В постмодернистской картине мира данное противоречие получило свое пессимистическое разрешение: история стала выглядеть как абсурд, как столкновение равновероятных логик, ни одна из которых не совпадает с логикой нашего морального сознания, стремящегося увязать смысл истории с моральным смыслом, с проектом усовершенствования мира и человека.
Но это означает, что великая догадка русской мысли, высказанная, в частности, Достоевским, оправдалась. Смерть Бога в конечном счете влечет за собой и смерть человека; основания гуманитарной истории теряются, и она становится постчеловеческой, подчиняется естественнонаучным законам. Апофеозом этого реванша естественности и стал новейший социал-дарвинизм как антитеза классическому гуманизму.
Современный американизированный либерализм, выступающий под знаком реванша «естественного» принципа над социокультурным и моральным, вписывается в эту логику смерти человека, наступившей вслед за смертью Бога в мире. Ибо там, где действуют принципы естественного отбора и торжествуют естественный (инстинктивный) эгоизм над «пережитками» социальной (солидаристской и сострадательной) морали, человеческое измерение исчезает и сама человечность превращается в метафору, замутняющую природную (гео- и биологическую) суть дела.
Из этих презумпций вытекает и определенная стратегическая картина.
Почему рухнул Советский Союз? В конечном счете потому, что советская система препятствовала действию механизмов естественного отбора, поощряющего эффективных и бракующего неэффективных.
Ясно, что отнюдь не все готовы идентифицировать себя с системой естественного отбора. Для того чтобы широкая публика, прямо не участвующая в сценическом действии, но выступающая в роли заинтересованных наблюдателей, одобрила режиссерский замысел либеральных устроителей нового мира, у нас должны быть притуплены собственно социальные чувства. Одобрить мировой порядок, основанный на принципах естественного отбора, способны две категории: во-первых, новые приватизаторы собственности, нуждающиеся в оправдании своих экспроприаторско-приватизаторских практик с помощью новой — асоциальной по существу — идеологии; во-вторых, массовые потребители, превыше всего ценящие вещи, а не духовные ценности и при этом убежденные, что механизм рынка, избавленный от всяких социальных ограничений, даст им больше вещей, чем прежняя, патерналистско-уравнительная система.
Иными словами, новые принципы жизнеустройства, будучи ясно осознанными, требуют решительной перегруппировки в рядах самих победителей. Те, кто по-прежнему цепляется за демократические презумпции и видит в нынешнем глобальном сдвиге победу демократии над тоталитаризмом, свободы — над деспотизмом, обречены быть вытесненными на обочину нового мирового порядка. Ибо естественный отбор означает "демократию меньшинства" и свободу сильных — при небывалом еще бесправии слабых — незащищенных и неприспособленных.
Но это означает, что новые победители лишают себя всякой подпитки и поддержки со стороны тех, кто остается носителями моральной энергии, связанной с чувствами социальной справедливости и всей стоящей за ними гуманитарной (духовно-ценностной) традиции. Романтикам свободы предстоит быть вытесненными со сцены, заполняемой последовательными социал-дарвинистами.
В этом прояснении ситуации состоит важный гуманитарный итог истории, которой отныне, кажется, запрещено быть гуманитарной, то есть чувствительной к моральным смыслам.
Противоположность «гуманитарного» (учитывающего роль идей) и «естественнонаучного» (учитывающего только материальные факторы) подходов ярко проявляется при оценке того, почему рухнул Советский Союз. Сторонники "гуманитарной истории" говорят о саморазрушении Советского Союза, разуверившегося в своих идеях и потому добровольно разрушившегося и капитулировавшего перед Западом. Сторонники "естественнонаучной истории" предпочитают не замечать очевидных фактов саморазоружения и саморазрушения и делают акцент на поражении СССР в войне с западом, то есть на разрушении страны извне. В этом методологическом бесчувствии к роли внутренних факторов парадоксально совпадают выводы радикальных западников и радикальных почвенников: те и другие не замечают, что наряду с внешней холодной войной в России велась внутренняя холодная гражданская война, в которой победила партия западников, тотчас же приступившая к демонтажу собственной страны.
Точно так же и на новую мировую войну, начавшуюся как "война с международным терроризмом", необходимо взглянуть не только с военных, но и с гражданских позиций, то есть открыть в ней скрытый смысл гражданской войны преуспевших против непреуспевших, требования которых преуспевшим сильно наскучили.
Смысл глобального сдвига, понятого согласно социал-дарвинистской методологии, состоит в том, что в условиях дефицитности земных ресурсов планету предстоит избавить от лишних ртов и от всех неприспособленных: сцену займут приспособленные. И это торжество приспособленных над неприспособленными — окончательно, ибо если отбросить "гуманитарный мистицизм", то открывается естественная логика истории, в которой у "нищих духом" нет алиби.
Но это означает не только безжалостную чистку в среде неприспособленных и потерпевших поражение. Решительная чистка ожидает и тех, еще пребывающих в стане победителей, которые как раз и обеспечивали эту победу своим гуманитарным красноречием и моральным пафосом. Нынешняя смешанная ситуация, когда рыночных социал-дарвинистов дополняют носители старого либерально-демократического принципа, должна быть признана временной. Лицо завтрашнего глобального мира станут определять откровенные социал-расисты, не обремененные старыми гуманитарными комплексами, — уже сегодня вполне чувствуется их новый тон, чуждый «эклектике». Не демократы, чувствующие себя обязанными старой либеральной традиции, а новые расистские организаторы мира, осуществляющие селекцию человечества, — вот подлинная идентичность носителей однополярного мира.
Ясно, что профессиональные стратегические аналитики имеют здесь повод поразмыслить над тем, как изменится идейный потенциал сегодняшних победителей, когда они окончательно избавятся от старых либеральных попутчиков. Каковы будут судьбы американизма как идеологии, когда он недвусмысленно идентифицируется как идеология силы, а не идеология либерально-демократической «правды».
"Естественная", социал-дарвинистская логика и логика гуманитарной истории, сохраняющей "ценностную вменяемость", — это поистине противоположные логики.
Так, с позиций натуралистической, социал-дарвинистской логики крах России и возвеличение США следует признать окончательными, ибо среди наличных, "позитивистски значимых" тенденций, относящихся к экономической, геополитической и военно-технической динамике, сегодня не отмечается таких, которые бы указывали на какую-то альтернативу: мощь США возросла в последние годы не только абсолютно, но и относительно — на протяжении всего предшествующего десятилетия они развивались быстрее объединенной Европы и Японии, обескуражив былых адептов полицентричного мира. К этому следует добавить беспрецедентные геополитические приобретения Америки, которой удалось утвердить свое влияние в ключевых точках всего евразийского пространства, подчинить своему влиянию практически все новые постсоветские государства (включая и Россию), создать мощнейшие наднациональные центры принятия стратегических решений и лоббирующие группы, существующие внутри правящих элит едва ли не всех стран современного мира.
Здесь не только социал-дарвинист, которому положено любить сильнейших, но и простой "политический реалист", которому пристало считаться с фактами, не может не констатировать окончательность американской победы. И какой контраст представляет на этом фоне Россия, не только экономически разрушенная, но и тотально деморализованная, расколотая изнутри, как по социальному, так и по этническому признаку, лишенная всех привычных союзников и привычных механизмов самозащиты, в том числе и дееспособной армии.
Как не признать, что мышление, тяготеющее к реализму и потому чурающееся каких бы то ни было "мистических экстравагантностей" и парадоксов, может здесь делать вполне однозначные выводы.
Именно такие выводы напрашиваются, если понимать современную политическую историю без гуманитарных нагрузок, идущих от ценностно ориентированного сознания. Ибо такие нагрузки обременяют позитивистски безыскусную, линейную историю неожиданными парадоксальными искривлениями.
С позиций "исторического реализма" (по аналогии с презумпциями "политического реализма") крушение СССР как сверхдержавы перечеркивает перспективы русской идеи в мире, ибо идея требует материального обеспечения, а оно и оказалось утраченным вместе с окончательной утратой статуса сверхдержавы. Но с позиций "гуманитарной истории" все обстоит сложнее.
