В кабардинском предании мы видим те же самые этногеографические реалии, что и в летописи: хазар, касогов, опсов (ошибочно названных в Повести временных лет ясами — аланами), Саркел (Белую Вежу). Ясно, что речь идет об одних и тех же событиях. Но в историческом плане горский вариант выглядит предпочтительнее — как по своим подробностям (даже за вычетом легендарного с формальной точки зрения сюжета об освобождении Алегико), так и по внутренней логике повествования. Следуя ей, события 965/966 г. можно выстроить следующим образом. Первой заботой Святослава было выкроить себе удел. С этой целью он прибыл в восточный Крым, где, однако, поначалу очутился на положении вольного атамана, одного из многих черноморских князьков, промышлявших разбоем на побережье. Чтобы поднять свой престиж военного вождя, Святослав задумал совершить набег на Адыгею[330]. Вероятно, дружина его пополнилась местными «русскими» удальцами, всегда готовыми поживиться за счет соседей. Поход начался успешно, но для того, чтобы закрепиться в Адыгее, у Святослава не хватило сил. Тогда он предложил горцам союз против хазар. Враги, как это часто бывало в то время, в одночасье сделались боевыми товарищами. Саркел, запиравший донской водный путь, был бельмом на глазу не у одних русов, а у всех народов Приазовского региона. Как показывают археологические исследования, крепость была разрушена до основания (при раскопках Саркела в пластах приблизительно середины X в. обнаружен «мощный слой со следами пожарища»[331]). Падение Саркела стало провозвестником скорого конца Хазарского каганата. Вернувшись в восточную Таврику, Святослав при помощи касожской дружины утвердился в Тмуторокани, которая, по единодушному мнению историков, именно с этого времени становится крымской колонией киевских князей.
Возможно, в следующем году Святослав развил свой успех, поднявшись по Дону и вторгшись в землю вятичей[332]. К археологическим свидетельствам этого похода некоторые исследователи относят следы пожаров на городище Горналь (на реке Псел) и на крупном вятичском городище у села Супруты (на реке Упе, притоке Оки)[333]. Однако если Святославу и удалось взять дань с вятичей, то, скорее всего, в виде одноразовой контрибуции. Никаких других последствий для Вятичской земли эта экспедиция не имела, ибо Святослава вскоре совершенно перестали интересовать дремучие мещерские леса. Его приглашали в большую политику.
Глава 2
НАЧАЛО БОЛГАРСКОЙ ВОЙНЫ
В 963 г. в Константинополе умер император Роман II. Его малолетние дети, Василий II и Константин VIII, поступили под опеку матери. Фактически же всеми делами при дворе распоряжался евнух Иосиф Вринга, бывший воспитатель Романа II и влиятельный царедворец. Но всего через несколько месяцев, в августе 963 г., полководец Никифор Фока свергнул Врингу и провозгласил себя василевсом.
Новый император производил двойственное впечатление на людей своей наружностью. По словам Льва Диакона, его «цвет лица более приближался к темному, чем к светлому; волосы густые и черные; глаза [также] черные, озабоченные размышлением, прятались под мохнатыми бровями; нос не тонкий и не толстый, слегка крючковатый; борода правильной формы, с редкой сединой по бокам. Стан у него был округлый и плотный, грудь и плечи очень широкие, а мужеством и силой он напоминал прославленного Геракла». Однако Лиутпранд увидел в Фоке «совершенное чудовище, пигмея с тучной головой, с небольшими глазами, как у крота; он обезображен короткой, разросшейся полуседой бородой, его уродует тонкая, как палец, шея; весь он оброс густыми волосами, лицом он темный, как эфиоп, которого не захочешь встретить ночью! У него торчащий живот, сухие ягодицы, бедра применительно к его короткой фигуре очень долги, голени коротки... Одет Никифор в виссон, но очень бесцветный, от длительного ношения ветхий и вонючий, по уму он — лисица, по вероломству и лживости подобен Улиссу». Сличая оба портрета, следует учитывать, что Лев Диакон, как полагается верноподданному, слегка льстил, а Лиутпранд, обиженный императором, откровенно злословил.
Никифор был человеком, умевшим обуздывать свои страсти и искушенным в аскезе. Еще будучи полководцем, он дал обет воздержания и даже собирался со временем удалиться в монастырь, о чем ему впоследствии с укоризной напоминали афонские монахи. Вступив на престол, он сделал себе некоторые послабления в духовной дисциплине, но в своих личных потребностях и привычках остался все тем же монашествующим солдатом. Как правитель, Никифор зарекомендовал себя умным государственным деятелем и отличным полководцем, заложившим основы возрождения имперского могущества Византии в конце X — первой половине XI в.
Византийско-болгарские отношения
За несколько лет Никифор Фока очистил от арабов Малую Азию, Кипр, Крит, тем самым вернув Византийской империи свободу действий в Европе.
Главным стратегическим противником Византии здесь была Болгария. Ко времени прихода Никифора к власти на троне хана Аспаруха, основателя Первого Болгарского царства, уже почти сорок лет сидел «василевс болгар» Петр. Это был мягкий человек, безвольный государь и большой поклонник византийской культуры, позже прославленный Болгарской Церковью как святой. Его единственным политическим успехом за четыре десятка лет правления был мирный договор 927 г. с Византией, по которому империя признала за ним царский титул, обязалась выплачивать ежегодную дань и смирилась с независимостью Болгарской Церкви; кроме того, Петр получил в жены внучку Романа I Лакапина. Однако всем этим Петр был обязан не столько собственной политике, сколько своему предшественнику царю Симеону, незадолго перед тем едва не вытолкавшему византийцев с Балканского полуострова в Азию. Сам же Петр и в 927 г., и впоследствии неизменно предпочитал мир войне и, идя от уступки к уступке, в конце концов привел государство к гибели.
Внутри страны у Петра не было прочной опоры. Бояре и дружина, недовольные длительным миром, мечтали о возвращении к завоевательной политике Симеона. Заговоры и мятежи следовали один за другим. Болгарское царство расползалось на куски, как лоскутный кафтан. В 931 г. Болгария потеряла Сербию, объявившую о своей независимости. В середине 960-х гг. восстание поднял комит (наместник) Македонии боярин Никола Шишман, которому удалось подчинить своей власти всю Западную Болгарию. Страна распалась на две враждующие части.
Но и бессильная Болгария тяготила Византию, как бы придавленную огромной массой этого «варварского» государства к побережью Архипелага. Трезвый политический расчет не позволял надеяться на вечное миролюбие болгар, притом что столицу империи и болгарскую границу разделяло всего несколько дней пути. Еще до восшествия на престол Никифора правительство Вринги под благовидным предлогом заставило царя Петра прислать в Константинополь двоих его сыновей, Бориса и Романа, ставших, по сути, полуофициальными заложниками.
Никифор, став императором, намеренно пошел на обострение болгаро-византийских отношений. В 965 г., когда Никифор, возвратившийся из похода против арабов, торжествовал взятие сирийской твердыни — города Тарса, в Константинополь явились за обычной данью болгарские послы. Василеве принял их в присутствии всего двора, собранного для празднования победы. Выслушав посланцев Петра, Никифор в обдуманном пылу гнева вскричал: «Горе ромеям, если они, силой оружия обратившие в бегство всех неприятелей, должны, как рабы, платить подати грязному и во всех отношениях низкому скифскому племени!» Приказав тут же отхлестать послов по щекам, он обругал Петра «тулупником, грызущим сырую кожу» и велел передать, что «великий и могучий государь ромеев в скором времени придет в его страну и сполна отдаст ему дань, чтобы он, трижды раб от рождения, научился именовать повелителей ромеев своими господами, а не требовал от них податей, как с невольников» (Лев Диакон).
В подтверждение своих слов Никифор в 967 г. двинулся с войском на Болгарию. Но, заняв несколько пограничных укреплений у подножия Родопских гор, он остановился из опасения, что болгары устроят засаду и истребят его армию в горных теснинах, как это нередко бывало в прежних болгаро-византийских войнах. Императора также беспокоила неблагоприятная политическая обстановка. На востоке против него опять поднимались арабы, а на западе Оттон I — теперь уже помазанный папой император Священной Римской империи германской нации — намеревался вторгнуться в Апулию и Калабрию — византийские владения в Южной Италии, чтобы заставить-таки Никифора признать его императорский титул. Обдумав свое положение, Никифор решил, что начинать крупномасштабную войну с Болгарией сейчас не время. По возвращении в столицу он начал готовиться к походу в Сирию, надеясь сперва окончательно расправиться с арабами. А чтобы в это время в голову царя Петра не лезли соблазнительные мысли о болгаро-германском союзе, Никифор вознамерился занять его внимание небольшой заварушкой на северной границе Болгарии.
