Одним словом, Ориген, как и все его предшественники, понимал отношения между Отцом и Сыном в субординационистском ключе. Отец был первым, а Сын – «вторым Богом» ( deuteros Theos ); Сын занял более низкое почетное место, чем Владыка мира ( Против Цельса , 5.39; 6.61; 7:57). Тем не менее Отец и Сын едины в силе, хотя и различаются по ипостаси ( Против Цельса , 8.12).
...
Первоначальная благость есть, без сомнения, та, от которой родился Сын. Но Он во всем есть образ Отца, следовательно, по справедливости должен быть назван и образом благости Его.
( О началах , 1.2.13)
...
Мы, утверждающие, что даже ощутимый мир создан Творцом всего, считаем, что Сын не могущественнее Отца, но подчинен Ему. И говорим мы это, поскольку верим Сказавшему: «Отец Мой более Меня» (Ин 14:28).
( Против Цельса , 8.15)
Согласно Оригену, Святой Дух «в отношении к чести и достоинству сопричастен Отцу и Сыну», но не вполне понятно, «рожден или не рожден Святой Дух», «должно ли считать Его Сыном или нет» ( О началах , пролог, 4).
С одной стороны, между Божественными Лицами существует квазиравенство: «образ» (Сын/Логос) Божий одной величины с Богом ( Против Цельса , 6.69). С другой стороны, Ориген все-таки их ранжирует: Отец есть источник Сына и Духа. Отец творил, Сын служил, а Святой Дух, как божественный почтальон, раздавал дары ( О началах , 1.3.7). Подобно Логосу Филона Александрийского ( Кто есть наследник Божественного , 206), Христос Сын находится «посреди между природой Несозданного и природой всех созданных вещей» (Против Цельса , 3.34). Таким образом, перед нами еще догматическая неопределенность доникейской эпохи. Арий, ускоривший кристаллизацию того, что он считал ортодоксией, еще не пришел.
Говоря о вкладе Оригена в христианскую мысль, нельзя не упомянуть о его своеобразном, но достойном учении о всеобщем восстановлении (апокатастасисе). Этот термин он заимствовал из Деяний апостолов (3:21). Показателен следующий отрывок:
...
Конец или совершение мира наступит тогда, когда каждый за грехи свои по заслугам подвергнется наказаниям; причем это время, когда каждый получит должное по заслугам, знает один только Бог. Мы же думаем только, что благость Божия… всю тварь призывает к одному концу, после покорения и подчинения всех врагов.
( О началах , 1.6.1)
Учение об апокатастасисе имеет следующую основу. Во-первых, Бог благ. Во-вторых, свой эсхатологический синтез в Первом послании к Коринфянам апостол Павел завершает следующими словами: «Когда же все покорит Ему, тогда и сам Сын покорится Покорившему все Ему, да будет Бог все во всем» (1 Кор 15:28).
Судя по всему, Ориген считал, что в конце концов спасутся все, даже самые нечестивые и проклятые люди, и даже бесы с сатаной. Без всеобщего спасения Бог не будет «все во всем». Адский огонь – лишь средство очищения. Как логический мыслитель, Ориген не мог примирить идею вечных мук и неугасимой геенны с бесконечной благостью любящего Бога.
Учение Оригена было столь сильным и оригинальным, что после его смерти разгорелись ожесточенные споры. Почитатели превозносили его, а критики бранили. Нападки на оригенизм (идеи, которых он действительно придерживался и которые ему ошибочно приписывались) не стихали веками. Особенно спорным был тезис о предсуществовании душ, где ясному с виду буквальному смыслу Библии Ориген предпочитал аллегорическое истолкование и тезис об отрицании вечности адских мук. Оригенизм был осужден Александрийским собором 400 года и Константинопольским собором 543 года, когда император Юстиниан издал эдикт с указанием ошибок Оригена. Тот же самый собор и Латеранский собор 649 года поставили Оригена в один ряд с такими ересиархами, как Арий Несторий и Евтихий. Величайший ум и самый творческий мыслитель древнего христианства был анафематствован посредственностями.
Евсевий Кесарийский, Арий, Константин
Во второй половине III века в христологических спорах существенных изменений не произошло, поэтому от Оригена (умер в 254 году) мы можем спокойно перейти к периоду перед первым основным рубежом в истории христианского богословия, Никейским собором 325 года.
В 318 году египетскую церковь сотрясли вероучительные споры. Все началось с публичного расхождения между епископом Александром Александрийским и пресвитером Арием. Речь шла о природе Христа и взаимоотношениях Христа и Бога Отца. Спор распространился с быстротой лесного пожара и доставил много хлопот грекоязычной церкви, к величайшему раздражению Константина, первого римского императора, ставшего покровителем христианства и желавшего видеть в христианстве мир.
После победы над своим соперником Максенцием в битве у Мульвийского моста (312 год) Константин положил конец гонениям на церковь. Учитывая потенциальное влияние большого количество христиан на достижение его конечной цели – гражданского мира – он стал вникать в церковные дела с намерением уладить конфликт в Египте.
Чтобы объяснить ситуацию, имеет смысл обрисовать положение дел до начала войны слов в Александрии и христологические идеи, господствовавшие в церкви в начале IV века.
Христология Евсевия Кесарийского
Показателен вероучительный подход Евсевия, епископа Кесарийского (около 260–339 годы), знаменитого историка, богослова и церковного политика. Он был последним авторитетным представителем доникейской точки зрения на взаимоотношениях Бога Отца и Бога Сына, пытаясь найти «золотую середину» между неким общим мнением, которое с предельной ясностью сформулировал пресвитер Арий, и революционно-консервативной позицией епископа Александра Александрийского с его молодым секретарем (а впоследствии преемником) св. Афанасием.1
Евсевий был большим почитателем Оригена, хотя и не во всем соглашался с его пониманием отношений между Отцом и Сыном. Подобно всем более ранним христианским авторам, он не ставил Отца и Сына на одну доску в божественной иерархии. Опираясь на Новый Завет (прежде всего, Павла и Иоанна), Евсевий соглашался именовать Сына и Слово (Логос) «Господом» и «Богом» с той оговоркой, что Сын стоит ниже Отца. В качестве иллюстрации вторичного статуса Сына и Святого Духа по отношению к Отцу он использовал образ тройных врат храма.
...
Весь храм украсил он одним великим преддверием во славу единого Царя всех Бога, а по обеим сторонам величия Отчего поместил Христа и Духа Святого.
(Евсевий, Церковная история , 10.4.65)
Первенство Отца Евсевий считал несомненным. До, во время и после Собора он избегал ключевого термина «единосущный», введенного в Никее и предполагающего соравенство Отца и Сына. С его точки зрения, Отец есть высший и нерожденный, а Сын – служитель Отца. Первоначальный христологический титул «Раб» ( pais ), использованный еще в Деяниях апостолов, снова всплывает у Евсевия ( Доказательство в пользу Евангелия , 5.11.9).
Вослед Оригену Евсевий говорит о Сыне как о «втором Боге», подчиненным Господу Богу Отцу. Логос/Сын был «Художником», орудием творения в руке Отца (ср. главу 7), или «рулевым», направляющим корабль в верности и послушании наставлениям Отца ( Доказательство в пользу Евангелия , 4.5.13).
Евсевий дистанцировался от Оригена (и предвосхитил Ария), когда приписывал возникновение Сына единому акту воли Отца, а не вечному и непрестанному порождению, присущему природе Отца. По его мнению, рождение Сына было уникальным событием, а не вечно длящимся процессом. Отсюда вытекало, что Сын не совечен Отцу. Что думать в этом смысле о Святом Духе, оставалось не вполне ясным.
Еще с новозаветных времен и в последующие два века некоторая туманность в вопросе о божественности Христа встречалась сплошь и рядом. Однако одно было ясно: Сын не наделялся одним статусом и величием с Богом Отцом (и уж тем более ими не наделялся Святой Дух). Евсевий, как и вся доникейская церковь, стоял на доникейских позициях, предполагая разницу в статусе между лицами Троицы.
После того как с Юстином, Иринеем, Климентом Александрийским и Оригеном философия вошла в христианский религиозный дискурс, вера в божественность Иисуса сталкивалась с разного рода возражениями. С точки зрения иудеев вроде Трифона и язычников вроде Цельса – оппонентов Юстина и Оригена, – «Бог Иисус», отличный от высшего Бога, несовместим с монотеизмом. По мнению докетов, гностиков и платоников вроде Маркиона и Валентина, воплощенный Бог, Бог, который также есть человек, предполагает неприемлемое и немыслимое смешение высшего Духа с ущербной и низшей материей. На последнее возражение христианские апологеты легко отвечали с помощью библейского учения о том, что единый Бог Творец создал духовный и материальный миры, а значит, материя сама по себе есть благо и не составляет препятствия для человеческого воплощения Божества.
