У мальчишек всегда найдется повод затеять ссору и драку. Поэтому в деревне не очень доискивались причины вражды Леона и Жака. А так как Жак и не думал оправдываться, принял наказание, как должную кару, все и решили, что зачинщиком был он и что он - задира. И Жак уже не мог отвязаться от этого прозвища, которое он, может быть, и заслужил, но не в этот раз, когда встал на защиту доброго имени Фирмена и отца Поля. Самое печальное было, что отец Поль поверил в то, что Жак искал ссоры. Жаку припомнили все прежние "подвиги". Их у него набралось немало. Полез в драку со стаей мальчишек, которые были сильнее и старше его, бросился усмирять быка, не дожидаясь, чтобы подошли взрослые, надерзил управляющему, господину Бари, чем едва не повредил всей семье Маргариты Пежо...
Андре Менье твердил сыну, а теперь стал повторять еще чаще: "Уступай, уступай всем, сынок! Сильного тебе все равно не пересилить, а жить будет легче, коли прослывешь податливым да уступчивым..."
Отец Поль тоже осуждал строптивость. Но это была совсем иная наука. "Не обижай слабого, а сильному докажи свою правоту, не мерясь с ним силой. Убеди его словом, силой рассуждения. Если хочешь, рази стрелой, но пусть мечет ее не рука твоя, а язык".
А бабушка Пежо рассуждений не любила. Жак понимал, что она не находит ничего зазорного в том, что он проучил богача. Раз Жак проучил - значит, было за что! Разговаривать об этом ни ей, ни ему было недосуг. Но Жак и без разговоров понимал, что бабушка, как ни плохо ей живется, каких унижений ни приходится терпеть, будет отстаивать свои права, пока может. И за это он любил ее еще больше.
Глава третья
ОТЕЦ ПОЛЬ
Направляясь к отцу Полю, чтобы получить его благословение на дорогу, Жак с волнением думал о том, что ему предстоит долгая разлука с любимым наставником. С ним и его книгами, которые притягивали к себе Жака, как магнит.
Господин Поль приветствовал Жака словами:
- Добро пожаловать, Жак! Ну что, собрался, готов?
- Собрался, отец Поль, вот и пришел к вам... Благословите меня на дорогу.
- Охотно, сын мой! Но не прежде, чем мы выпьем по чашечке кофе и потолкуем!.. Мадам Грийе, дайте-ка нам кофе!
Старушка служанка, жившая у кюре много лет и состарившаяся вместе с ним, накрыла на стол и подала кофе.
- Особых напутствий, дитя мое, я тебе не даю - ты и так их от меня наслушался немало! Я верю, что ты будешь помнить все, чему я тебя учил. Париж велик, он даже больше, чем ты себе представляешь, - голова может легко закружиться. А ты ее не теряй, не зазнавайся! Что бы ни случилось, оставайся честным! Тут я за тебя спокоен. Ты хорошо усвоил, что такое честность и честь, стойкость и мужество!
Жак поделился с отцом Полем своей заботой: бабушка велела передать свой наказ в руки королю. А как это сделать?
- Тут я тебе плохой советчик, - смеясь, ответил отец Поль. - И сам во дворце не бывал, и никто из моих близких туда вхож не был. Однако мне приходилось слышать, и не раз, что есть только один верный способ передать просьбу во дворец - это через кого-либо из дворцовой челяди. Ты и представить себе не можешь, сколько есть у короля, и особенно у королевы, парикмахеров, массажистов, одевальщиков, пудрильщиков - да всех и не перечтешь! Один наклеивает волосы на материю, другой расчесывает парик, третий пудрит, четвертый надевает, и так без конца... Впрочем, не думаю, чтобы сам король поинтересовался бедами твоей бабушки. Вот Генеральные штаты - это дело другое. Неспроста их созыв откладывают с месяца на месяц, с года на год. В Генеральных штатах соберутся представители не только аристократии и высшего духовенства. Там будут и представители третьего сословия - люди самых разных профессий. Им-то понятнее, в чем беда народная... Главное же наказы. Это - великое дело. Каждый может сейчас изложить в наказе свое горе, свою нужду, предложить, как сделать жизнь легче... Ты, Жак, прожил на свете немного - всего шестнадцать лет, но ты хорошо знаешь, как обращается сеньор с крестьянами. Так что объяснять тебе не надо, сколь мало пользы от представителей дворянства. А духовенство? Не доверяй, Жак, и нашему брату, священнику. Это ведь мы, деревенские пастыри, простодушны и бедны, а там, где священники богаты, где они имеют власть, опасайся, беги их. Они не просто зубастые волки, они еще и волки в овечьей шкуре.
- Ну, а король? - настаивал Жак.
Отец Поль не умел лгать, он отвел глаза в сторону, вздохнул и сказал:
- Я хочу верить, что король внемлет голосу представителей народа. Как и все, я с волнением и надеждой жду, когда же заговорят наконец Генеральные штаты.
Разговор перешел на предстоящий отъезд Жака.
- Ты частенько сетовал на меня за то, что я разрешаю тебе читать не все книги, что стоят у меня вот тут, в книжном шкафу. Помнишь, как ты надулся на меня, когда я отобрал у тебя "Дух законов" Монтескье? - Кюре беззвучно рассмеялся. - И ведь не потому, что книга плохая. Напротив, книга эта просто клад. Но, чтобы ты оценил этот клад, чтобы ты понял каждую строчку этого драгоценного труда, надо сначала прочесть много другого... Я потому напомнил тебе об этой нашей стычке, что там, в лавке тети Франсуазы, тебе придется самому отбирать себе книги для чтения. Но, думается мне, я тебя достаточно к этому подготовил: ты не будешь увлекаться пустыми светскими романами, будешь помнить, что книга не развлечение, к которому прибегаешь, когда тебе нечего делать. Книга - это твой друг.
Жак старался не пропустить ни одного словечка из того, что говорил отец Поль. Жиденький кофе давно уже остыл в его чашке. Это не укрылось от внимания священника.
- Что же ты не пьешь, Жак? Разговоры разговорами, а выпить кофе можно. Кстати, знаешь, что я надумал? Я попрошу твою мать и бабушку, чтобы вместо тебя ко мне ходил теперь Мишель.
- Вот хорошо! Брат будет учиться не хуже меня!
Уже стемнело, когда Жак собрался домой. Кюре положил руку ему на плечо и задушевно сказал:
- Послушай, сын мой, я хочу доверить тебе одну тайну. Ты сейчас узнаешь правду о моем названом сыне Фирмене...
Сердце Жака ёкнуло. Неужели он сейчас узнает то, что мучило его так давно. Три года прошло с тех пор, как Леон назвал Фирмена каторжником, и Жак все это время молчал. Теперь он боялся взглянуть на кюре, а тот продолжал после короткой паузы:
- Фирмен не уезжал в путешествие, он не исчез без вести... Он попал в лапы королевской полиции.
Опять наступила короткая пауза, показавшаяся Жаку вечностью.
- Дело это было очень давно, когда царствовал Людовик Пятнадцатый. Так вот, Фирмен то ли получил из Англии, то ли сам написал книжки о возлюбленной Людовика Пятнадцатого - госпоже Помпадур. Она так крепко взяла короля в свои руки, что те годы его царствование называли царствованием госпожи Помпадур. Тяжело жилось народу!.. В книжках Фирмена говорилось о том, сколько стоят государству наряды госпожи Помпадур, ее бриллианты, выезды, лакеи и повара. Замахнувшись на королевскую фаворитку, Фирмен замахнулся и на самого короля. Автор книги даже подсчитал, сколько муки уходит на пудреные парики придворных, в то время как ее не хватает для выпечки хлеба...
Тут отец Поль взглянул на Жака. Он хорошо знал своего ученика. Пылающие уши выдавали его волнение.
- Бедный, бедный Фирмен! - продолжал кюре. - Он хотел справедливости и верил, что ее можно добиться. Все в нем кипело при одной мысли, что налоги на простых смертных увеличиваются день ото дня, а король, выполняя прихоти госпожи Помпадур, тратит на нее народные денежки. Вот он и решил распространять эти книги во Франции. Был он не один, с ним вместе, не отступая ни на шаг, действовал его друг, по имени Робер, а вот фамилии его никто не упоминал. - Кюре сокрушенно покачал головой. - Да мы и не скоро узнали о существовании этого Робера, а когда узнали, стали там-сям справляться, но как в стенку уперлись: никто не слыхал ни о судьбе Фирмена, ни о том Робере. Люди говорили, будто Робер, который помогал Фирмену перевозить и распространять книги и чуть ли не сам додумался до этого дела, был одним из королевских шпионов. А Фирмен был доверчив, как дитя, хотя бесстрашен и смел, как закаленный воин...
Отец Поль говорил, а Жак слушал затаив дыхание. В его голове теснились мысли. "Так вот кого Леон посмел назвать каторжником и убийцей!" Он, Жак, искал своих героев в древней истории, видел их непременно то ли в длинных тогах на площадях Римского сената, то ли закованными в латы и в шлемах. А вот, оказывается, рядом тоже был герой, ходил с обычном платье и, может, даже не умер, живет еще и сегодня!
- Куда девался Робер после того, как увезли Фирмена, я не знаю, - продолжал отец Поль. - Говорили, что он сперва домогался невесты Фирмена. О ней же слыхал только, что она не соблазнилась ни богатством Робера, ни его знатностью, хоть и была простой белошвейкой. Не надеюсь я, что Фирмен жив, если он попал в Бастилию. Но хотя бы узнать о его судьбе. Бывали случаи, правда редко, когда из Бастилии узников переводили в другие тюрьмы. Их во Франции много. Не очень я верю, что тебе удастся что-нибудь разведать о моем дорогом Фирмене. Но как знать! Может, в лавке твоей тетушки бывают умные люди. Ты мальчик смышленый, сообразишь сам, с кем можно посоветоваться, а при ком попридержать язык. Я не знаю парижских нравов и обычаев, но, думается мне, в Париже можно договориться с адвокатом или каким-нибудь судейским из тех, что помельче, чтобы он занялся этим делом. Денег, Жак, я не пожалею. Напишешь мне, и я тотчас тебе пришлю.
