и их подражатели могли пить эспрессо, играть в карты, сплетничать с приятелями и планировать свои действия, прежде чем отправиться на дневную незаконную работу. Во многих отношениях эти клубы были для американских мафиози версией кафе на площадях сицилийских деревень.
Летом 1964 года следователи CIB прослушивали жучок и прослушку в клубе Сальваторе «Большого Сэма» Кавальери — месте встречи семьи Луккезе в Восточном Гарлеме. Кавальери был солдатом Луккезе, контролировавшим крупный комплекс по приему ставок на спорт, состоявший из более чем пятидесяти букмекеров. Как и ФБР, CIB использовала «жучки» в основном в разведывательных целях, хотя закон штата Нью-Йорк позволял использовать записи в качестве судебных доказательств на ограниченных условиях. Не обращая внимания на электронное подслушивание, ведущие деятели заведения Большого Сэма открыто общались между собой, и их разговоры часто позволяли полиции поднять статистику арестов, проведя рейды в нескольких игорных салонах Кавальери. Еще более полезными для детективов CIB, чем ошейники низкого уровня, были сведения о культуре и связях семьи Луккезе, которые они получали через секретные микрофоны.
Однажды Кармине Трамунти, один из главных капо, появился в клубе Кавальери и позвонил солдату, сообщив о задании для его команды, полученном не от кого иного, как от босса Томми Луккезе. Трамунти не стал уточнять детали задания, но серьезно сказал: «Он хочет, чтобы мы это сделали». Франческини, находившийся на «заводе», подслушивающем пункте в нескольких кварталах от дома, слышал этот разговор. «В тоне Трамунти явно сквозило благоговение и гордость за то, что его выбрали для этой работы. Как будто Луккезе только что возвел их в ранг святых», — сказал Франческини.
Тем же летом детектив услышал, как Трамунти звонил Джилли Риццо, владельцу модного ресторана «Джулайс» в Мидтауне и другу Фрэнка Синатры. «Эй, — сказал Трамунти Риццо, — праздник начался. В светском клубе у нас будет несколько стейков, несколько сосисок. Почему бы вам не подняться? И игроков тоже пригласите». Франческини знал, что некоторые игроки «Нью-Йорк Янки» часто заглядывают в «Джулайс». «Да? — ответил Риццо. — Фрэнк в городе. Может быть, я приведу Фрэнка».
Несколько часов спустя, согласно записям полицейского наблюдения, Синатра появился вместе с Риццо в светском клубе на импровизированном обеде с ведущими членами семьи Луккезе. Мудрецы со всего города стекались в клуб, чтобы пожать руки и поговорить с Синатрой. После ухода Синатры один из соседских подражателей, подававший ему напитки, позвонил своей бабушке с захватывающей новостью о визите певца. «Фрэнк Синатра дал мне пятьдесят баксов чаевых», — воскликнул он.
Полицейское управление Нью-Йорка просто проигнорировало собранные следователями сведения о растущем благосостоянии мафии и ее безразличии к правоохранительным органам. Волна разочарования и сокращений обрушилась на CIB, единственную группу, ответственную за наблюдение за боргатами, и чиновники перешли к новым обязательствам. Дублируя страх ФБР перед политическими и гражданскими беспорядками противников войны во Вьетнаме, департамент организовал специальное подразделение — Бюро расследований специальных служб. Многие офицеры, назначенные в зловеще звучащее Bossi (также известное как «Красный отряд»), считали, что их главными задачами являются уничтожение террористических радикальных организаций, предотвращение беспорядков в черных и испаноязычных кварталах и расследование деятельности групп, якобы занимающихся убийством полицейских. Франческини и другие специалисты по мафии были переведены в Bossi в середине и конце 1960-х годов. Смещение акцентов в работе департамента, по словам Франческини, дало мафии «довольно свободный ход в те годы».
Даже самые низкие подражатели в Нью-Йорке, столице мафии, почувствовали послабление в работе правоохранительных органов. Наслаждаясь приятной атмосферой, мафиози и их подельники придумали для себя популярное сленговое название — «мудрецы». Новое поколение «мудрецов» считало, что у них есть карт-бланш на любые мыслимые насильственные преступления и финансовые схемы.
«Все, кого я знал, занимались денежными схемами, и почти никто никогда не попадался, — вспоминал писатель Николас Пиледжи о Генри Хилле, сообщнике Луккезе в ту эпоху. — Люди со стороны этого не понимают. Когда ты проворачиваешь разные схемы, и все, кого ты знаешь, делают такие вещи, и никто не попадается, разве что случайно, ты начинаешь понимать, что, возможно, это не так уж и опасно. И таких схем было миллион».
Коррупция также была одним из основополагающих факторов, создававших для нью-йоркских ловкачей комфортные условия. Позднее расследование показало, что на протяжении 1960-х годов значительная часть полицейского департамента, насчитывавшего 30 000 человек, получала деньги за защиту от связанных с мафией букмекеров и азартных игроков. Рутинное взяточничество было известно под названием «подушка», когда взятки регулярно раздавались офицерам подразделений, отвечающих в основном за соблюдение законов об азартных играх и пороке, причем суммы зависели от их звания и статуса. По словам Ральфа Салерно, офицеры и начальники, принимавшие взятки от случая к случаю или систематически, не хотели, чтобы члены его отдела по борьбе с мафией говорили им, что взяткодатели — это «людоеды и монстры» из организованной преступности с кровью на руках. «Очень немногие в департаменте хотели верить в то, что они [мафия] существовали и были настолько могущественны, насколько это было возможно. Они просто хотели представлять их как букмекеров и азартных игроков, а не как убийц и наркоторговцев».
Тем не менее недоукомплектованное подразделение Салерно не спускало глаз с мафии, и полицейское начальство терпело, если не поощряло, его раскопки и слежку. «Почему они не раздавили нас? У вас должны быть честные парни, которые не могут не ломать яйца. Это позволяет нечестным говорить плохим парням: «Мы защитим вас от тех, кто разбивает мячи». Чем больше шаров я разбивал, тем больше денег я для них зарабатывал», — язвительно заметил Салерно.
Не один мафиози-рэкетир укорял Салерно за то, что тот расследует дела своих соотечественников-италоамериканцев. Они жаловались: «Почему тебя обязательно обижает кто-то из твоих соплеменников?». Салерно отвечал: «Я не из вашего рода, а вы не из моего. Мои манеры, мораль и нравы — не ваши. Единственное, что нас объединяет, — это итальянское наследие и культура, а вы — предатель этого наследия и культуры, частью которых я горжусь».
Коренной житель Нью-Йорка, Салерно впервые узнал о страшной ауре мафии благодаря пугающим событиям в жизни его родителей-иммигрантов. До его рождения они жили в Восточном Гарлеме, где господствовала мафия. Однажды летним днем его мать, покупая у уличного торговца мороженое для своих четверых старших детей, стала свидетелем того, как другой соседский гангстер по прозвищу «Микки Айсбокс» расстрелял гангстера по кличке «Чарли Чувак».
«В ту ночь, — рассказывает Салерно, — к ним в квартиру пришел парень из родного города моего отца в Италии, с посланием для моего отца. Скажи своей жене, чтобы
