Секрет тут прост – Чаушеску не мог не почувствовать в перестройке смертельной угрозы для деспотических порядков в своей стране. Особенно неприемлем был пример советской перестройки в развитии гласности, действительной, а не декларативной демократизации общественной жизни, в повышении роли человека, признании идеологического, а затем и политического плюрализма.
Реакцией на процессы, начавшиеся в Советском Союзе, явились в Румынии ужесточение цензуры, еще большее сужение информации о Советском Союзе с одновременным усилением похвал в адрес Чаушеску и его «золотой эпохи». Были сведены на нет контакты между производственными коллективами, городами и областями наших стран, ограничено передвижение советских дипломатов, журналистов, введены специальные меры по уменьшению общения советских туристов с местным населением. Выступления советских руководителей публиковались редко и с такими купюрами, которые касались наиболее важных тем и сюжетов.
Фактически была свернута деятельность Общества советско-румынской дружбы. Наши усилия открыть на взаимной основе дома советской и румынской культуры не приводили к желаемому результату.
Соглашения о сотрудничестве между партиями двух стран приобрели с течением времени формальный характер. Пожалуй, единственно заметный контакт осуществлялся по линии обмена лекторами партийных комитетов. Но к приему этих лекторов румыны очень тщательно готовились, подбирали специальные аудитории, формулировали соответствующие вопросы и т. д.
И тем не менее сквозь эту плотную завесу со стороны простых людей, представителей интеллигенции и даже некоторых низовых партийных работников все же пробивался интерес к Советскому Союзу, к начавшимся в нем демократическим процессам.
Особую позицию Румыния занимала и в вопросах социалистической интеграции, заявляя, что ей как слаборазвитой стране надо вначале достичь определенного экономического уровня и только после этого она может на равноправных основах подключиться к интеграционным процессам.
По показателям производства и жизненного уровня населения Румыния находилась в конце списка европейских социалистических стран. Румынское руководство выдвинуло вполне естественную задачу – преодолеть отставание. Но решено это было сделать методом своеобразного большого скачка за счет жесткой экономической политики, централизации ресурсов и форсированной индустриализации с упором на тяжелую промышленность в духе догматических образцов сталинской модели «строительства социализма» и экономической автаркии.
Неизбежным результатом такой политики стало перенапряжение сил. Доля фонда накопления в национальном доходе Румынии была наивысшей среди социалистических стран. В широких масштабах Румыния прибегла и к использованию западных кредитов, что привело к усилению финансово- бюджетной напряженности. Правда, потом румынский руководитель опомнился, но ударился в другую крайность, поставив задачу в течение нескольких лет ликвидировать задолженность Западу.
Это легло тяжким бременем на народное хозяйство и население, обусловило сужение ресурсов для социальной сферы, привело к замораживанию и даже снижению жизненного уровня широких слоев населения, к острой нехватке и дороговизне товаров народного потребления, топлива, в том числе для бытовых нужд. В магазинах выстроились громадные очереди. Бухарест и другие города погрузились в полумрак.
В стране зрело глухое, но глубокое недовольство такой политикой. Его пытались заглушить массированной идеологической обработкой населения в духе национального патриотизма, превознесения достижений Румынии, мудрости румынского руководства, раздувания культа личности Чаушеску. Открытые выступления подавлялись силой.
Реальные потребности страны диктовали необходимость развития экономических связей с Советским Союзом и другими странами Восточной Европы, но и тут румыны занимали одностороннюю, по сути дела эгоистическую позицию.
Чаушеску при встречах с Горбачевым неизменно повторял, что он готов увеличить товарооборот с нами вдвое, но при этом имел в виду увеличение поставок нефти из СССР в Румынию, а продукции румынского машиностроения – в СССР, не идя на широкую производственную кооперацию. Дело в том, что в предшествующие годы в надежде на дешевую нефть Румыния создала большие мощности по нефтепереработке и нефтехимии и постоянно оказывала на нас нажим, добиваясь увеличения поставок углеводородного сырья. При этом румыны категорически, даже в большей степени, чем немцы, возражали против перенесения центра тяжести в экономических отношениях на предприятия и объединения, считая, что товарооборот должен развиваться исключительно в централизованных формах.
Изо всех сил Чаушеску стремился повысить и подчеркнуть свою роль на международной арене.
Конечно же, каких-то серьезных, объективных факторов для этого не было. Да и не могло быть. В этих условиях Чаушеску вынужден был для самоутверждения, повышения авторитета внутри страны и в мировом сообществе разыгрывать карту противоречий между великими державами, лавируя между ними.
Запад, конечно же, с подозрительностью и, можно сказать, с неодобрением относился к режиму Чаушеску. Но вместе с тем он не прочь был использовать честолюбивые устремления румынского диктатора в своих интересах, оказывал на него давление и давал ему кое-какие подачки.
В то же время Чаушеску понимал, что ему не обойтись без тесных отношений с Советским Союзом и другими социалистическими странами. Там, где нужна была эта опора, Чаушеску использовал ее, там, где он чувствовал, что можно поиграть на противоречиях между СССР и США, СССР и Китаем, он проявлял «самостоятельность» и «независимость».
Эта политика, возможно, могла давать какие-то результаты в условиях «холодной войны» и конфронтации между СССР и Западом, но она лишилась своей основы, когда начался серьезный диалог между СССР и Западом и на реальные рельсы был поставлен процесс разоружения. Тогда Чаушеску стал выступать с различного рода широковещательными заявлениями, декларациями относительно ядерного потенциала великих держав, собственными инициативами в области разоружения, которые выглядели просто наивно, а порой и смехотворно.
Так, в Румынии был проведен «национальный референдум» о сокращении «в одностороннем порядке» «вооружений, войск и военных расходов» на 5%. По словам Чаушеску, он «продемонстрировал волю неуклонно действовать в сторону разоружения и мира». Референдум сопровождался пропагандистской шумихой о примере Румынии «в самом решительном переходе к конкретным действиям по разоружению, сокращению военных расходов» и т. д. К голосованию был привлечен весь народ, начиная с 14-летних подростков.
Отсутствие или слабость весомых факторов в своей международной деятельности Чаушеску стремился компенсировать внешними эффектами. Он регулярно осуществлял помпезные, дорогостоящие, не соответствующие масштабам отношений с этими странами поездки в страны Запада и Востока и, в свою очередь, с большим шумом принимал высокопоставленных визитеров Запада, в том числе Дж. Буша и Ф. Миттерана, у которых, конечно же, были свои мотивы посетить Румынию. Выходы на публику Чаушеску обставлял всеми мыслимыми и немыслимыми атрибутами, дабы подчеркнуть особую значимость своей персоны, ее уникальность и величие.
Он был не прочь поэксплуатировать и международный авторитет Горбачева. Во время совещаний руководителей соцстран стремился почаще на виду у других быть вместе с советским руководителем. Происходили, например, «неожиданные встречи» наших делегаций в парке на пути к месту совещания. Тут же, откуда ни возьмись, румынские репортеры, щелканье затворов, стрекот кинокамер, два-три вопроса на ходу и главное – совместное появление в зале заседаний.
Конечно, Румыния, как член Варшавского Договора, не могла не считаться с общей политикой. Румынское руководство с различного рода оговорками, претензиями в конце концов поддерживало основные шаги согласованной внешней политики стран Варшавского Договора. Но это постоянно сопровождалось капризами, за которыми стояло стремление не столько внести какой-то позитивный вклад в общий процесс выработки и осуществления политики, сколько добиться удовлетворения своих амбиций, набить себе цену, лишний раз подчеркнуть самостоятельность и независимость своей позиции.
И еще одно.
Неприятие советской перестройки, стремление создать вокруг себя имидж крупного лидера международного масштаба привели Чаушеску к тому, что он постепенно становился все более ярым приверженцем ортодоксальных марксистских позиций и борцом против любых отклонений от них.
Как известно, Чаушеску занимал особую позицию в отношениях с Компартией Китая, поддерживая с ней тесные контакты даже в период «большого скачка» и разгула «культурной революции». Румыны выступали против какой-либо критики китайской позиции под флагом невмешательства во внутренние дела и равенства компартий.
