с интересами великих держав». Он выражал надежду, что французское правительство, «оказывая широкую поддержку Венизелосу», будет сдерживать эти устремления. Милюков давал указание Демидову «не упускать из виду, что окончательный переход власти к либеральной партии во главе с Венизелосом может создать некоторые осложнения, в особенности, если национальная партия поставит своей задачей осуществление великогреческой программы с ее широкими территориальными захватами, что может оказаться в полном противоречии с нашими интересами и необходимостью умиротворения Балкан».
Рибо успокаивал Милюкова тем, что Франция «не примет перед Венизелосом никаких обязательств в смысле националистических стремлений греков», и уверял, что «Франция не примет в этом отношении никаких решений без предварительного соглашения с Россией».
Беспокойство не покидало Временное правительство. На заключительном совещании в Париже по греческим делам 5 мая 1917 г. Извольский от имени русского правительства напоминал союзникам об «опасности поощрения великогреческих вожделений Венизелоса». Однако, как пишет советский историк А. В. Игнатьев, «Италия, Франция и Англия не стеснялись в своей политической игре задевать интересы истощенного русского партнера», поощряли претензии венизелистов на то, чтобы выступать «в качестве влиятельного фактора Восточного вопроса». При этом не вызывает сомнения, что западные державы не собирались передавать «ключи» от Черного моря и Константинополя в руки греков и лишь «играли» на их националистических чувствах. Выдвижение Венизелосом (после его прихода к власти летом 1917 г.) программы объединения Греции и греков на почве «бессмертных традиций эллинизма», а также позиция Франции не могли не беспокоить русскую дипломатию. «Французское правительство не щадит в отношении венизелистской Греции симпатий, — писал Демидов. — Опасаюсь, как бы впоследствии компенсации не превысили значительно оказанные Грецией услуги». Демидов сообщал Терещенко, что «для Венизелоса идеальной была бы интернационализация (Стамбула. — О. С.), но окружающие его лица, да и большинство греков-мегаломанов... несомненно снова лелеют оставленную мысль (о Великой Греции. — О. С.), особенно при некотором французском поопдеении, направляемом главным образом на усиление эллинского боевого духа».
В июле все большее значение в Афинах стала приобретать профранцузская газета «Прогрэ». Особое внимание русского посланника вызвала передовица от 6 июля, проникнутая мыслью о необходимости «поднять греческий боевой дух для осуществления великой роли эллинизма». В ней говорилось: «Видимо Россия, оставив надежду на завоевание, хочет отдать Константинополь самому смелому и удачливому». Намерение произвести на читателей впечатление было очевидно и имело далеко идущие последствия. Возбуждение вскоре передалось другим органам печати. Через две недели Демидов писал из Афин: «Здесь, бесспорно, возродилась оставленная было надежда на обладание Византией». Сведения, передаваемые из Афин русским посланником, становились все более тревожными. Дух шовинизма стал господствующим во многих статьях, касавшихся вопроса о Константинополе и проливах, как в афинской, так и в провинциальной прессе. Венизелистская «Патрис», обращаясь к королю Александру, взывала: «...Если захочешь, ты можешь стать легендарным королем. Родина ждет осуществления своих идеалов!». Широко комментировали греческие газеты выступления Э. Венизелоса в парламенте. Особое впечатление на печать произвела та часть речи, где говорилось об упущенной в печальный период проведения союзниками Дарданелльской экспедиции возможности взятия Константинополя благодаря помощи греческой дивизии. «Продос» сокрушалась, что Греция «упустила удобный случай вступить в овеянный легендами... город». «Этнос», вторя ей, писала: «Греция упустила случай увидеть греческие войска в городе своих национальных вожделений и стать великой европейской державой». Вместе с тем заявление русского правительства о целях войны, выраженное в формуле «без аннексий и контрибуций», окрылило греческих националистов, которые стали обосновывать свои притязания на территории, населенные греками, принципом самоопределения народностей. Демидов писал Терещенко 28 июля 1917 г.: «Россия ныне пользуется в Греции несравненно большими симпатиями со времени революции и с отказом ее от всяких империалистических стремлений; печать единодушно восхваляет по понятным причинам новую русскую ориентацию, успехи России вызывают радость». Под впечатлением русского наступления в июле 1917 г. все газеты посвятили восторженные статьи о «революционной русской армии». «Мы с исключительным интересом, особенно со времени наступления, следим за событиями в России, дружественной и единоверной», — писала газета «Скрип». «Русские офицеры и солдаты всюду являются предметом горячих оваций», — сообщали «Биржевые ведомости». «Отныне, — писала «Неон асти», — на Россию как на фактор прогресса и цивилизации могут рассчитывать все угнетенные народы!».
Особой популярностью в Греции в это время пользовался А. Ф. Керенский, удостоившийся эпитетов: «достойный восхищения!», «патриот широких взглядов» и т. д. Причина крылась в том, что он, как считала социалистическая «Ризоспастис», по мнению греков, «продолжал настаивать на наступлении не для захватов и занятия Константинополя, но для торжества демократических идеалов». Газеты печатали заголовки: «Керенский в России, Венизелос в Греции». «Неон асти» подчеркивала также стремление России «свято выполнять обязательства по отношению к своим союзникам». Газета «Эллин» приветствовала Россию, свергшую монархический режим, в чем заключался залог мира, но добавляла, что для его достижения нужно разбить Германию *. Все другие газеты также с оптимизмом писали о русской армии, на которую они возлагали большие надежды в деле уничтожения германского милитаризма и приближения конца войны. С удивлением продолжали писать газеты и о том, что «российские Советы, давая инструкцию Скобелеву, забыли о Восточном вопросе».
В сентябре —октябре в греческой палате поднимались вопросы о приобретении Константинополя, от которого отказалась российская демократия [43] и который, естественно, должен быть возвращен Греции. Российский посланник с беспокойством обращал внимание русского правительства на подобное представление сути дела и просил дать указания, в каком именно смысле необходимо «восстановление вопроса... в правильном его освещении». В начале октября товарищ министра иностранных дел России А. А. Нератов давал поручение Демидову принять меры к тому, чтобы по крайней мере в субсидируемых миссией органах греческой печати образ действий Временного правительства не истолковывался в смысле отказа России от Константинополя и проливов.
Осенью 1917 г. в греческой прессе появились
