Ознакомительная версия.
Труд был самоотверженным и бескорыстным. Екатерине приходилось преодолевать множество препятствий, которые всегда возникают на пути подвижников. Многие ее не понимали: ну стоит ли, право, отдавать жизнь существам, которые даже не могут оценить твою жертву?! Ей очень трудно было найти помощников: люди, способные на подвиг-порыв, встречаются достаточно часто, но тех, кто способен на подвиг ежедневный, единицы. Но она не сдавалась. В 1900 году при активном участии Екатерины Константиновны с целью организации в России приютов для идиотов, эпилептиков и тех калек, которых не принимают в другие учреждения, было основано благотворительное общество «Братство во имя Царицы Небесной». Возглавила его графиня Ольга Дмитриевна Апраксина. Членами братства стали многие известные люди: Константин Петрович Победоносцев, протоиерей Философ Николаевич Орнатский, один из самых уважаемых священнослужителей Петербурга (в 1918 году его расстреляют большевики, а в 2000 году Юбилейный Архиерейский Собор Русской Православной Церкви причислит к лику святых), профессор Санкт-Петербургской духовной академии отец Александр Рождественский, все настоятели Троице-Сергиевой пустыни, отец Иоанн Кронштадтский. Она сумела уговорить самого Владимира Михайловича Бехтерева регулярно осматривать и консультировать ее подопечных. Знаменитый сурдолог Александр Федорович Остроградский помогал ей работать с глухонемыми детьми. Приют Грачевой перешел в ведение Братства. Сорок лет отдала она детям-страдальцам. У нее не было специального образования, но первые учреждения для них, первые школы — это она, первые методики воспитания, развития, обучения детей с глубокой умственной отсталостью и расстроенной психикой — это тоже она. Екатерину Константиновну с полным правом можно назвать первым русским педагогом-дефектологом.
Она умерла в 1934 году, так что ко всем бедам, которые выпали на ее долю (брата она похоронила вскоре после революции), добавилась еще одна — на ее глазах взорвали Введенскую церковь.
Я жила в бывшем церковном доме в восьмидесятые годы. С тех пор, как уничтожили церковь, прошло полвека. И улица давно уже носила имя Олега Кошевого. Но в транспорте всегда спрашивали: «На Введенской выходите?» Введенской ее называли не только пожилые люди, еще заставшие церковь, но и совсем молодые — скорей всего, ничего о церкви не знавшие.
Теперь из моих окон тоже виден сквер. Высокие деревья заслоняют холм, на котором когда-то стоял храм. Собор во имя Святого Апостола Матфея и Покрова Пресвятой Богородицы взорвали все в том же 1932 году. Первое время после переезда у меня было какое-то тяжелое чувство: за что меня будто преследуют разрушенные церкви? Но это, конечно же, самоуверенное заблуждение. Что им до меня. Просто их много и они находятся рядом с большинством обитателей старых районов города. Я посчитала. За годы советской власти был уничтожен двести один (!) храм (считая домовые церкви и часовни), здания еще шестидесяти семи не разрушены, «всего лишь» обезображены и приспособлены для других целей.
История Матфеевской церкви заслуживает достаточно подробного рассказа. Как известно, наш город начинался с Петропавловской крепости. Строили бастионы, крепостные казематы, дома для офицеров и солдат, разумеется, гауптвахту. Как без нее? Там же была построена и первая петербургская церковь во имя Петра и Павла. Была она, по отзывам современников, «довольно красива». Но уже в 1714 году начали строить Петропавловский собор — тот самый, что стал первым символом молодой российской столицы и остается им до сих пор. А старую деревянную церковь аккуратно разобрали и перенесли на Петербургскую сторону, в Солдатские слободы (сейчас на этом месте находится сквер между Большой Пушкарской, улицами Ленина и Кронверкской).
На новом месте освятили уже не во имя Петра и Павла, а во имя святого апостола Матфея. Почему? Во-первых, был он одним из особо почитаемых святых. Святой апостол и евангелист Матфей, именуемый также Левием, брат апостола Иакова Алфеева — один из двенадцати самых близких учеников Иисуса Христа. Матфей служил мытарем, сборщиком податей для Рима в галилейском городе Капернауме. Услышав призыв Иисуса: «Иди за Мной», он оставил свою должность и пошел за Спасителем. Он стал свидетелем и жизни, и мученической смерти Учителя. После вести о Воскресении пошел, как и другие апостолы, проповедовать христианское учение среди язычников. Его миссия в Эфиопии закончилась страшной смертью, которая, как он и стремился, потрясла жителей далекой африканской страны и заставила их уверовать во Христа. Евангелие апостол Матфей написал на арамейском языке (том самом, на котором говорил Иисус) около 41 года после Рождества Христова. Это первая по времени книга Нового Завета. В ней чаще, чем в других Евангелиях, сличаются события из жизни Христовой с ветхозаветными пророчествами. Левий Матфей хотел показать, что Иисус есть истинный Мессия, обетованный праотцам еврейского народа.
Второй причиной освящения церкви во имя святого апостола Матфея было то, что именно в день его памяти (9 августа) в 1704 году русские войска взяли Нарву. При освящении храма присутствовал сам Петр Алексеевич. Потом он часто посещал Матфеевскую церковь, а уж на благодарственных молебнах за победы над шведами бывал всенепременно. По личному повелению государя специально для этой церкви был создан великолепной работы деревянный резной иконостас, выкрашенный темно-голубой краской, с витыми позолоченными колоннами. В Царских вратах иконостаса были образа Божьей Матери и Архангела Гавриила, по правую сторону от Царских врат — Преображение Господне и святой апостол Матфей, по левую — Божья Матерь, над Царскими вратами — образ Спасителя. Некоторые из образов иконостаса напоминали о событиях Петровского царствования: образ святого Александра Невского — о перенесении его мощей в Санкт-Петербург; образ Алексия человека Божия — о царевиче Алексее Петровиче; образ святых апостолов Петра и Павла — о прежнем местонахождении и назначении иконостаса и церкви. О том, как ценили иконостас, свидетельствует указ Святейшего Синода от 8 декабря 1842 года, в котором Матфеевскому причту предписано: «…чтобы, как ныне, так и на будущее время, этот иконостас, как устроенный в 1703 году императором Петром I, сохранять в настоящем его виде, без всяких перемен, так точно, как сохранялся поныне».
Тех, кто будет грабить храм во время кампании по изъятию церковных ценностей (о ней я еще расскажу), а потом взрывать его, историческая ценность иконостаса, разумеется, не остановит.
Но церковь, так любимая Петром, до появления в Петербурге новых варваров не дожила. В 1754 году рядом с нею была построена еще одна деревянная церковь — во имя Покрова Пресвятой Богородицы. Ее разобрали в 1800 году и на ее месте построили просторный каменный храм. К этому времени старая Матфеевская церковь совсем обветшала, ее тоже пришлось разобрать. В Покровской церкви освятили придел во имя святого апостола Матфея, он стал главным приделом храма, а вскоре его начали официально именовать Матфеевским. Это был единственный в мире престол апостола Матфея. Но уникальность не остановила разрушителей. Красота, естественно, тоже не остановила. А после реконструкции и постройки звонницы (это произошло уже в 90-х годах XIX века) храм стал безупречно гармоничен.
Вокруг Матфеевской церкви с петровских времен и до начала XIX века жили по большей части люди военные, так что главными и постоянными ее прихожанами были офицеры и солдаты артиллерии, гарнизонных полков, пограничных батальонов. Потому и Большой проспект в разное время назывался то Большой Гарнизонной, то Большой Офицерской, а Пушкарская именовалась Малой Офицерской. Да и большая часть улиц, пересекающих Большой проспект, названа по именам живших там офицеров: Бармалеева, Теряева, Полозова, Шамшева. В приходе Матфеевской церкви жила святая Ксения Петербургская, в этой церкви ее отпевали. Пресвитером прихода был новосвященномученик протоиерей Николай Сперанский, расстрелянный без суда и следствия в 1918 году вместе с Философом Орнатским и другими священнослужителями.
Вдов отставных солдат, живших в приходе, призревали в женской богадельне, существовавшей при Матфеевской церкви в 60-х годах XVIII века. Для образования нижних чинов в 1764-м в приходе была открыта гарнизонная школа.
В 1768 году при Матфеевской церкви устроили оспенный дом. Оспа вызывала у людей ужас. Лекарств от нее не имелось. Она уносила тысячи жизней, а у тех, кому повезло выжить, оставляла на лицах безобразные следы. Екатерина II писала прусскому королю Фридриху II: «С детства меня приучили к ужасу перед оспой, в возрасте более зрелом мне стоило больших усилий уменьшить этот ужас, в каждом ничтожном болезненном припадке я уже видела оспу. Весной прошлого года, когда эта болезнь свирепствовала здесь, я бегала из дома в дом, целые пять месяцев была изгнана из города, не желая подвергать опасности ни сына, ни себя. Я была так поражена гнусностью подобного положения, что считала слабостью не выйти из него.». Выход предложил барон Александр Иванович Черкасов, которого Екатерина II еще в начале царствования назначила главой медицинской коллегии: только прививки могут спасти от оспы население России! Сергей Михайлович Соловьев писал: «…медики вопили против безумной новизны, вопили против нее проповедники с кафедр церковных». Народ боялся прививок больше, чем болезни. Делать прививки насильно? Но это чревато бунтом. И тогда императрица решила начать с себя. «Было бы позорно начать не с себя, и как ввести оспопрививание, не подавши примера?» — писала она. 12 октября 1768 года английский врач Томас Димсдэль, приглашенный Черкасовым, сделал государыне прививку от оспы (первую в России!). «Мой предмет был своим примером спасти от смерти многочисленных моих верноподданных, кои не знав пользы сего способа, оного страшась, оставались в опасности. Я сим исполнила часть долга звания моего; ибо, по слову евангельскому, добрый пастырь полагает душу свою за овцы». Через неделю прививку сделали наследнику престола. А еще через месяц Екатерина писала: «Весь Петербург хочет привить себе оспу, и те, кто привили, чувствуют себя хорошо». А она чувствовала себя победительницей. Ничуть не меньше, чем после выигранных ее армией сражений.
Ознакомительная версия.
