«В этот момент, — говорит Кайтель, — было ровно семь часов вечера. Мы едва имели время спуститься в бомбоубежище. Американская авиация помогла ему отметила день рождения фюрера».
Через два дня — 22 апреля — Гитлер был в нервном и подавленном состоянии. Он подозвал к себе Геббельса, потом его жену и детей. Военный рапорт он принял с отсутствующим видом. Когда все встали, чтобы разойтись, Гитлер задержал Бормана и Кайтеля. Он смотрел на них некоторое время молча, сумрачным, потерянным взглядом. Потом он произнес:
«Я не покину Берлина».
«Я был ошеломлен…», — говорит Кайтель.
Самолеты были готовы. Часть Главного Штаба была уже в Берхтесгадене. И, самое главное, последняя стратегическая комбинация, последняя битва за Германию была построена на оставлении Берлина. Ибо оставалась еще одна надежда, это армия Венка. «Гитлер, — сказал Кайтель, — сам сформировал ее. Он отобрал в нее лучшие дивизии, взятые с различных фронтов. Армия была расположена к югу от Гамбурга, в центральном пункте, прикрытая с востока Эльбой. Гитлер имел намерение бросить ее на сравнительно слабые американские колонны, продвигающиеся из Гарца».
Этот маневр мог иметь успех. Быстрый удар армии Венка мог дезорганизовать американцев, так как их северный фланг был оголен и беззащитен. Инвазия англо-саксов могла быть задержана. Но, конечно, при этом отпадал вариант ожесточенной обороны Берлина.
В этот момент явился служащий отдела печати, вызванный по приказанию фюрера. Гитлер спросил его — распространяется ли на улицах его прокламация и дана ли она для оглашения в радио. Человек отвечал утвердительно.
– Что за прокламация? — спросил Кайтель.
Гитлер скрестил руки.
– Фюрер в Берлине — ответил он. — Он останется в Берлине. Он никогда не покинет Берлина. Он будет защищать Берлин до последнего момента.
Он обратился к Кайтелю:
– Вы отправляетесь завтра в Берхтесгаден.
– Слушаюсь. Когда вы туда приедете?
– Я останусь в Берлине.
– В таком случае я не еду в Берхтесгаден.
– Вы должны подчиняться моим приказам. Где Иодль?
Иодль подошел. Гитлер повторил ему то, что он сказал Кайтелю, и прибавил:
– Вы будете сопровождать маршала в Берхтесгаден.
– Но, — возразил Иодль, — вы не можете руководить операциями из Берлина. Вы не можете командовать без вашего Главного Штаба.
– Райхсмаршал (Геринг) будет командовать за меня. Спор продолжался три часа. Генералы без конца повторяли свои доводы. Если бы они знали, что фюрер хочет защищать Берлин, они приняли бы иные меры, но теперь уже поздно менять планы. Армия Венка ожидала сигнала к наступлению и, быть может, победа еще возможна и не так далека. Защищать Берлин — это значит пожертвовать последним шансом к спасению. Это равносильно самоубийству.
Гитлер не возражал. Он не прерывая генералов. Он не сердился. Он только повторял время от времени глухим голосом:
– Я принял окончательное решение… Я принял окончательное решение… Я его не изменю.
Наконец, они поняли. До самого последнего момента, до абсурда он верил в свою победу. «Он верил, — утверждает Кайтель, — что он спасет Германию силой своего гения». Внезапно он увидел, что все потеряно и что он сам погиб. Все стратегические комбинации бессильны против Судьбы. Не оставалось ни времени, ни места, чтобы закончить новое страшное оружие, которое он готовил втайне — ураниевую бомбу; подземные мастерские, где шли работы по ее изготовлению, были разрушены англо-американской авиацией. Оставалось одно — достойный конец. И он должен был быть здесь, в Берлине, а не в каком-то Берхтесгадене.
Было уже восемь часов вечера. Видя бесплодность своих усилий, Кайтель уступил.
– Я поеду в армию Венка, — сказал он, — чтобы объяснить ему новую ситуацию и обсудить, что можно сделать для спасения Берлина. Я надеюсь дать Вам ответ завтра утром. Иодль останется в моей главной квартире. Я отправлюсь тотчас же.
— Хорошо, — сказал Гитлер. — Но Вам надо перед отъездом поесть.
Он вдруг стал спокойным, как человек, принявший последнее решение. «Он сам принялся хлопотать, — говорит Кайтель, — чтобы мне подали бутерброды, шоколад и полбутылки коньяку».
Кайтель отправился вместе с Иодлем. Они ехали вместе до главной квартиры, расположенной в Крампнице, на западной окраине Берлина. В темноте автомобиля Иодль произнес медленно:
«Сейчас дело идет только о битве за Берлин. Это совсем новая задача; я буду работать над ней всю ночь».
В Фонтенебло маршалы Наполеона имели мужество пожалеть Францию — историки их в этом несправедливо упрекали. Кайтель и Иодль эти автоматы из Главного Штаба — не имели мужества сказать Гитлеру, что пора прекратить бесполезную бойню.
Через Магдебург — вернее, развалины Магдебурга — Кайтель проехал к генералу Венку. По его словам, он не рассказал Венку обо всем, что происходило в Канцелярии, но лишь известил его о новой задаче — спасти Берлин. Он ему тут же продиктовал приказ, потом он отправился взглянуть на войска. Он говорил в течение ночи с начальниками дивизий и с командирами полков Впечатление было очень хорошее.
На следующий день, 23 апреля, около часу дня Кайтель был уже снова в Крампнице, В сопровождении Иодля он направился в Канцелярию.
Тишина полумертвого города нарушалась отдельными сухими выстрелами. Иодль пожал плечами. «Это русские дальнобойные орудия начинают обстрел Берлина».
Гитлер казался спокойным. Кайтель наклонился к Иодлю и прошептал ему на ухо: «По-видимому, дела поправляются. Вчера был душевный кризис, сегодня снова все в порядке». В силу долгой привычки, Кайтель судил об общем положении по выражению лица своего повелителя.
Сведения об армии Венка, по-видимому, доставили удовольствие фюреру. Так, по крайней мере, показалось Кайтелю. Быть может, он не заметил, что отчаяние наложило на лицо Гитлера маску, которой еще никогда не бывало: спокойствие.
– Я иду уснуть часа на два, — сказал Кайтель. Затем я отправлюсь в армию Венка. Я осмотрю наши позиции на севере Берлина, затем группу генерала Гейнрици на северо-западе. Я постараюсь двинуть весь фронт вперед и дам вам ответ завтра.
– Вы не успеете, — отвечал Гитлер, — сделать все это за один день. Вы могли бы отправиться к группе Гейнрици завтра или послезавтра.
Фраза неслыханная в устах Гитлера. Человек, который всегда подгонял время и мучил подчиненных своим нетерпением, теперь вдруг заявлял: это не спешно.
Кайтель уехал. 24-го, на обратном пути его автомобиль был остановлен: русские окружали Берлин. ОКБ было уже не в Крампнице, но в бараках в Фюрстенбергском лесу. В полдень Кайтель встретился там с Иодлем. Тот рассказал ему, что он говорил по телефону с фюрером и сделал последнюю попытку склонить его к отъезду из Берлина. Он снова потерпел неудачу.
«Я потребовал самолет на аэродроме в Рехлине, — рассказывает Кайтель. — Я хотел попытаться спуститься в Берлине вечером. Мне сказали, что густой туман окутывает город и что полет надо отложить.
Я попытался тогда собрать несколько батальонов и боевые припасы и переправить их в Берлин по воздуху. Запросил по этому поводу фюрера по телефону. Я припоминаю, что он сказал мне: «Пришлите сперва подкрепления и потом прибывайте сами».
Но на следующий день, 25 апреля, адъютант фюрера фон Белов сообщил мне, что посадочная площадка перед Бранденбургскими воротами изрыта воронками от снарядов и что пристать самолету невозможно. Затем телефон замолк совсем.
«Мы пытались, — говорит Кайтель, — поддержать сношение с Берлином при помощи радиофонии. Мы подняли привязной воздушный шар с антенной. Передача была отлична, но 28 апреля в полдень, в тот самый момент, когда нам давали Канцелярию, шар был сбит русскими».
За стенами убежища, где протекали последние часы фюрера, никто и никогда больше не услышал голоса, который заставлял трепетать Европу — голоса Гитлера.
Один человек вышел из ада, именуемого Берлином, и успел присоединиться к Кайтелю. Это был генерал авиации Грейм. В тот момент, когда его аэроплан подымался с импровизированной дорожки у Бранденбургских ворот, осколок снаряда раздробил ему ногу. Он сообщил Кайтелю, что между фюрером и Герингом произошла крупная ссора. Геринг, прибыв в Берхтесгаден, телеграфировал, что он принял на себя верховное командование и что он намерен вступить в переговоры о мире. Гитлер ответил смертным приговором Герингу, но, принимая во внимание его долголетние заслуги, он смягчил наказание и ограничился тем, что освободил его от всех его функций. Он, Грейм, назначен был главнокомандующим воздушных сил. Он отправился в Берхтесгаден, но прибыл туда лишь для того, чтобы там умереть, так как во время перелета у него началось заражение крови.
Тем временем Кайтель старался осуществить свой план освобождения Берлина. Армия Венка начала наступление с юго-запада. Она пыталась установить единый фронт, заполнив брешь между группой армий Гейнрици на севере и 9-ой армией на юге. Она подвигалась в полном порядке, приближаясь к Крампницу и Потсдаму. В главной квартире, ютившейся в Фюрстенбергском лесу, был еще проблеск надежды.
