Таким образом, к концу девятнадцатого века в том, что касалось экономики, Германия и Америка буквально дышали в затылок Британии. Но понимание этого факта британцами отнюдь не исчерпывало дела. Америка говорила на вполне сносном английском, могла быть «либеральной» и, что самое важное, была, как и сама Британия, островом. Америка не могла представлять угрозы. Немецкий язык настолько же далёк от английского, насколько близок Вильгельмсхафен к Дувру. Германия была рядом, на континенте. Но было кое-что ещё.
Морские столкновения…
К концу девятнадцатого века стало совершенно очевидно, что Вильгельм II изо всех сил стремится создать мощный имперский военный флот. В самой Германии несколько насторожились космополиты — социалисты и либералы, — и это было естественно, так как такие действия вели к прямой конфронтации с Британией. Но недовольны были и консервативные аграрии: мощный флот означал открытую торговлю и усиление налогового пресса. Империя успокоила класс землевладельцев — так называемых юнкеров*
* Имеется в виду земельная аристократия, которая правит, опираясь на бастион земледельческого класса. Слово «юнкер» происходит от древневерхненемецкого слова Juncherro — «молодой господин».
— протекционистскими тарифами и принялась наращивать свои военно-морские усилия, восторженно встреченные подавляющим большинством общества — либералами, католиками, пангерманистами, богатыми собственниками и не столь богатыми социалистами из низших слоёв общества, короче говоря, всеми, кто в той или иной форме был «националистом»: в то время считалось просто неприличным не испытывать частицы коллективной гордости за столь поразительные достижения молодой империи.
Пропаганда, массовые уличные собрания в ответ на германский ура-патриотизм, взвинчивание патриотической лихорадки среди простых британцев, скармливание им порций свящённой ненависти стали обычным делом для британского правительства и зависимых от него печатных органов: при необходимости этой лихорадкой можно было воспользоваться без всяких дополнительных усилий (12). Но проникновение Германии в воды Северного моря, а оттуда легкопредсказуемый выход немецкого флота на мировые морские коммуникации — всё это вызвало в Британии, мягко говоря, серьёзную озабоченность. На этот раз рейх зашёл слишком далеко. Он замахнулся на святая святых британского имперского правления, на свящённый военно-морской флот Британии, на королевский флот, который был инструментом всех завоеваний Великобритании с профетических елизаветинских времён, с дней Джона Ди — астролога, картографа, оккультиста и придворного разведчика королевы.
Немцы интуитивно чувствовали: если им удастся дополнить свои сухопутные силы — обладая прусскими дивизиями, самыми лучшими в мире и расквартированными в самом сердце Европы — мощным военно-морским флотом, то ударная сила германских вооружённых сил превзойдёт силы Британии.
Затем на первый план выступал вопрос о союзниках. С эпохи Бисмарка немцы осознавали, что, оказавшись зажатыми между «безнадёжными» французами и непредсказуемыми противоречивыми русскими, они попадут в весьма неприятное положение. При этом всеми силами следовало избегать длительной войны — если её придётся вести — на два фронта. Именно поэтому Бисмарк никогда не желал полного отчуждения от России. Но помехой на пути к русско-германскому сближению стояли неуклюжие антиславянские интриги австрийского партнёра на Балканах: Австро-Венгерская империя оказалась слабым довеском рейха, и германский генеральный штаб хорошо сознавал тяжесть этого бремени — и весьма сожалел о нём. «Мы намертво прикованы к трупу» — таков был крик души немецких генералов всего через несколько месяцев после начала войны (13). Но в то же время Австрия оставалась естественным союзником, поскольку с её помощью германский контроль простирался до юго-восточных окраин Европы, не говоря о том, что австрийцы говорили на превосходном немецком языке. Та декадентская Вена конца девятнадцатого века, хотя на её лице уже проступали явственные признаки углублявшегося упадка, была одним из авангардов, если не единственным авангардом «немецкого» художественного гения — тиглем изобретательности и мастерства, едва ли не равным Парижу, — и это тоже нельзя было сбрасывать со счётов.
Австрийцы говорили по-немецки, и пруссаки были убеждены, что в любом случае смогут успешно выиграть великую европейскую гонку. Они воображали, что смогут с лихвой восполнить военную слабость Габсбургской монархии. Эти надежды были полным заблуждением. Но пока рейх топтался на месте в своей нерешительности, Британия не теряла время.
К 1900 году британцам стало ясно, что рейх действительно сможет выдавить их из мировой политики. Германия может превзойти и подавить Британию и, воспользовавшись благоприятным (для рейха) — пусть даже и временным — параличом в европейских делах, обрушиться на Францию и вывести её из игры раз и навсегда, после чего взор Германского рейха обратится к России… Здесь было два варианта: Германия могла заманить Россию в тесный союз, в котором собиралась, естественно, играть доминирующую роль, либо Россию можно было постепенно подчинить мощью прусских армий. В любом из этих случаев британский кошмар становился не менее страшной явью. Если Россия и Германия объединяются в той или иной форме, то евразийское объятие становится реальностью: то есть в самом центре огромного материка возникнет монолитная евразийская империя, опирающаяся на огромную по численности славянскую армию и германский технический гений. Британская элита решила всеми силами не допустить такого развития событий, ибо такое потенциальное государственное образование создало бы смертельную угрозу превосходству Британской империи.
Центральный регион, полумесяц и кошмар британской геополитики
«Центральный регион» — это гипотетическая, находящаяся в центре Евразии область, которую благодаря её географическому положению, ресурсам и численности населения можно рассматривать как неприступную крепость и державу устрашающей мощи; что же касается «полумесяца», то под этим наименованием имеют в виду воображаемую полулунную дугу, охватывающую цепь островов — Америку, Британию, Австралию, Новую Зеландию и Японию, которые, будучи «морскими державами», наблюдают за Евразией, стремясь не допустить образования в Евразии даже тенденций к образованию мощного государства в её центральном регионе.
Бея эта фразеология была изобретена пионерами геополитики, новоявленной науки, возникшей в самом начале двадцатого века: при поверхностном взгляде можно подумать, что она представляет собой систематическую и не слишком глубокую компиляцию географии, теории тылового обеспечения, экономических знаний и таинственного макиавеллизма, соединённых вместе ad шит Delphini. Но невидимым мотивом создания этой науки было преобразование индивидуального человеческого поведения в динамику общественных агрегатов путём политического уподобления наций живым, обладающим волей организмам (14). По этой причине геополитика была в состоянии вскрыть и изложить в чётких понятиях те политические намерения, которые та или иная держава могла иметь в определённый момент времени. Разоблачительное и весьма авторитетное свидетельство было — в то время составления антинемецкого заговора — представлено сэром Гэлфордом Макиндером (1867- 1947), профессором Лондонской школы экономики и одним из британских отцов основателей геополитики в статье «Географический рычаг истории», опубликованной в «Географическом журнале» Королевского общества в 1904 году. В статье недвусмысленно и очень чётко освещена природа назревающего конфликта.
Макиндер рисовал альтернативы и перечислял ставки в игре. Это был публичный документ для всеобщего пользования, содержавший весьма простую историю. Смысл статьи — наглядная демонстрация политики Британского государства и политики его духовной наследницы — Американской империи: действительно, вплоть до настоящего времени международная политика администрации США непрерывно и вполне последовательно проводится в духе предвидений Макиндера.
К 1900 году письмена уже появились на стене Валтасарова дворца…
Концепция Евро-Азии, к которой мы, таким образом, переходим, заключается в следующем: под Евро-Азией мы понимаем протяжённую часть суши, окаймлённую на севере льдами, а в остальных частях света водой. Площадь этой суши составляет двадцать один миллион квадратных миль, то есть в три раза больше Северной Америки; центр и север Евро-Азии составляет по площади девять миллионов квадратных миль, то есть в два раза превосходит Европу. В этой части суши отсутствуют водные выходы к океану, но, с другой стороны, за исключением пояса субарктических лесов, эти регионы весьма благоприятны для перемещения больших масс всадников — будь то на лошадях или на верблюдах. На востоке, юге и западе этого центрального региона расположены растянувшиеся длинной дугой маргинальные области, доступные для моряков. Если бросить взгляд на физическую карту, то можно убедиться, что таких пунктов четыре, и не менее примечательно то, что каждый из них соответствует области распространения одной из четырёх основных религий — буддизма, брахманизма, мусульманства и христианства… Британия, Канада, Соединённые Штаты, Южная Африка и Япония представляют в настоящее время кольцо внешних островных баз для морских флотов и торговых центров, недоступных для сухопутных держав Европы. Пространства внутри Российской империи и Монголии столь обширны, а их людские ресурсы и запасы пшеницы, хлопка, нефти и металлов столь неисчислимо велики, что неизбежным является то обстоятельство, что такой огромный экономический мир — более или менее раздроблённый — останется недоступным для океанической торговли… В этом регионе, по большей части, Россия занимает такую же центральную стратегическую позицию, какую Германия занимает в Европе. Россия может направлять свои удары во всё стороны, за исключением севера. Развитие в ней сети современных железных дорог — это всего лишь вопрос времени. Перемещение центра равновесия сил в область стержневой державы, что проявится её экспансией в маргинальные области Евро-Азии, позволит использовать гигантские континентальные ресурсы для строительства флота, и тогда взору явится империя мирового значения. Это может случиться, если Германия свяжет себя союзом с Россией. Угроза такого события, следовательно, заставит Францию искать союза с заморскими государствами, и, таким образом, Франция, Италия, Египет, Индия и Корея станут множеством мостов, куда иностранные военные флоты доставят армии, чтобы заставить стержневые страны-союзницы развернуть свои сухопутные войска, что помешает им сосредоточить всё свои силы на флотах (15).