Судьба Порт-Артура
Северо-восточные подходы к Порт-Артуру защищал Пятый Восточносибирский пехотный полк под командованием полковника Николая Александровича Третьякова, расположившегося в Наншане. Это был ключ к крепости и стоянке военно-морской эскадры, северные ворота к Порт-Артуру. При полном бездорожье, при отсутствии карт, при растерянности солдат, не знающих отчетливо, что от них требуется, при периодических нападениях хунхузов — разбойников, полк все же не терял надежды. И это при том, что у Третьякова были лишь 11 рот и огромное незащищенное побережье — лишь один полк, что для обширных маньчжурских пространств, для многокилометрового побережья было явно недостаточно. Но именно Третьяков первым постарался оценить масштаб японской высадки. Единственное благо Третьяков видел в том, что «мы защищаемся, а не атакуем». Его начальник — генерал Фок сообщил Третьякову, что у него нет резервных войск для оказания поддержки, следует полагаться на себя. А любимец солдат и офицеров командир 7-й Восточносибирской пехотной дивизии генерал Кондратенко сказал прямо, что стоять на своих позициях нужно до последней капли крови.
Третьяков пытался построить здесь укрепления еще четыре года назад, во время «боксерского» восстания китайцев. Старые укрепления уже пришли в негодность, не следовало терять времени в развернувшемся конфликте. Третьяков в феврале 1904 г. полностью ощущал экстренность ситуации и немедленно начал земляные работы. Земля была промерзшая и неподатливая, как камень. Русским солдатам помогали 5 тысяч китайских кули. Одним из наиболее старательных китайцев, как позже оказалось, был полковник японской армии Дои с группой помощников.
14 мая 1904 г. впервые столкнулись патрули двух сторон, российской и японской. Но основные силы генерала Оки, выславшего эти патрули, были еще в море, и он не осмелился на решающий бой. Третьяков, получив подкрепления, делал более прочными свои оборонительные позиции. «Много дней я уже не раздевался и не снимал сапог. Напряжение было изматывающим». Поступали сообщения, которые не позволяли дремать. Он положил перед стенами своей крепости Чинчу 60 мешков с взрывчаткой, надеясь использовать их во время японского штурма.
Генерал Оки после потери двух японских эскадренных броненосцев стал осторожнее. Высадившаяся Пятая дивизия укрепила его силы, но он пока замер в ожидании. А с русской стороны Куропаткин напротив, после успехов на море решил активизироваться на суше. 17 мая русский главнокомандующий пишет в Порт-Артур: «Завидую славной задаче, которая падает на превосходную армию Квантунского полуострова. На нее падет основное бремя битвы. Если бы не проблема снабжения, я чувствовал бы себя спокойно вне зависимости от численности войск, направленных против вас».
Завидовать осталось недолго. Генерал Оки восстанови душевное равновесие и направил все три свои дивизии против обороняемого Третьяковым Наншаня и Чинчу. А русские защитники этих мест были еще далеки от состояния готовности. Вечером 22 мая 1904 г. они получили 6-дюймовые морские орудия, которые начали устанавливать в центре своих позиций. Пушки еще не были закреплены, когда раздался огонь японских орудий. Запас русских пушек был ограничен 150 снарядами на каждое орудие. Но уже опоясала русские позиция колючая проволока (которая станет такой знакомой в будущем, в грядущих мировых войнах). Затем в периметре российской обороны следовали минные поля и траншеи, прикрытые сверху.
25 мая утром японцы пошли вперед. Передовые посты русских отошли под подготовленные прикрытия в Чинчу. Но японская атака на сам Чинчу была отражена. Обещанные корабли адмирала Того не подошли с моря, и Оки отозвал атакующую 4-ю дивизию. Ночью собаки лаем предупредили об атакующих японцах, и хорошие русские прожектора высветили их цепи. Стало ясно, что японцы окружают Чинчу. Четверо японских добровольцев преодолели колючую проволоку и подползли — уже будучи ранеными — к восточным воротам маленького китайского городка и сумели их взорвать. Полковник Третьяков, находившийся на высотах Наншань, видел все это. Он впервые видел солдат в хаки, защитный цвет мундиров скрывал продвижение японских солдат.
В ночь с 25 на 26 мая 1904 г. шел ливень. Презирая погоду, 4-я японская дивизия сделала вторую попытку войти в северные ворота Порт-Артура. Сверкали молнии, было холодно и сыро, когда японские минеры попытались заложить мину под русские укрепления. Но японцы не могли взять Наншань не взяв предварительно Чинчу.
На рассвете (4.30) четыре обещанных корабли адмирала Того появились с северо-запада, у Чинчу. Под огнем корабельных орудий японские части атаковали и собственно Наншань с востока и севера. Пока Третьяков был доволен стрельбой своих пехотинцев — бинокль позволял видеть смятение в японских рядах. Его, Третьякова боевой дух поддержало и прибытие русской канонерки, три пушки которой были дополнением к его стволам. Но начавшийся через два часа отлив вынудил канонерку возвратиться в порт Дальний.
При всем прочем, силы были не равны. Против 198 японских орудия у полковника Третьякова были только 50 орудий. Четырехкратное пушечное превосходство скоро стало ощутимым. На следующий день боезапас пушек стал иссякать. К полудню стреляли уже лишь две русские пушки. И остался лишь один артиллерист, который стрелял из каждой пушки по очереди, пока прямое попадание не прервало его героической вахты.
На правом фланге Третьякова 3-я японская дивизия попыталась взойти на охраняемую русскими высоту, преодолевая «колючку». Именно сюда был брошен небольшой имеющийся резерв. Прошел день, но японцам не удалось пробиться сквозь эти дальние подступы к Дальнему и Порт-Артуру. Все же постепенно плотность огня японской артиллерии начала давать свои результаты. И только обещанные в конце концов генералом Фоком (этот полицейский генерал не был профессиональным военным и было непредусмотрительно делать его главой северной обороны Порт-Артура) подкрепления несколько выправили положение.
Именно тогда генерал Оки решился на общее наступление. Продвижение вперед давалось японской пехоте, выступившей в густом тумане, нелегко. Русские пулеметы (примета ХХ века) косили японскую пехоту; было очевидно, что защитники Наншаня дорого «продадут» свой отход. И все же 3-я японская дивизия, не обращая внимания на потери, рвалась вперед. Ее фанатическое упорство позволило ей прорваться сквозь минные поля и ограждения из колючей проволоки. Казалось, атакующих не остановит ничто. Продвижение японских войск остановила русская контратака. Третьякову помогли подошедшие к 6 часам вечера две роты подкреплений.
Как бы там ни было, один русский полк не мог сдержать Второй японской армии. Эти русские 300 спартанцев стояли насмерть и подчинились только приказу генерала Фока «отходить». Не все искали спасения. Вот что пишет полковник Третьяков, и у нас нет оснований не верить ему: «Лейтенант Краговский отказался отступать и попрощался со всеми идущими мимо него солдатами. Капитан Маковеев, стоявший во главе восьмой роты, заявил, что он никогда не отступит, и сдержал свое слово. Он остался в окопах и был убит только когда расстрелял весь барабан своего револьвера. Майор Соколов, командир девятой роты, также отказался отступить и с саблей бросился на нескольких японцев, прежде чем был заколот».
В ходе боев этого дня полковник Третьяков потерял 450 человек; при отступлении еще 650 — отступление всегда порождает панику и потери. Полковник приказал батальонному оркестру играть и повел колонну назад четким строем. В ходе боя японцы потеряли 739 человек убитыми и 5459 ранеными. Но, заметим, что в ходе одного этого боя японская сторона израсходовала больше боеприпасов, чем в ходе всей японо-китайской войны 1894–1895 годов. Это обстоятельство буквально шокировало генеральный штаб Японии. Хватит ли у Японии ресурсов?
Престиж для японцев священен. Они делали все, чтобы показать благородство самураев, продемонстрировать их искусство и решимость на фоне дикого безумия «северных медведей». И упорная пропагандная работа давала свои результаты на международном уровне. Скажем, лондонская «Таймс» постоянно писала о японском стиле ведения боя как несравненно более привлекательном. «Думая о Порт-Артуре, русские трепещут».
Нет сомнения, что многие русские на Дальнем Востоке переживали не лучшие времена. В порту Дальний были слышны звуки битвы в Наншане. Гражданские лица покидали город, хотя генерал Стессель старался успокоить их и рекомендовал «заниматься делом, как прежде». В городе стоял полк восточносибирских солдат и артиллерийская бригада, которые не могли пожаловаться на отсутствие комфорта. Но с прорывом японских войск в Дальнем началась паника. Пассажиры поезда из Наншаня сообщили о падении русских укреплений. Дело было к полночи, когда пассажиры прибывшего в Дальний поезда сообщили о падении Наншаня, что вызвало немалую панику. Английский историк Ричард Коннотон называет город Дальний «перлом русских имперских амбиций на Востоке». Он находился всего в 14 км от узловой станции в Нанкуанлинге. Здесь вполне можно было устроить дополнительную линию обороны (более эффективную, чем Наншань), но генералы как бы позабыли об этой возможности.
