26
Уиллер-Беннет в «Немезиде» утверждает, что Штифф приготовил бомбы ночью и передал их Штауффенбергу в Рангсдорфе. По донесениям Кальтенбруннера, взрывчатка была доставлена в Берлин Кламротом шестью или семью неделями раньше.
Мы сохранили рассказ о военной форме Гепнера в таком виде, в каком он прозвучал на слушании дела в Народной судебной палате. Фрицше приводит другую версию. Штауффенберг сказал ему, что он должен быть адъютантом Гепнера, которого никогда не видел. Фрицше утверждает, что Гепнер не приносил с собой форму, а та, которую он надел, принадлежала Беку. Бек предпочитал гражданскую одежду. А Гепнер был уволен Гитлером за невыполнение приказов на Восточном фронте.
Представляется странным, что в такое время два высших офицера уходят из военного министерства на обед. Делия Циглер, выполнявшая обязанности секретаря для Ольбрихта и Штауффенберга, сказала, что они пошли в офицерский клуб, расположенный напротив.
По Уиллеру-Беннету, Кейтель сам не выходил, а послал генерала Буле.
Штауффенберг, по свидетельству его брата Бертольда, только слышал, но не видел взрыва. Бертольд также сообщил, что размеры бомбы были примерно 20 × 10 × 6–10 см. В донесениях Кальтенбруннера сказано, что взрывчатка была британского происхождения. Запасная бомба, разобранная Хефтеном, была немецкой.
По словам Рудольфа Земмлера, в первый момент Гитлер больше всего беспокоился о новой паре штанов, которую надел на совещание. Генерал Варлимонт, также присутствовавший на совещании, рассказал, что происходило после взрыва. Он с детства не выносил, если над головой висела тяжелая люстра, и, когда раздался грохот, решил, что ему на голову падает люстра. После взрыва он остался в сознании, хотя получил легкую контузию. Было много криков, стонов, неразберихи. Он помог тяжелораненому Брандту выбраться из-под обломков. Он видел, как вышел Гитлер, поддерживаемый Кейтелем. Придя в себя, Варлимонт уехал к себе — он квартировал в двух километрах от ставки. Немного отдохнув, в шесть часов вечера он вернулся на дежурство. Контузия обнаружилась несколько позже. Он принял множество телефонных звонков и помнит, что разговаривал с Клюге в Париже. Варлимонт сказал, что в результате взрыва штаны Гитлера были разрезаны так аккуратно, как не под силу ни одному портному. Когда раздался взрыв, Гитлер почти лежал на столе, пытаясь дотянуться до северо-восточного угла карты.
Обычно утверждают, что Гиммлер приказал Кальтенбруннеру отправиться в Растенбург лично. Сделал он это или нет, точно не известно, но Кальтенбруннер остался в Берлине. Вечером он принял участие в допросах, которые вели Гиммлер и Геббельс.
Этот самолет был выделен генералом Вагнером. Господин фон Этцдорф присутствовал во время телефонного разговора с Вагнером. Он вспоминает, что Вагнер был очень озабочен, размышляя, правильно ли поступает. Вагнер сказал.
— Как вы считаете, Этцдорф, момент настал? Будем мы в этом участвовать или нет? И поддержит ли нас немецкий народ?
Этцдорф ответил:
— Когда народ поддержит, будет уже слишком поздно. Иногда необходимо иметь смелость пойти на непопулярные меры и проводить непопулярную политику
За участие в заговоре Вагнер был казнен.
Рассказы об этой части событий у разных авторов отличаются. Хефтен, вероятно, дозвонился до Бендлерштрассе, и они со Штауффенбергом говорили по очереди. В «Рубашке Несса» ничего не сказано о задержке из-за отсутствия машины. В «Немезиде» именно Хефтен утверждает, что Гитлер мертв, но и Гизевиус и Ширер считают, что Штауффенберг по телефону требует от Ольбрихта, чтобы тот привел в действие план «Валькирия». По словам Георги, по телефону разговаривал только Хефтен. План «Валькирия» начал выполняться в 15.50.
В разных источниках события того дня на Бендлерштрассе описываются по-разному В 1954 году, то есть через десять лет после того памятного дня, адъютант Фромма Бартрам написал интересный и весьма подробный рассказ, сохранившийся в архивах Кобленца. Он обрисовал события такими, как их видел Фромм, и пролил свет на свою собственную деятельность 20 июля, которая ясно показала общую неэффективность организации заговорщиков на Бендлерштрассе. Бартрам, в результате ранения потерявший ногу, пользовался относительной свободой передвижения и часто пользовался неохраняемой дверью в дальнем конце комнаты, где был заперт Фромм. Он контактировал со многими офицерами на Бендлерштрассе, причем большая часть из них не знала, что происходит, и выполняла свои повседневные обязанности. Он попытался получить помощь генерала Кеннеса, кабинет которого располагался на четвертом этаже, а также несколько раз беседовал с Корцфлейшем. Когда ночью того дня Фромм снова обрел свободу и власть, он поручил именно Бартраму сформировать расстрельную команду.
Самый полный и подробный рассказ об этой встрече дал в своих книгах Ойген Долльманн, эсэсовский офицер из штаба Муссолини. Еще одну версию событий предлагает Пауль Шмидт в «Переводчике Гитлера». Мы считаем достоверным рассказ Долльманна, хотя, возможно, в нем присутствуют некоторые преувеличения и цветистость, использованные для создания мелодраматического эффекта. Генерал СС Карл Вольф, в то время военный губернатор Северной Италии и полномочный представитель у Муссолини, также присутствовал за столом, хотя сидел далеко от главных действующих лиц и не участвовал в основной беседе. Он рассказал Генриху Френкелю, который в 1963 году брал у него интервью в тюрьме, что до него доносились выкрики, он мог разобрать отдельные слова, но не слышал фраз и не мог следить за ходом беседы.
Согласно донесению, составленному 21 июля 1944 года полковником Роллем и сохранившемуся в архивах Кобленца, в пять пятнадцать Ольбрихт собрал всех офицеров и представил Гепнера, уже надевшего военную форму. Тот официально сообщил, что Гитлер мертв, Бек является главой государства, а Вицлебен командует армией. Затем он добавил несколько слов о важности происходящих событий и необходимости проявления дружбы и взаимопомощи. Позже Штауффенберг подтвердил все сказанное Роллю и некоторым другим офицерам. Ролль утверждает, что об аресте Фромма узнал от Бартрама, после чего сумел выбраться с Бендлерштрассе. Он отправился в Любен, расположенный в шестидесяти милях от Берлина, чтобы доложить о происходящем генерал-майору Мейзелю. По дороге он заехал к Фромму домой и сообщил его жене, что муж, вероятно, не придет домой ночевать. Фрау Реймер, замужняя дочь Вицлебена, рассказала Генриху Френкелю, что она вместе с тремя маленькими детьми выехала из фамильного поместья в Восточной Пруссии и жила с отцом в доме графа Линара, бывшего адъютанта Вицлебена. Дом располагался в Шпреевалбде, примерно в пятидесяти милях от Берлина. Туда 19 июля к Вицлсбену приезжал Гереке, чтобы составить текст заявления для использования на следующий день. По словам фрау Реймер, 20 июля Вицлебен уехал в Берлин только во второй половине дня, ближе к вечеру, а вернулся в десять часов вечера. Он сказал дочери, что все пошло не так и не далее как завтра за ним придут. Его арестовали 21 июля около одиннадцати часов. Армейские генералы, посланные за ним, вели себя подчеркнуто вежливо. Следует отметить, что в доме Линаров велась гостевая книга, куда вносились имена всех людей, посетивших дом. Графиня успела уничтожить ее до приезда гестаповцев и тем самым спасла жизнь Гереке.
Пифредер, по утверждению Ширера, был ответственен за эксгумацию и уничтожение четверти миллиона трупов евреев, замученных в прибалтийском районе. Это было сделано в преддверии наступления русских. Хаммерштейн впервые встретился со Штауффенбергом при аресте Пифредера, который, как он сообщил Генриху Френкелю, ругался и вел себя крайне несдержанно. Фрицше вспоминает, что Штауффенберг оставил дело ареста эсэсовцев для себя, Клейста и Хаммерштейна. У них изъяли оружие и поместили под стражу Фрицше каждые полчаса проходил мимо и кричал охранникам:
— Какой вам дан приказ?
И те громко отвечали.
— Наш приказ — проследить, чтобы эти люди не сбежали, и застрелить их в случае попытки к бегству.
Хаммерштейн рассказал Генриху Френкелю, что Ольбрихт особенно заботился, чтобы Корцфлейш не сбежал. Он остановил разъяренного генерала, когда тот пробегал мимо по коридору, и лично препроводил его в небольшой кабинет
