этот первый период сельджукских взаимоотношений с восточно-христианским миром, мы склонны категорически не соглашаться с утверждениями П. Виймара о том, что «ссылки на то, что турки плохо обращались с христианскими паломниками, притесняли их, едва ли будут звучать убедительно» и что «восточные христиане единогласно восхваляют достоинства» такого правителя, как Малик-шах I [597]. Виймар отвергает латинские описания тюркских притеснений паломников в Иерусалиме, игнорируя то, что их подтверждает такой объективный и значимый восточно-христианский автор, как Михаил Сириец, слова которого мы приводили выше. Говорить о том, чтобы «восточные христиане
единогласно (
курс. авт.) восхваляли» достоинства правления Малик-шаха I, также не совсем верно, тем более что Виймар ссылается лишь на одного Матфея Эдесского. Действительно, Матфей с похвальбой говорит о милосердии сельджукского султана, проявленном к населению покоренных городов, однако вряд ли эта характеристика может быть воспринята как восхваление
всего его правления, тем более — от лица
всех восточных христиан. Тот же Матфей Эдесский без всяких восхвалений пишет о тяжелейшей осаде Эдессы и опустошениях, произведенных в городе сельджукскими войсками, посланными Малик-шахом I в 1087 г. [598].
Невзирая на фактически безграничное господство сельджуков, на Ближнем Востоке сохранились и небольшие очаги христианского господства. Единственным, собственно, византийским оплотом на Ближнем Востоке, покорным и подконтрольным ромейскому василевсу, был Кипр. В континентальном Леванте независимость от сельджуков смогли сохранить лишь некоторые армянские правители, принявшие власть над осколками распавшегося государства Филарета Варажнуни. Так, три крупных северо-сирийских города — Марат, Мелитена и Эдесса, остались под властью армян-халкидонитов, бывших соратников Филарета, по-прежнему носивших византийские титулы и сохранявших символические связи с Ромейской державой. В Мелитене правил дука и протокуропалат Гавриил, поставленный там Филаретом Варажнуни. Мараш был первоначально оплотом и местом смерти самого Филарета, затем находился под властью его сыновей и, не позднее 1100 г., перешел к еще одному армянину-халкидониту — «архонту архонтов» Татулу. Наконец, в Эдессе правил Торос Хетумид, восстановивший христианское правление в 1094 г. и получивший впоследствии от ромейского василевса титул куропалата. Нельзя не отметить, что самым южным христианским (и, собственно, византийским) форпостом в Сирии до зимы 1081 г. оставался Шейзар. Лишь в декабре 1081 г. город был сдан арабскому эмиру, предводителю племени Бену Мункыз, Али ибн Мункызу. Причем последним византийским правителем города, сдавшим его на почетных условиях, был мелькитский епископ Шейзара. Михаил Сириец упоминает о том, что в 1081 г. «муж по имени Али, сын Мункыза (…) взял Шейзар у епископа, который держал город от имени ромеев» [599]. Между тем, высокогорья Тавра и Аманоса стали оплотом для независимых армянских князей-миафизитов: Рубена I и его сына Константина I Рубенида, правивших в центральной и восточной части Таврского высокогорья, Гох Васила — державшего под своей властью Рабан и Кайсун (т. н. «княжество Евфратес»), Ошина Хетумида — утвердившегося в западной части нагорной Киликии, близ его родовой крепости Лампрон.
Итак — пласт античного и византийского архитектурного наследия; многочисленные византийские храмы и монастыри; обширные анклавы и городские кварталы, населенные византийскими, православными христианами; наконец, обширные территории, едва выпавшие из-под власти Ромейской державы… Все это позволяет нам говорить о Сирии конца XI в. по крайней мере в некоторой степени как о византийском пространстве, причем пространстве крайне нестабильном, не успевшем еще восстановиться после весьма турбулентного перехода от ромеев к сельджукам.
Латинские христиане на византийском Востоке до начала крестовых походов
Завершая обозрение событий, предшествовавших эпохе крестовых походов, нельзя не отметить, что из всех регионов Ближнего Востока византийская Сирия была, пожалуй, в наилучшей степени подготовлена к установлению контактов между местным населением и «франками». Колонны и отдельные группы западных паломников регулярно проходили через имперские земли на пути в Иерусалим. Важнейшим пунктом на их пути оставалась Антиохия и окружавшие ее монастыри. Так, в XI в. Антиохию, во время своего паломничества, не могли не посетить граф Анжу — Фульк III Черный [600] и отец Вильгельма Завоевателя — герцог Роберт I Нормандский (1034–1035 гг.), т. к. многотысячные колонны паломников, которые вели эти северофранцузские феодалы, можно было провести лишь по приморскому пути, через византийскую Сирию и Антиохию [601]. Ордерик Виталий, в своей «Церковной истории», приводит подробное описание паломничества основателя нормандского монастыря Св. Эвруля — аббата Теодориха (1056–1057 гг.), делавшего продолжительные остановки в Антиохии и близлежащей лавре Св. Симеона Дивногорца, и в итоге скончавшегося в одной из обителей Кипра [602].
С возвращением северного Леванта в лоно Ромейской империи, в портовых городах северной Сирии, в Антиохии и на Кипре стали оживленно торговать итальянские купцы, создававшие там госпитали и первые колонии. Первенство здесь принадлежало купцам и колонистам Амальфи, города, зависимого от Ромейской державы. Так, уже в период второго византийского правления (969–1084 гг.) один из центральных кварталов Антиохии получил название «квартала амальфитанцев» [603]. В этом квартале располагались не только дома и торговые ряды, но и госпиталь амальфитанцев, предназначенный для приема прибывавших в Сирию итальянских паломников [604]. Еще один госпиталь амальфитанцев был основан в Иерусалиме [605]. Колонию амальфитанцев в Антиохии возглавлял особый викарий, назначаемый и присылаемый из Амальфи. Однако благосостояние амальфитанцев в Антиохии и византийской Сирии стало постепенно сходить на нет, в особенности после подчинения Амальфи нормандцам (в 1073 г.) и выступления амальфитанских кораблей на стороне Роберта Гвискара во время нормандского вторжения на Балканы (в 1081–1085 гг.). По словам Лорана: «Эта политика правителей Амальфи стоила городу его коммерческого процветания в греческих водах. Император (Алексей I Комнин. — С. Б.) отменил коммерческие привилегии Амальфи, как враждебного города, предоставив новые привилегии венецианцам, защищавшим империю от атаковавших ее нормандцев. Купцы Амальфи, пребывавшие на греческих землях, отныне должны были платить дань Венеции» [606]. Хотя присутствие и процветание венецианцев в Антиохии наметилось еще до войны с нормандцами, т. е. до 1081 г. К примеру, уже на исходе 70-х гг. XI в. венецианские купцы смогли выкупить и вывести из Антиохии содержавшегося там пленного сербского королевича Константина Бодина [607]. Не стоит забывать и об истории перенесения мощей Св. Николая Чудотворца из Мир Ликийских в Бари (в 1087 г.), т. к. итальянские купцы спасшие/похитившие [608] мощи святителя, изначально направлялись для торговли в Антиохию [609]. Последнее доказывает, что итальянская торговля в Антиохии не пресеклась даже с сельджукским завоеванием; купцы и моряки из Венеции, Амальфи, Бари продолжали посещать город уже после его перехода к тюркским правителям.
«Латиняне» на землях византийской Сирии были представлены не только проходившими колоннами западных паломников или прибывавшими итальянскими купцами. На протяжении полувека, предшествующего Первому крестовому походу, контингенты франко-нормандских наемников, поступавших на службу к ромейским василевсам, стояли в
