Ознакомительная версия.
14.3.83»
После одной из бесед я оставил Николаю Михайловичу вопросник, и он, человек обязательный, не забыл ответить.
Так я готовился к написанию этой главы: изучил материалы военного времени, воспоминания Жукова, собрал в архивах документы (буду их цитировать по ходу повествования), но все же, на мой взгляд, самым достоверным станет рассказ живого участника событий того далекого теперь, победного мая 1945 года, а именно генерала Трусова. Теперь его нет в живых, но я не стану править записанные мной беседы с ним. Пусть он останется и в вашем восприятии живым собеседником.
Думаю, для вашего первого знакомства, я должен коротко рассказать о Николае Михайловиче. Он родился в Москве, в 1906 году, в семье рабочего—печатника. Став взрослым, окончил полиграфический техникум и работал в типографии до 1929 года. Затем по партийной мобилизации (член КПСС с 1924) призван в армию. Окончил бронетанковое училище в Орле. До 1934 года в войсках на командных должностях. С 1933 года слушатель Академии механизации и моторизации им. Сталина. В 1936 году офицер ГРУ, заграничная командировка до 1941 года. В общем, почти полвека в разведке. Итак, мы сидим в квартире Трусова на Плющихе, его жена и верная подруга во все годы их жизни, Анна Дмитриевна, поит нас отлично заваренным чаем.
— Каждому событию предшествуют или подготовка, или стечение обстоятельств, порождающих это событие, — сказал Николай Михайлович. — Были такие предваряющие дела и перед той операцией. Они произошли примерно за месяц до того, как назрела необходимость выполнения задания, которое было поручено мне лично маршалом Жуковым и даже Верховным Главнокомандующим.
Накануне самоубийства — 29 апреля — Гитлер подписал документ под названием «политическое завещание». Текст его через несколько дней был у меня в сейфе. В нем назначается новое правительство и верховное командование вооруженных сил Германии. Согласно завещанию посты распределялись: Дениц — президент, Геббельс — имперский канцлер, Борман — министр по делам нацистской партии, Зейсс—Инкварт — министр иностранных дел, Гислер — министр внутренних дел, Ханке — министр по делам полиции, фельдмаршал Шернер — главнокомандующий сухопутными войсками.
Я спросил:
— По каким соображениям Гитлер своим преемником назначил гросс—адмирала Деница? Почему на нем остановил выбор? Ведь раньше официально был назначен Геринг, и несколько лет он числился преемником в случае кончины Гитлера.
Николай Михайлович улыбнулся:
— Геринг, как говорится, не оправдал доверия фюрера, он за его спиной, не согласовав с ним свои действия, а точнее, спасая свою шкуру и богатство, стал вести переговоры с американцами, еще когда германская армия сражалась или делала вид, что сражается с нашими союзниками, наступающими с запада. Разгневанный фюрер расценил это как предательство. Вот тогда и встал вопрос о новом преемнике. Выбор на гросс—адмирала Деница пал не случайно. Он был не только верный сторонник нацизма, но еще имел связи с финансовыми магнатами, он был родственником миллионера и крупнейшего промышленника Эдмунда Сименса. Пушки умолкали, наступала тихая пора действий.
Гросс—адмирал Дениц был очень подходящим человеком для представителей финансовых и промышленных кругов Германии и западных стран, да и оставшихся в живых главарей фашизма.
30 апреля 1945 года в 18 часов 30 минут Дениц получил в городе Плен телеграмму, отправленную из Берлина за подписью Бормана.
Николай Михайлович весело глянул на меня:
— Я сам читал телеграмму, поэтому так точно называю дату и время. В ней говорилось: «Вместо прежнего рейхсмаршала Геринга фюрер назначил вас, гросс—адмирал, своим преемником. Письменные полномочия в пути. С этого момента вам надлежит предпринимать необходимые меры, вытекающие из современной обстановки».
Дениц на эту телеграмму ответил: «Мой фюрер — моя верность вам остается непоколебимой. Я приму все необходимые меры, чтобы облегчить ваше положение в Берлине. Но если судьба принудит меня, как вашего преемника, быть первым человеком немецкого рейха, то я закончу войну так, как того требует неповторимая героическая борьба германского народа».
Дениц перебрался в город Фленсбург и приступил к активным действиям, сформировал правительство и претендовал на то, что оно представляет всю Германию и начинает вести ее новую послевоенную политику. Одним из самых заветных, но, разумеется, тайных желаний этого правительства было намерение поссорить союзников, победителей.
— Непонятно, Николай Михайлович, как же получается — гитлеровская Германия разгромлена, фашистское руководство подписало акт о капитуляции, в котором такое правительство не предусмотрено, а оно функционирует.
— В том—то и дело! Дениц и его окружение оказались в английской зоне оккупации, да еще за Кильским каналом: Фленсбург находится недалеко от границы с Данией. За канал английские войска вообще не переправлялись, они спешили на восток, навстречу Советской Армии, но не для того, чтобы побыстрее пожать руку союзникам, а с целью побольше захватить немецкой территории. Вот и получилось так — Денис обосновался за Кильским каналом, в порту, где стоит много немецких военных кораблей с неразоруженными экипажами, и вообще здесь, как говорится, не ступала еще нога победителей.
Николай Михайлович помолчал, видимо, вспоминая те дни и продолжал:
— Нам было известно и то, что существует правительство Деница, и чем оно занимается, и какие надежды с ним связывает английская сторона. Черчилль возлагал на это правительство большие надежды, что подтверждает сам факт его существования в английской зоне. Покровительство англичан Деницу, я думаю, было не случайно и объясняется не только заботами тех дней.
Посмотрев на меня с доброй хитринкой, генерал спросил:
— Как вы думаете, не имеет ли это связи с тем, что Дениц во второй половине 1918 года был взят англичанами в плен вместе с частью экипажа с тонущей подводной лодки? На поверхности их подобрал английский эсминец. Только через год, во второй половине 1919 года, Дениц возвратился в Германию. Кроме того, общеизвестно, что бывший гросс—адмирал Дениц на Нюрнбергском процессе, пожалуй, не обвинялся, а опекался со стороны английского обвинения. Заместитель английского главного обвинителя не требовал смертной казни Деницу, а вел такую линию, что Дениц получил минимальный срок наказания. Дениц был единственным обвиняемым на Нюрнбергском процессе, который получил только 10 лет тюремного заключения, хотя гросс—адмирал Дениц не меньше других совершил военных преступлений против человечества, был одним из видных лиц нацизма и полностью ответственен за чудовищные преступления фашизма. Ну, еще напомню, что на смерть Деница, бывшего гросс—адмирала гитлеровского флота, лондонская газета «Тайме» в 1981 году опубликовала некролог в половину газетной полосы. В некрологе самым почтительным образом воздается дань его заслугам, таланту, знанию военного дела и ничего не говорится о его преступлениях перед человечеством во второй мировой войне. Газета «Тайме» цитирует дружеские письма, которые отправляли в тюрьму Шпандау Деницу его коллеги — видные адмиралы и генералы НАТО. Среди корреспондентов Деница, как утверждает «Тайме», был и Уинстон Черчилль. Вот так! Мне же еще в 1945 году было ясно, что английская сторона благосклонно относится к правительству Деница и имеет определенные виды на его использование в своих интересах.
И вот, 15 мая 1945 года маршал Жуков вызвал меня к себе в кабинет и сказал, что мне срочно надо выехать во Фленсбург, и что Верховный Главнокомандующий утвердил меня представителем от советской стороны для ареста правительства Деница, и что завтра из Москвы прилетят несколько офицеров, которые вольются в мою группу. Затем маршал Жуков добавил, что мне поручается на период проведения операции держать связь непосредственно с Москвой, для чего следует взять с собой радиостанцию и необходимые документы для связи с центром. Далее Жуков приказал подобрать группу в 20–25 офицеров по моему усмотрению, 17 мая быть во Фленсбурге и в возможно короткий срок выполнить это задание.
Нелегко было за сутки с небольшим создать и подготовить необходимую группу офицеров. Смелых, надежных людей было много, но в предстоящем деле нужны были качества не только те, которые человек показал в боях, но и большая гибкость, несколько иная находчивость, не говоря уж о смелости в самом прямом понятии: мы ехали в расположение, где еще хозяйничали фашисты, да и на союзников в деле, которое они очень заинтересованы решить по—своему, тоже полагаться не следовало. Заехать—то в их зону мы заедем, но вернемся ли оттуда в случае своей большой настойчивости, да и вообще, если узнаем кое—что такое, что не захотят предавать гласности англичане? Уж кто—кто, а они—то умели заставить замолчать неугодных им людей, этому можно найти подтверждающие факты на любой странице их истории.
Ознакомительная версия.
