Пропуск № 2 подтверждает существование параллельных заговоров и дает еще одно объяснение роли Шатского. Согласно этому отрывку Шатский главным образом вовсе не помогал Николаеву, а участвовал в параллельном заговоре по убийству Кирова у него дома или вблизи дома. Это опровергает утверждение Генриха Люшкова на одной из его пресс-конференций, устроенных в пропагандистских целях японцами. Лено принимает заявление и статьи Люшкова за чистую монету. Мы обсудим Люшкова и то, как Лено трактует его, в отдельной главе.
В пропуске № 3 Николаев прямо обвиняет Котолынова в том, что тот помогал ему планировать различные сценарии убийства Кирова. Он также показал, что Котолынов предложил мотив: месть за действия Кирова против оппозиции в Ленинграде.
Пропуск М 4 представляет заявление Николаева о том, что Соколов непосредственно участвовал в планировании убийства Кирова. Мы уже знали, что Соколов был одним из тех, кто признался в том, что является сообщником в убийстве Кирова, который был в курсе происходящего, — признание, которое смущает как Кирилину, так и Лено.
Пропуск № 7, вероятно, самый важный. Довод Лено (и Кирилиной), что Николаев был рассерженным одиночкой, основывается в большой степени на мнимой невозможности для него найти работу и на его чувстве, что он является жертвой гонений со стороны ленинградских властей. Здесь Николаев признался, что он отказался работать, чтобы сосредоточиться на убийстве. Более того, его жена Мильда Драуле подтверждает, что Николаев мог получить работу, но он предпочел обойтись без нее.
Заявление Драуле тоже нелегко совместить с ее невиновностью. Она говорит «я предполагаю», чем она создает впечатление, что она не знала, что Николаев готовился к убийству. Но она также заявляет, что она знала, что он не хотел найти работу. Это прямо противоречит ее заявлению в ее первых признаниях, что Николаев не мог работать, потому что (а) он ждал решения своего обращения к партии и (б) не мог работать на производстве по состоянию здоровья.
Пропуск № 7 сообщает важные дополнительные свидетельства, что Драуле была соучастницей в преступлении ее мужа. Она допускала, что его решение не искать работу было связано с планированием им убийства. Это переводит его деяние в совершенно другую категорию — не месть одиночки за ощущаемую несправедливость по отношению к нему, а месть политической оппозиции.
Очевидно, наиболее любопытные следственные материалы по делу Кирова были скрыты даже от Кирилиной, главы музея Кирова многие годы, а также от Лено. Из имеющихся материалов, однако, кажется ясным, что то, что было утаено, должно в большой степени обличать жену Николаева и остальных 13 человек, которых судили и казнили с ним. Если бы было хоть что-нибудь, что указывало бы на их невиновность, это, конечно, опубликовали бы. В конечном счете официальная позиция правительства России заключается в том, что все кроме Николаева были ложно обвинены. Тем не менее нет никаких доказательств в подтверждение этого вывода.
Кирилина и Лено пытаются подтвердить эту официальную позицию. Они тоже вряд ли бы упустили возможность процитировать любое свидетельство, которое подтверждало бы ее. И тем не менее у них нет ничего.
Ни один из документов и отрывков, пропущенных Лено, не содержит никаких свидетельств, которые бы укрепили отстаиваемую им точку зрения, что Николаев был «убийцей-одиночкой». Все они содержат информацию, имеющую доказательную силу, которая противоречит этой точке зрения Лено, и укрепляют другие доказательства, которыми мы обладаем, что Киров был убит в результате зиновьевского заговора.
В свете этих фактов похоже, что Лено пропустил некоторые из них намеренно, так как их рассмотрение ослабляет, а не укрепляет его предвзятый вывод. Возможно также, что он не позаботился о том, чтобы проверить архив Волкогонова на наличие материалов, имеющих отношение к убийству Кирова, хотя он был открыт для публики уже десять лет к тому времени, как была опубликована его книга в конце 2010 г.
Глава 12. От убийства Кирова до процесса 1936 г.
Кирилина и Лено рассматривают большинство имеющихся доказательств из следствия, обвинительного заключения и процесса по делу Николаева и его соучастников в декабре 1934 г. (с некоторыми важными исключениями). В другом месте данного анализа мы тщательно исследовали как свидетельства, которые Кирилина и Лено все-таки рассмотрели, так и те, которые они проигнорировали, и подвергли критическому анализу обращение Кирилиной и Лено с ними. Мы пришли к следующим выводам:
• По свидетельствам, доступным ныне исследователям, просто нет места сомнениям, что все соучастники Николаева по тайной организации были виновны в заговоре с целью убийства Кирова. Доказательства их вины несметны.
Фактически почти нет доказательств, которые предполагают какой-либо иной вывод. Мы посвятим по целой главе каждому из двух исключений: мнимому первому признанию Николаева и статье Люшкова в «Кайдзо» в 1939 г. При тщательном рассмотрении мы обнаружим, что ни один из этих документов на самом деле не является доказательством.
• Лено и Кирилиной совершенно не удается опровергнуть истинность доказательств против соучастников Николаева.
• Как Кирилина, так и Лено, подобно официальным комиссиям хрущевского и горбачевского периодов до них, на результаты работы которых они оба основательно опираются, исходят из предвзятого мнения, что соучастники по делу Кирова были невиновны.
Кажется, цель Лено и Кирилиной не расследовать объективно убийство Кирова, а, скорее, они стараются исказить свидетельства, чтобы прийти к предвзятому выводу, что Сталин ложно обвинил всех кроме Николаева. Как мы уже демонстрировали, факты не подкрепляют это предположение.
Книга Кирилиной заканчивается на Декабрьском процессе 1934 г. Лено заявляет, что изучил все факты, имеющие отношение к данному делу, включая те, который стали доступными после этого процесса. Однако это не так. Лено изучил не все факты, относящиеся к этому делу.
• Между концом 1934 г. (процесс по делу Кирова) и окончанием Третьего московского процесса в марте 1938 г. стало известно большое количество новых фактов. Убийство Кирова сыграло заметную роль на всех трех Московских процессах.
• Кроме того, некоторые из досудебных материалов следствия, которые никогда прежде не были доступны, были опубликованы после распада СССР в 1991 г., включая значительный объем материалов, непосредственно относившихся к убийству Кирова и Московским процессам.
Лено не рассматривает ни одно из этих доказательств. Вместо этого он либо отбрасывает их, не рассматривая, с пренебрежительными замечаниями на их счет, либо полностью скрывает их существование от читателей.
В этой части исследования мы:
— соберем и рассмотрим все свидетельства, которые увидели свет после Декабрьского процесса 1934 г., но до Московского процесса 1936 г., который мы рассмотрим в отдельной главе;
— опишем и покажем, как Лено пропускает, отвергает и/или искажает эти свидетельства. Надо полагать, что Лено вынужден идти на эти уловки, служащие его предвзятой идее, что подсудимых обвинили ложно.
Факты, доступные нам из следственных материалов и процесса по делу Николаева в декабре 1934 г., сами по себе более чем достаточны, чтобы доказать вину всех подсудимых в декабре 1934 г. Естественно, прокуратура имела в своем распоряжении все досудебные следственные материалы, включая многое из того, что было недоступно Кирилиной или Лено и все еще остается секретным сегодня. Дополнительные свидетельства, раскрытые в течение 1935–1938 гг., как подтверждают роль Николаева в качестве участника заговора с целью убийства Кирова, так и разоблачают еще более широкую сеть заговоров, одной частью из которых было убийство Кирова.
1935
Лено не разрешили прочитать протокол Январского процесса 15–16 числа по делу Зиновьева, Каменева и других их сторонников. Он заявляет: «Зиновьев, по-видимому, продолжал отрицать существование организованного “центра”» (Л 378). Однако это утверждение не может быть правдой. Более того, Лено должен был знать, что это не может быть правдой.
По какой-то причине Лено предпочитает скрыть от своих читателей тот факт, что 13 января 1935 г., как раз перед процессом, Зиновьев написал заявление объемом более 3000 слов, в котором он признался, что «центр» действительно существовал. Это заявление было впервые опубликовано в официальном журнале «Известия ЦК КПСС» (1989, № 7) и повторно — в сборнике «Реабилитация — политические процессы 30-50-х годов» в 1991 г. В нем Зиновьев заявил следующее:
Я утверждал на следствии, что с 1929 года у нас в Москве центра 6. «зиновьевцев» не было. И мне часто самому думалось: какой же это «центр» — это просто Зиновьев, плюс Каменев, плюс Евдокимов, плюс еще два-три человека, да и то они уже почти не видятся и никакой систематической антипартийной фракционной работы уже не ведут.
