Летом 1810 года с тринадцатого Курильского острова - Расшуа - к Итурупу вышла большая байдара, на которой находилось пятнадцать человек - семеро мужчин, шесть женщин и двое детей.
Груз на байдаре был невелик: несколько десятков шкур морской выдры, нерпичьи и тюленьи кожи, небольшой сверток лисьего меха и бережно упакованные орлиные крылья и хвосты.
Это была группа охотников-курилов, русских подданных, и плыли они на юг в надежде встретить на каком-либо из островов японское селение, чтобы променять свои товары на рис, халаты, табак...
Особенно ценным товаром курилов были орлиные хвосты и крылья, щеголи-самураи украшали этими перьями свои стрелы.
Японские селения на гряде то возникали, то исчезали; прочно и надолго японцы здесь не обосновывались, - они отлично знали, что самовольничали на чужой земле.
Небольшое такое селение охотники заметили в заливе на острове Итуруп. Курилы еще издали стали показывать свои товары. Потом уже безбоязненно они высадились на берег.
Около сотни японских солдат с ружьями и обнаженными саблями в руках, рассыпавшись цепью, окружили охотников, отрезав им путь к морю. Маленький японский офицер приказал отвести курилов в тюрьму. Из крикливой речи японца охотники поняли только одно: они - русские подданные, поэтому офицер считает себя вправе казнить их или миловать, отпустить на волю или держать в тюрьме.
Целый год охотники вместе с женщинами и детьми находились в темном сыром бараке, получая в пищу солдатские объедки.
Примерно раз в неделю офицер вызывал кого-нибудь из пленников и задавал одни и те же вопросы:
- Вы - русские разведчики? Вы пришли на остров, чтобы донести о нас русским? Вы взяли с собой женщин и детей, чтобы не вызвать наших подозрений? А где находятся русские морские офицеры Давыдов и Хвостов? Этого вы не знаете? Ну что же, можете умирать медленной смертью, если не хотите отвечать.
От холода, голода и цинги умерло уже трое мужчин и три женщины.
Наконец офицер вызвал всех пленников из барака, велел им стать на колени и сказал:
- Я не могу оживить тех, что умерли. Такова их судьба. Я не могу возвратить вам ваших товаров, - они давно уже проданы. Такова судьба этих товаров. Но я дарю вам свободу, возвращаю байдару и еще дарю мешок рису. Ступайте домой и благодарите судьбу...
В океане бушевал шторм. Курилы сидели на берегу на черных холодных камнях, с надеждой вглядываясь в морскую даль. Временами ветер стихал, но тогда над океаном ложился плотный туман. Так проходили дни.
Утром в середине июня проглянуло солнце, и с первыми признаками долгожданной погоды над ясной линией горизонта курилы увидели силуэт корабля...
...Вопросы мичмана Мура японскому офицеру и его ответы переводил курил Алексей. Головнин не сразу увидел переводчика. Курил стоял на коленях, не решаясь поднять головы, запыленный и черный, как камень.
- Прикажите этому человеку подняться, - сказал Головнин. - Где видано такое, чтобы переводчик стоял на коленях?
Мичман резко обернулся, выпрямился, козырнул. Японский офицер понял, что перед ним командир корабля. Он поднял правую руку ко лбу и медленно поклонился, сгибая поясницу. Капитан тоже ответил поклоном. Мичман докладывал громко, взволнованно:
- Переводчик боится японцев. Он не решается подняться с колен... Я думаю, эти курилы, страшно напуганы.
Но японский офицер уже не обращал внимания на курила. Он вдруг стал очень вежливым и, улыбаясь, любезно приглашал Головнина в свое жилище.
В жилище, сидя на циновке, уставленной различными угощениями, японец несколько раз пытался узнать, с какой целью прибыл сюда русский корабль, но Головнин словно не замечал этого.
- Нам нужны дрова и пресная вода, - сказал он.
Японец что-то ответил огорченно.
- Дров нет, воды нет, - перевел Алексей и добавил от себя: - Он только говорит так. Надо быть осторожным, начальник...
Головнин обернулся к курилу. Тот смотрел растерянно.
- Он есть плохой...
Через несколько минут капитан поднялся с циновки.
- Очень жаль, - сказал он, обращаясь к японцу, - что вы не можете снабдить нас дровами и пресной водой. Нам придется поискать другую, более подходящую бухту...
Он не был уверен, что Алексей с точностью переведет эти слова. Но японец понял и спросил озабоченно:
- Куда вы собираетесь идти?
- На поиски нужной нам бухты.
- Вам нужно идти на западный берег острова, посоветовал японец, - в Урбитч. Там есть и вода, и дрова, и магазины...
Переводя его совет, Алексей снова добавил:
- Там есть много солдат япони...
Уже в шлюпке, по пути к "Диане", Головнин заметил Новицкому:
- Для нас самое главное, чтобы японцы не знали об истинных целях нашего прибытия. Нисколько не сомневаюсь, что они сделали бы все возможное, чтобы помешать нашей работе.
В течение трех суток "Диана" курсировала вокруг острова Уруп, и Головнин успел положить его на карту, исправив неточности прежних описей. Была нанесена на карту и часть острова Итурупа. В этом южном районе гряды у экспедиции оставалась еще очень важная задача: опись гавани и пролива, отделяющего остров Кунасири от Мацмая. Никто из опытных моряков в этом проливе не бывал, а на картах русских промышленников, составленных на глаз или по памяти, имелись грубые ошибки.
На обратном пути к Итурупу шлюп вошел в густую пелену тумана. Весь дальнейший путь лежал во мгле.
Огорченный потерей времени, Головнин решил отыскать гавань Кунасири, где, кстати, как уверял оставшийся на шлюпе курил Алексей, можно было получить пресную воду и купить продукты.
Непроглядный туман стеной отгородил от шлюпа берег, и только по гулу прибоя Головнин и Рикорд, почти бессменно дежурившие на мостике, определяли расстояние, отделявшее судно от берега.
Вечером в начале июля "Диана" осторожно вошла в пролив Кунасирской гавани и остановилась. Головнин решил ждать до утра.
Прошло немного времени и на обоих мысах, справа и слева от шлюпа, вспыхнули высокие костры.
- Гавань оберегается, как видно, очень зорко, - заметил Рикорд. Устроились на чужой земле и чувствуют себя, конечно, неспокойно: а вдруг опять нагрянут решительные люди вроде Давыдова и Хвостова?..
В сутеми вечера Головнин пытался рассмотреть в подзорную трубу селение в глубине гавани, но видел только дальние силуэты.
Костры у входа в гавань полыхали до самого утра. А когда с восходом солнца шлюп двинулся по спокойному разливу бухты к берегу, оттуда одновременно грянули две пушки. Ядра вспенили воду далеко от шлюпа.
- Что это означает? - изумленно спросил Рикорд, вглядываясь в крепость, видневшуюся на взгорке.
- Не думаю, чтобы это был салют, - заметил капитан.
- Значит, угроза? "Не приближайтесь"?
- Сейчас выясним обстановку, - сказал Головнин. - Прикажите спустить шлюпку. Со мной отправится штурманский помощник Средний, четыре матроса и переводчик.
- А если это связано с опасностью, Василий Михайлович?
- Мы не можем отказаться от описи гавани. И второе: нам нужно пополнить запасы. Неужели эти непрошенные гости откажут в продаже хотя бы небольшого количества продуктов?
Шлюп отдал якоря в двух километрах от берега. Утро было ясное, тихое, необычное для этих мест. Дальние горы, казались сложенными из синьки.
Стремительно разрезая волны, шлюпка приближалась к молчаливому берегу, на котором, сколько ни всматривался Головнин, не было заметно ни единого человека.
До линии слабого прибоя оставалось не более пятидесяти саженей, и Головнин уже наметил место для высадки, когда над самой шлюпкой с урчанием пронеслось ядро... Все батареи крепости открыли огонь, - высокие всплески окружили шлюпку, что-то глухо ударило в подводную часть борта.
"Наверное, пробоина", - подумал Головнин и приказал гребцам развернуться. Послушная веслам, шлюпка круто развернулась и понеслась обратно к "Диане". А вокруг ложились ядра.
- Плохо... Очень плохо стреляют, - сказал капитан, усмехнувшись матросам. - Такую близкую цель с первого залпа следовало бы накрыть! И заряжают очень медленно... Ну, подлые пираты, было бы у меня на то разрешение, - проучил бы я вас!
Навстречу капитанской шлюпке от "Дианы" уже мчались вооруженные гребные суда. При первом залпе японских пушек Рикорд послал их на выручку Головнину. Помощь, однако, уже не требовалась, - шлюпка вышла за дистанцию обстрела неповрежденной.
Японцы, конечно, видели из крепости, что теперь ядра их делают недолет, но, тем не менее, они продолжали ожесточенную пальбу, и Головнин удивился этому безрассудству.
- Вот "рыцари"! А ну-ка, Рикорд, пошлите им один "гостинец", да так, чтобы обязательно в крепость угодил!..
На шлюпе прозвучал сигнал боевой тревоги; комендоры метнулись к пушкам... Позже Головнин не мог вспоминать без волнения эти несколько секунд, когда корабль словно замер, и люди на нем будто затаили дыхание. Именно в эти секунды решался исход дальнейших событий. Грянул бы выстрел, и многое изменил бы он к лучшему в дальнейшем плавании "Дианы", в судьбе самого Головнина.
