Все важнейшие направления артиллерией были пристреляны, атаки отбивались успешно. Но трудно было частям армии выдержать десятикратное превосходство противника, он непрерывно подтягивал свежие силы. Кольцо нашего окружения начало все более сжиматься, наши тылы отрезаны. Мы испытывали голод и большой недостаток в боеприпасах; снарядов еле хватало на два дивизиона всей артиллерии армии. Остальную артиллерию сосредоточили парком в центре окружения армии. Средств связи было недостаточно, для связи с войсками использовались все имеющиеся средства. Кольцо нашего окружения с каждым днем все больше и больше сжималось, и в начале апреля вся наша группировка простреливалась артиллерийским, а в некоторых направлениях и пулеметным огнем противника. Армия продолжала упорно сопротивляться, отвлекая на себя резервы противника, сковывая эти резервы и предотвращая переход немцев в общее наступление.
Усмотрев безнадежность положения в быстрой ликвидации нашей группировки, гитлеровское командование решило предъявить нам «ультиматум», но этот «ультиматум» был скорее похож на просьбу. Командующий гитлеровскими войсками этого направления написал воззвание к командующему армией генералу Ефремову, которое они сбросили с самолета в центр нашего окружения. В этом воззвании они слезно просили нас о прекращении «героического» сопротивления и высылке нашего парламентера в Лосьмино для переговоров. Получив этот ультиматум, генерал Ефремов вызвал меня и спрашивает мое мнение. Мы тут же решили на их ультиматум ответить мощным огневым налетом артиллерии по штабу гитлеровского командования, который был расположен в Лосьмине.
После этого наступило затишье, а затишье, как говорят, всегда бывает перед бурей. Мы были уверены, что противник предпримет новые атаки. Так и оказалось. Через несколько дней гитлеровцы подтянули свежие силы и примерно двадцатикратным превосходством нанесли нам концентрический удар: один в направлении Тякино — Желтовка — Аракчеево; второй — Тетерино — Аракчеево. Таким образом, наша группировка была расчленена на две части: северную, в составе 113-й стрелковой дивизии и нескольких отдельных отрядов, и южную, основную. Штаб дивизии — Стуколово. Я оказался в Северной группировке. 11 апреля эта группировка заняла круговую оборону на рубеже Манулино — Горбы — высота севернее Тетерино — Аракчеево — Колотовка. Таким образом, мы оказались в двойном окружении: одно внутреннее, между 113-й стрелковой дивизией и главными силами армии, другое — внешнее, глубокое, между нами и основными силами фронта до реки Вори.
Выход из окружения
Командарм генерал Ефремов принял решение основными силами выходить в направлении Буслава — Слободка и далее на восток за реку Ворю, при этом все тяжелые средства артиллерии, автотранспорт и т. д. привести в негодное состояние и оставить. С главными силами следовало много больных и раненых, эвакуация их заранее была невозможна.
Прикрывать выход армии должна была 113-я стрелковая дивизия, как более боеспособная. Мне лично М.Г. Ефремов поручил руководить прикрытием выхода из окружения главных сил армии. Выход совершался в разгаре весны (апрель), все реки начали вскрываться. Прикрытие главных сил армии нами осуществлялся до рубежа Буслава — Песково — Федотково.
Противник в направлении Слободки сосредоточил крупные силы, где и завязались сильные бои, в которых генерал Ефремов с оружием в руках геройски погиб. Связь арьергарда с основными силами армии была потеряна, и в ночь на 14 апреля 113-я сд с отрядами при ней начала осуществлять выход из окружения самостоятельно.
Организацию и руководство выходом мне пришлось взять на себя, ибо командир 113-й сд полковник Миронов был ранен, а потом убит в этих боях. Я с передовым отрядом начал пробиваться вперед, а комиссар дивизии Коншин остался возглавлять тыловую часть; но вскоре эта тыловая группа была отрезана противником, и Коншину с небольшой группой удалось пробиться к нашим партизанам Смоленщины.
13–14 апреля мы получили радиоперехват, в котором сообщалось, что наши войска обороняются по реке Воре, в нескольких районах, в частности в Бочарове, имеют плацдарм на западном берегу реки Вори. Имея эти данные, мы решили выходить в направлении Абрамово — Кобелево — Бочарово, где и присоединились к нашим войскам, оборонявшимся на реке Воре.
Начали переправляться через Угру южнее Федоткова. Ледяной покров был настолько слаб, что подламывался под людьми. Противник со стороны Федотково — Прудки — Абрамово открыл сильный ружейно-пулеметный и артиллерийский огонь. Мы несли большие потери. Начальник штаба 113-й стр. дивизии подполковник Сташевский возглавлял одну из колонн, вгорячах дезориентировался излучиной реки южнее Абрамова и вместо движения на восток повернул обратно на запад, к противнику, где и погиб.
16 апреля, используя лесные массивы, мы вышли в район Кобелева, километров пять не доходя до реки Вори. Я помню нашу переправу через овраг юго-восточнее Абрамова: бушевала вода, противник из Абрамова и восточнее леса вел сильный ружейно-пулеметный огонь, а из района Дубровки его гаубичная батарея открыла огонь по оврагу и реки Угре; некоторые в одиночку бросались через бушующий овраг, но они потоком воды были вынесены в реку Угру, под огонь батареи противника. Пришлось вмешаться в это дело и организовать коллективный переход через овраг, гуськом держась друг за друга. В дальнейшем мы считали целесообразным выходить из окружения только ночью. Днем в лесном массиве мы привели себя в порядок, ночью по компасу возобновили выход и к утру 17 апреля сосредоточились в лесу, что в 3 километрах западнее Бочарова. Наше состояние было неважное. Усталые, голодные, холодные, мокрые и — в тылу вражеской группировки. Но мы чувствовали близость своих. Во время отдыха мы подверглись нападению резервного фашистского батальона. Завязался сильный бой. Дело было ночью, немцы, в лесу и ночью, смертельно боялись принимать бой нашей Советской армии, и особенно партизан, а поэтому они в панике и с криком разбежались. В этом бою со мной случилось большое несчастье: я дважды был ранен, причем в обе ноги. Конечно, эти ранения я скрыл от отрядов, знали только двое близких моих товарищей: капитан Байдалов и старшина Величко, которые и помогали мне в дальнейшем управлять отрядами и совершать движение. О перевязке и думать было нечего, хотя врачи были при мне. В этом бою, как и в прочих, особенно отличились своей храбростью капитан Гринев (ныне командир артполка), капитан Байдалов и старшина Величко (ныне старший лейтенант запаса, живет на Украине).
И вот наступил для нас решающий, короткий, но самый тяжелый переход. Надо было перейти линию фронта обороны главных сил противника и соединиться с нашими войсками у Бочарова, хотя у меня полной уверенности о наличии наших войск в Бочарове не было. Войска фронта знали о нашем выходе, но точно района выхода не знали. Связь отсутствовала.
Переходя линию фронта фашистских позиций, мы открыли стрельбу из всех видов оружия, чтобы создать панику; немцы растерялись и тоже в панике открыли беспорядочный огонь и начали освещать местность ракетами. Наши войска в Бочарове приняли нас за наступающих немцев и тоже открыли по нам ружейно-пулеметный огонь. Делая перебежки, мы натолкнулись на проволочный забор между нашими и немецкими позициями. Личный состав отрядов преодолевал его через расстеленные шинели, а меня перекатывали «котом». Наши войска, услышав русский крик, прекратили ведение огня. В этот последний и решающий момент нашего выхода из окружения потери были велики.
С преодолением проволочного забора мы в расчлененных строях вышли к берегу реки Вори. Она широко разлилась, и мы увидели плавающие льдины — это река Воря освобождалась от ледяного покрова. Мы все, измученные, легли за укрытиями на берегу. Наших войск не было видно. Отдохнув, тт. Байдалов и Величко повели меня для осмотра реки. После осмотра я решил набрать длинных шестов и при помощи их на льдинах переправить всех на противоположный берег реки Вори. Придя в расположение нашего отряда, я хотел отдать приказание искать шесты, но все люди спали крепким сном, их невозможно было разбудить; говоря откровенно, я дошел до истерики. Но тут радость — до нас донесся отдаленный голос: «Товарищ Бодров?» Все люди встали как по команде и в один голос закричали: «Здесь!» Оказалось, что за нами пришли из батальона 5-й гв. стрелковой дивизии, который занимал этот плацдарм. Радости не было конца, все обнимались и целовались друг с другом. Мне доложили, что по землянкам разместили более 400 человек, остальной личный состав отрядов по переправам батальона переехал на восточный берег реки Вори.
Итак, мы у своих. Нас приняли очень хорошо. Дали выпить водки и немного покормили (много было нельзя — мы были сильно истощены) и расположили в землянках спать.
