Администрация. Карл IV мало сделал для общего управления страной, но централистские тенденции правительства сказались в некоторых реформах и в образовании нескольких новых комиссий. Финансовый совет был преобразован указом от 2 февраля 1803 года. Председательство в аудиенциях было по всей Испании предоставлено генерал-губернаторам провинций. Издана была Novisima Recopilacion (Мадрид, 1805, 6 т. in-4), т. е. свод законов, явившийся для областей, где господствовало кастильское право, довольно удобным, хотя и чересчур пространным кодексом. Выли приняты меры к сокращению числа судейских чиновников; к адвокатам, прокурорам и алгвазилам стали предъявлять известные требования для доказательства их пригодности к службе; были извлечены из-под спуда старые указы, воспрещавшие судьям брать взятки и «министерским чиновникам» (судебным приставам и нотариусам) взимать незаконные сборы. Уголовное уложение, уже и раньше весьма снисходительное, было еще значительно смягчено. В больших городах возникли благотворительные общества для помощи арестантам. «Князь мира» через своих агентов обследовал состояние тюрем и интересовался проектами тюремных реформ, которые были ему представлены.
Инквизиция сохраняла свое старое устройство, но благодаря гуманности Карла IV и либерализму его министров количество ее жертв было незначительно. В 1800 году была еще совершена одна «заочная» казнь (символическое сожжение деревянной фигуры, изображавшей преступника); тайное преследование возбуждалось против множества лиц, но доводить его до конца инквизиция не решалась. Она только воспротивилась допущению евреев в Испанию и, принужденная отказаться от гонения на людей, воздвигала гонение на книги. Ее «Индекс» по прежнему запрещал чтение лучших произведений современной литературы; но общественное мнение уже настолько выросло, что накануне войны за независимость начали раздаваться голоса о необходимости пересмотра «Индекса».
Армия и флот. Военная мощь Испании несомненно возросла в царствование Карла IV. Правда, флот был сильно расстроен, но он с честью принимал участие в войне против Франции (1793–1795), сумел еще выставить несколько крупных эскадр во время борьбы с Англией (1796–1802) и одно время, казалось, был способен оспаривать успех у Великобритании (1805). При Карле IV испанский флот имел несколько блестящих адмиралов: Гравина, Мазаредо, Галиано, Вальдес и Чуррука, героя Трафальгара. Флот терпел все же недостаток в хороших матросах и особенно в деньгах. Однако еще и после Трафальгарской битвы флот насчитывал сорок два линейных корабля, в том числе восемь 100- и 114-пушечных и тридцать фрегатов.
Армия была — совершенно преобразована по образцу французской. «Князь мира» относился, серьезно к своему званию генералиссимуса. Он старался упорядочить систему набора, разрешил вступать в армию на определенный срок, увеличил жалование, обеспечил отставных офицеров пенсией, организовал новые инвалидные батальоны и смягчил дисциплину. Он основал в Заморе военное училище, создал превосходно задуманную военно-санитарную организацию, дал артиллерии устройство, которое она частично сохранила до последнего времени, и учредил саперный корпус. К несчастью для Испании, Годою не удалось искоренить предубеждение испанцев против военной службы; он принужден был заполнять полки темными личностями и бродягами; он не всегда мог исправно выплачивать жалование и был бессилен внести строгую законность в систему производства. Годой много работал над улучшением армии, но не всегда с должным благоразумием. Он несколько раз менял форму обмундирования и состав полков: сначала уничтожил драгунский корпус, потом его восстановил; очень мало заботился об обучении офицеров, не создал генерального штаба и не решался перечить королю, который не желал слышать ни о маневрах, ни об учебных лагерях. Испанская армия была лишена как теоретической выучки, так и боевого опыта. Несмотря на эту неудовлетворительную организацию, армия, насчитывавшая в 1808 году 109 000 человек, составляла благодаря трезвости, выносливости и храбрости солдат внушительную силу, а вовремя войны в ней быстро ожил и боевой дух.
Народное образование. «Князь мира» считал за честь поощрять искусства и науки. В 1807 году он предпринял общую реформу университетов, и хотя программа их и после того осталась крайне узкой, однако, нельзя отрицать, что новая программа стояла выше старой. Небольшие университеты, вроде Ирачского и Оньятского, были закрыты. Университеты, которые оказывались не в силах организовать полные курсы медицины и хирургии, лишались права выдавать дипломы на звание врача или хирурга. Богословские факультеты утратили средневековый характер, который они сохраняли до тех пор: в них вводится комментирование св. писания и учреждается кафедра истории религий. На философском факультете видное место отводится точным наукам: отныне здесь преподаются алгебра и тригонометрия, физика, химия, естественная история. На медицинском факультете вводятся кафедры физиологии и гигиены; при кафедре анатомии учреждается должность прозектора. Юридический факультет, более враждебный духу нового времени, принужден отвести больше места национальному праву и открыть свои двери политической экономии; но для того чтобы прослушать все предметы, преподаваемые на факультете, все еще требуется десять лет, и студент может проходить не больше одного* курса в год. Преподавание по прежнему почти исключительно требует механического запоминания. Профессор комментирует учебное руководство, которое не в праве переменить без разрешения короля; студенты зубрят учебник изо всех сил, а экзамен состоит в письменном пересказе лекций. Однако закон уже поощряет преподавателей к составлению самостоятельных образцовых руководств и обещает тому, кто напишет хороший учебник, «благоволение» короля. Каждое воскресенье происходят парадные заседания и торжественные диспуты, столь излюбленные в старых университетах; но на философском факультете треть заседаний уже должна быть посвящена математическим наукам. Эти скромные реформы казались современникам революционными; мелкие университеты энергично протестовали против указа об их упразднении, и так велико было их упорство, что еще в 1808 году, во время поездки короля в Байонну, т. е. в такую минуту, когда на карту была поставлена независимость народа, город Оньят послал депутатов приветствовать Фердинанда VII при его проезде и просить о восстановлении своего университета.
Наиболее плодотворною оказалась реформа в области медицинского образования. В Мадриде преподавание медицины было организовано в полном объеме. До 1801 года медицинским ведомством руководил высший совет трех соединенных факультетов: медицинского, хирургического и фармацевтического. Между 1801 и 1804 годами каждый из этих трех факультетов приобрел полную независимость. Врачи были подведомственны высшему королевскому медицинскому совету; хирурги, делившиеся на классических (latinos) и новых (romancistas), зависели от высшего хирургического совета (Protocirujanato); фармацевты имели свой высший фармацевтический совет, ветеринары — свою королевскую школу. Этим тщательно подобранным и наделенным большими средствами корпорациям было вверено руководство медицинским образованием и надзор над ним. Отныне всякий, желавший получить звание лекаря, должен был, по крайней мере год, слушать лекции в мадридской клинике. Члены советов командировались для инспекторских объездов в провинции. Хирургам-цырюльникам и сельским лекарям без дипломов была еще временно разрешена практика, но они были обложены тяжелыми налогами, от которых могли освободиться, только выдержав практический экзамен. Большие успехи сделало также обучение повивальному искусству, что было крайне необходимо, судя по усиленным жалобам городов на этот счет. Наряду с королевскими школами и университетами «экономические общества» продолжали устраивать практические, часто весьма ценные, курсы обучения и всеми средствами, бывшими в их распоряжении, будили дух инициативы и деятельности.
Литература. Утилитарные тенденции этой эпохи мало благоприятствовали развитию литературы. Великие, смелые прозаики предыдущей эпохи успели умереть или умолкли. Мы находим лишь несколько благозвучных, но довольно бессодержательных поэтов, писавших не хуже, чем это полагается людям, которые не могут сказать ничего нового. Стихов Гаспара де Норонья и Сиенфуэгоса теперь никто не станет читать. Иглесиас де ла-Каса с успехом подражал манере Кеведо. Диего Гонзалес подражал Фр. — Луи де Леону. Может быть, один только Кинтана в некоторых своих произведениях, каковы Подземелья Эскуриала (1805) и Призыв к оружию (1806), исторг у музы действительно сильные поэтические звуки. Его драмы Герцог Визейский и Пелагий несколько забыты.
Театр был чрезвычайно в моде, но пристрастие публики делилось между итальянской оперой и национальными саииетами, да и то еще нельзя сказать с уверенностью, не предпочитались ли танцы и песни всему прочему: по крайней мере minue afandangado привлекал больше зрителей, чем наиболее тщательно отделанные пьесы.
