Рис. 3. Пара горских башмаков. Реконструкция по глиняной модели из Каниша.
Местное население малозийских городов-государств жившее патриархальными родовыми общинами, по-видимому, вполне обеспечивало себя продуктами скотоводства, хлебом (были известны ячмень, пшеница, эммер и, возможно, просо-гоми), виноградом, ремесленными изделиями и отчасти шерстяными тканями, но покупали шерстяные и льняные ткани также у колонистов, но у них они прежде всего приобретали олово, необходимое для изготовления бронзы. Со своей стороны колонисты вывозили главным образом серебро, но также медь и шерсть и, кроме того, пытались захватывать какой-то драгоценный металл, вывоз которого был запрещен, — возможно, железо[52]. Характерно, что работорговля почти не практиковалась, хотя рабы были известны. Товары ввозили и вывозили караванами на ослах; с этих караванов местные [37] царьки взимали пошлины и имели право первого выбора из привезенных товаров, что, конечно, способствовало дальнейшему обогащению местной знати.
В среде жителей Малой Азии происходило быстрое имущественное и классовое расслоение, развивалось кабальное рабство. К концу периода существования колоний (в начале — середине XIX в. до н. э.) начался процесс завоевания соседних городов-государств наиболее могущественными царьками, что в конце концов привело к созданию Древнехеттского царства и к прекращению торговой деятельности ассирийцев, поскольку последние были сильны именно разрозненностью местных правителей.
К востоку и северо-востоку от области ассирийской колонизации процесс имущественной и классовой дифференциации по изложенным выше причинам шел медленнее; однако пышные погребения вождей, найденные в районе Триалети и около Кировакана, относящиеся, правда, скорее всего к несколько более позднему периоду (XVIII–XVI вв. до н. э.?), с высокохудожественной золотой, серебряной и бронзовой утварью и обильными жертвоприношениями скота, с рабами, сопровождавшими вождей в могилу, указывают на то, что и здесь среди господствовавших племен имущественное расслоение очень сильно продвинулось; наряду с этим, в Закавказье найдены и более скромные родовые погребения того же времени. На связь этих племен Закавказья с хеттско-хурритской культурой указывает обряд кремации и одежда людей, изображенных на одном из триалетских серебряных кубков (короткие юбочки и обувь с загнутыми носками).
Возникновение Хеттского царства. В центральной Малой Азии, после временного возвышения правителей других городов-государств, гегемоном около середины XIX в. до н. э. стал Аниттас, правитель Куссара. Ему удалось, между прочим, захватить старый хаттский центр, г. Хатти (Хаттусас), который позже стал столицей названной по нему Хеттской державы[53]. Но [38] основателем царского дома и хеттского государственного могущества хетты считали Лапарнаса, правившего, вероятно, в начале XVII в. до н. э.[54] По преданиям, этот царь претендовал на власть над всей территорией Малой Азии от Средиземного и Эгейского до Черного морей[55]. Следующие хеттские цари пытались завоевать Северную Сирию, а внук Лапарпаса, Мурсилис I, даже совершил опустошительный набег на Вавилон (ок. 1595 г. до н. э.). На обратном пути он столкнулся с хурритами, то есть, по всей вероятности, с зачатком слагавшегося около этого времени государства Митанни. Однако после насильственной смерти Мурсилиса I Хеттское царство разваливается, главным образом по причине распрей среди знати; в то время как цари пытаются установить порядок престолонаследия от отца к сыну, знатные роды поддерживают более старый порядок перехода престола от умершего царя в род мужа царской дочери от главной царицы[56]. Одновременно происходит наступление касков: еще до 1550 г. они навсегда отрезали Хеттское царство от Черного моря[57]. Установление при царе Телепинусе (ок. 1525 г.) твердого порядка престолонаследия и урегулирование отношений между царской властью и собранием воинов, отражавшим интересы знати[58], еще не привело к восстановлению прежнего могущества Хеттского царства.[39]
Усиление роли хурритов. В XIX–XVIII вв. до н. э. на севере Месопотамии и Сирии существовал целый ряд городов-государств; в их деловой переписке использовался аккадский (восточносемитский) язык и аккадская клинопись, а население состояло из восточных и западных семитов с некоторой примесью хурритского элемента[59]. В конце XIX в. наиболее могущественным государством здесь стал Ашшур на р. Тигре, где власть захватил западный семит Шамши-Адад I, который принял необычный для Ашшура титул «царя» и временно поставил под свою гегемонию территорию от Евфрата на западе до гор Загра на востоке; он пытался, по-видимому, осуществить контроль и над сетью еще сохранявшихся торговых колоний в Малой Азии. Однако государство его оказалось непрочным; вскоре после его смерти сначала область по среднему Евфрату, а затем и сам Ашшур и соседние города (например, Ниневия) были вынуждены подчиниться вавилонскому царю Хаммурапи. Но и власть династии Хаммурапи в этих районах оказалась непрочной: по-видимому, уже с середины XVIII в. до н. э. начинается вторжение в Вавилонию племен касситов с Иранского нагорья, удерживать в своих руках Северную Месопотамию вавилонские цари более не могли. Уже к концу XVII в. хетты наталкиваются на хурритов при своих набегах на Хальпу в Сирии (совр. Халеб; до XVIII в. до н. э. здесь было западносемитское государство Ямхад).
Продвижение хурритов на юг и запад, начавшееся в III тыс. до н. э., интенсивно продолжалось и в начале II-го. Еще в III тыс. до н. э. хурриты продвинулись в горы Киликийского Тавра, где мы, по данным хеттских источников XIV–XIII вв., встречаем хурритские собственные имена[60] и прочно укоренившиеся культы хурритских богов, оказавшие очень сильное влияние и на культуру центральной части Хеттского царства. [40] Хурритское влияние сильно сказывается также на языке хеттов, и даже хеттская правящая династия, видимо, была полухурритской по происхождению[61]. Одновременно такое же или еще более сильное продвижение хурритов происходит на юго-запад, в Сирию, и на юго-восток, в области за р. Тигром. Уже в XVIII в. до н. э. в г. Алалахе на нижнем течении сирийской реки Оронта мы встречаем, судя по документам, много хурритов, а в XV в. до н. э. — преимущественно хурритов[62]. В течение всего II тыс. до н. э. хурритское население безусловно преобладало и в районах восточнее Тигра, и лишь в Ашшуре и некоторых других городах оно составляло небольшой процент[63].
Однако в своем продвижении хурриты, видимо, не имели ни достаточно сильного общего центра, ни средств для овладения властью. В течение первой четверти II тыс. до н. э. в Северной Сирии и Месопотамии сохраняются города-государства, аккадские по культуре и возглавляемые западносемитскими династиями. Положение изменилось, видимо, в связи с введением массового коневодства.
Появление коневодства. Долгое время распространенное в науке мнение о том, что лошадь не была известна Древнему Востоку до появления индоевропейцев, не подтверждается. Сейчас имеются многочисленные свидетельства того, что она была известна в Двуречье в III и даже в IV тыс. до н. э. Однако основным транспортным животным в это время был осел, хотя, по-видимому, отдельные экземпляры дикой лошади отлавливались в качестве производителей для мулов и лошаков, высоко ценившихся не только как транспортные, но и как боевые животные. В конце III тыс. до н. э. в Месопотамии была введена легкая двухколесная колесница, сделавшая возможным боевое применение [41] коня[64], однако конь оставался редким и очень дорогим животным[65], и введение его не изменило существовавшей тактики и стратегии.
В Европе лошадь тоже была известна издавна, однако вначале только как объект охоты и культа; едва ли одомашнение лошади произошло здесь даже в начале II тыс. до н. э. Во всяком случае, на своей восточноевропейской родине индоиранцы не могли быть коневодами и колесничими. Возможно, что они могли познакомиться с переднеазиатской легкой колесницей на своем пути в Иран и Индию, при этом нагорья Ирана и Армении предоставляли прекрасные возможности для развития коневодства: не только во II, но и в начале I тыс. до н. э. разведение лошадей, по-видимому, плохо удавалось на равнинных территориях Передней Азии, и поэтому, хотя свое коневодство было развито и здесь, но основным источником для пополнения конского состава древневосточных армий оставались горные районы, особенно восточная Армения, бассейн озера Урмия-Резайе и северные районы Ирана. Возможно, что именно здесь было впервые развито коневодство двигавшимися индоиранскими племенами еще во второй или даже первой четверти II тыс. до н. э.
