Последняя фраза говорила о реальной опасности для граждан Поволжья. Одно дело было закрывать ворота перед авантюристами и спокойно ждать, когда «Бог даст на Московское государство государя», когда ополчение победит и грядут всенародные выборы. Совсем другое — дождаться, когда казаки возьмут Москву и посадят на престол своего казацкого царя. Ко времени получения грамоты из Троицы в Нижнем Новгороде было хорошо известно, что Трубецкой и Заруцкий, с одной стороны, признают «царем Дмитрием» явившегося на Псковщине самозванца, с другой — склонны посадить на престол младенца, сына Марины Мнишек и Лжедмитрия II. Не менее страшно было ожидать, что будет, если победят поляки…
Но страшиться было привычно, а начать действовать — страшнее вдвойне. Троицкую грамоту за подписью архимандрита Дионисия с братией читали в Нижнем Новгороде власти: духовенство, воеводы князь Василий Андреевич Звенигородский и Андрей Семенович Алябьев, стряпчий Иван Иванович Биркин, дьяк Василий Семёнов и выборные земские старосты. Среди последних слушал грамоту мясной торговец Кузьма Минин Сухорукий. Видя, что никто ничего решать не хочет, Минин воскликнул: «Святой Сергий явился мне во сне и приказал возбудить усопших! Прочтите грамоты Дионисиевы в соборе, а там что будет угодно Богу».
Стряпчий Биркин возражал, что негоже привлекать к делу народ, но Минин добился своего. На другой день протопоп Савва огласил грамоту в соборе и увещевал нижегородцев постоять за веру. Народ воодушевился; Минин немедля конкретизировал призыв: «Захотим помочь Московскому государству, так не жалеть нам имения своего, не жалеть ничего, дворы продавать, жен и детей закладывать и бить челом — кто бы вступился за истинную православную веру и был у нас начальником».
Этот призыв всколыхнул народ, но до дела было ещё далеко. Земский староста организовывал сходку за сходкой, рассказывая о нависшей над всеми опасности.
— Что же нам делать? — спрашивали нижегородцы.
— Ополчаться! Сами не искусны в ратном деле, так станем клич кликать по вольных служилых людей.
— А казны нам откуда взять служилым людям?
— Я убогий с товарищами своими, — говорил Минин, — всех нас 2500 человек, а денег у нас в сборе 1700 рублей. Брали третью деньгу: у меня было 300 рублей и я 100 рублей в сборные деньги принес, то же и вы делайте!
— Будь так, будь так! — кричали нижегородцы и несли деньги Минину.
— Осталась я одна после мужа бездетна, — говорила одна вдова, — и есть у меня 12 000 рублей, 10 000 отдаю в сбор, а 2000 оставляю себе!{119}
С помощью тех, кто добровольно дал деньги, Минин начал вытрясать «третью деньгу» из самых прижимистых граждан. Но это было только начало. Для организации настоящего дела нужно было создать новую власть: призвать походного воеводу, назначить при нем казначея и сборщиков экстренных налогов.
Именно Минин предложил нижегородцам кандидатуру воеводы князя Пожарского, к которому заранее посылал верных людей. Дмитрий Михайлович согласился далеко не сразу, опасаясь ввязываться в дело, которое легко могло оказаться авантюрой. Минин ездил к нему в Мугреево и договорился о гарантиях серьезности предприятия. По примеру Скопина-Шуйского, воевода и староста, князь и купец единодушно положились на профессиональное войско, для создания которого была необходима солидная финансовая основа.
Князь любезно принял официальную делегацию лучших людей Нижнего Новгорода во главе с печерским архимандритом Феодосием и дворянином Жданом Петровичем Болтиным. Но поставил одно непременное условие: он возглавит ополчение, если за казну будет отвечать Кузьма Минин. Нижегородцы вернулись домой и били челом Минину. Тот тоже выставил условие: «Соглашусь, если напишете приговор, что будете во всем послушны и покорны и будете ратным людям давать деньги».
Нижегородцы согласились и подписали составленный Мининым документ, согласно которому сбор установленных старостой налогов обеспечивался всеми средствами, вплоть до того, что неплательщиков обязывали продавать в рабство детей и жен. Очень скоро некоторые убедились, что это не простые слова, а многие пожалели, что подписали приговор. Но было поздно. И собранные наспех деньги, и документ Кузьма Минин отправил Дмитрию Михайловичу Пожарскому. А тот энергично использовал деньги на сбор ратников и явился в Нижний Новгород с небольшим, но боеспособным, готовым поддержать порядок войском.
Это была хорошо подготовленная и блестяще выполненная операция. Па коротком пути от Мугреева до Нижнего Новгорода к князю присоединились смоленские, вяземские и дорогобужские дворяне и служилые люди. Потеряв свои земли на западе, эти профессиональные военные были испомещены в Арзамасском уезде и дворцовой волости Ярополчне. Но оттуда их изгнали казаки Заруцкого. Очевидно, что воины «сошли» (встретили) Пожарского в пути но заранее достигнутой договоренности. Князь поддержал их деньгами, а в Нижнем они немедленно получили денежное жалованье.
Подкрепив патриотический порыв нижегородцев реальной военной силой, Пожарский и Минин нанимали на службу всё новые отряды. Вскоре финансовые возможности Нижнего Новгорода были исчерпаны. Но направленные в другие города воззвания постепенно расширяли базу ополчения. Грамоты за подписью Пожарского констатировали, что долгая «междоусобная брань в Российском государстве» кончилась печально. «Усмотря между нами такую рознь … польские и литовские люди умыслили Московское государство разорить, и Бог их злокозненному замыслу попустил совершиться».
— Видя такую их неправду, — продолжал диктовать Дмитрий Михайлович, — все города Московского государства, сославшись друг с другом, утвердились крестным целованием — быть нам всем, православным христианам, в любви и соединении, прежнего междоусобия не начинать, Московское государство от врагов очищать, и своим произволом, без совета всей земли, государя не выбирать, а просить у Бога, чтобы дал нам государя благочестивого, подобного прежним природным христианским государям.
— Изо всех городов Московского государства дворяне и дети боярские под Москвою были, польских и литовских людей осадили крепкою осадою, но потом дворяне и дети боярские из-под Москвы разъехались для временной сладости, из-за грабежей и похищенья. Многие покушаются, чтобы быть на Московском государстве панье Маринке с законопреступным сыном ее.
— Но теперь мы, Нижнего Новгорода всякие люди, сославшись с Казанью и со всеми городами понизовскими и поволжскими, собрались со многими ратными людьми… идем все головами своими на помощь Московскому государству… и … всякие люди Нижнего Новгорода, посоветовавшись между собою, приговорили животы свои и дома с ними разделить, жалованье им в подмогу дать и послать на помощь Московскому государству.
— И вам бы, господа… идти бы теперь на литовских людей всем вскоре. Если вы, господа дворяне и дети боярские, опасаетесь от казаков … каких-нибудь воровских заводов, то вам бы никак этого не опасаться; как будем все верховые и понизовые города в сходу, то мы всею землею о том совет учиним и дурна никакого ворам делать не дадим … Мы, всякие люди Нижнего Новгорода, утвердились на том… что Маринки и сына ее, и того вора, который стоит под Псковом, до смерти своей в государи на Московское государство не хотим, точно так же и литовского короля{120}.
Пожарский показывал дворянству и купечеству выход из кошмара иноземной и казачьей власти. Служилые люди к нему пошли, а из городов, вслед за приезжающими в Нижний выборными представителями земской власти, хлынул поток денег. На них закупались тяжелое вооружение, снаряжение и припасы, платилось жалование дворянам, стрельцам, пушкарям, «добрым» казакам, добровольцам из посадских людей, «даточным людям», мобилизуемым из крестьян, отрадам татар и других народов Поволжья.
Воинство было строго российским: пожелавшим присоединиться к Пожарскому иноземцам ответили, что «наемные люди из иных государств нам теперь не надобны … мы … служим и бьемся за святые Божий церкви, за православную веру и свое Отечество».
Дмитрий Михайлович продолжал формировать и обучать войско в Нижнем до начала марта 1612 г., когда пришли вести, что отряды Заруцкого, занявшие уже Суздаль, идут к Ярославлю. Туда спешно направили двоюродного брата воеводы, князя Дмитрия Петровича Лопату-Пожарского с конницей. Он успел занять город раньше казаков Заруцкого. 23 февраля за ним двинулось главное войско, хотя денег на выплату ему «подъемных» недоставало. Положение спас Минин, собрав 5207 рублей с торговавших в Нижнем иногородних купцов, не побоявшись при этом «обидеть» экстренным налогом даже всесильных Строгановых.
На марше войско росло. В Балахне и Юрьеве-Поволжском и Кинешме Пожарский принимал на службу новые отряды, а Минин — деньги, собранные по его велению местными властями. В Костроме воевода Иван Шереметев был на стороне королевича Владислава, но народ восстал и город перешел на сторону ополчения. Пожарский, сам некогда отбивавшийся от посадских людей в Зарайске, пожалел воеводу и спас его от гнева разъяренных граждан.
