Записки о московской войне - Рейнгольд Гейденштейн

случае самыми своими жалобами он довольно ясно обнаружил свое желание, чтобы папа взял на себя посредничество. В Польшу приходили известия, будто люди греческой веры долго отказывались поцеловать ногу у папы, так как это противно их обычаю, но что наконец их все-таки заставили сделать это. Папа назначил Антония Поссевина, который вместе с ними должен был отправиться в Москву. Так как путь чрез королевские области был загражден, и Москвитяне потому шли назад сперва чрез Германию на Любек, чтобы оттуда переправиться в Нарву, то Антоний Поссевин письменно известил короля о своем посольстве и заявил, что если будет то позволено, он пойдет чрез Польшу и Литву. Король не только ему позволил, но отвечал, что позволяет тоже и послам самого Московского царя. Однако последние, не желая ни в чем отступать от приказаний своего государя,  [175]  пошли в Любек и оттуда, тою же дорогою, которою раньше шли, вернулись в Москву к своему государю. В то же время получено было известие о смерти брата короля, князя Трансильванского, Христофора; это известие с одной стороны сильно огорчило короля, с другой в особенности воодушевило Московского царя; он полагал, что король будет отвлечен из Польши делами своего брата в Трансильванию, и что ему дано будет время собраться с силами для того, чтобы снова отвергнуть мир на тех условиях, которые, как мы указали, были им самим незадолго перед тем предложены. Но король уже раньше позаботился о том, чтобы дела Трансильванские не отвлекали его от забот о войне; думая, что возраст брата зашел далее обычного предела человеческой жизни, и видя, что он страдает непрерывными болями в сочленениях, король Стефан прежде чем отправиться на сейм в Варшаву, внушил брату и местным чинам на всякий случай избрать и назначить Сигизмунда, сына Христофора. В Варшаву по этому поводу приходили послы к королю, Александр Кендий (Alexander Kendius) и Владислав Самборский (Vladislaus Samborius); по возвращении их потом домой, согласно с советом короля Стефана, голосом всех сословий был выбран князем Сигизмунд; при этом вышло так, что судьба умеряла для князя Христофора радость горем, ибо сын его Сигизмунд вступал на княжение во время двух похорон, одних его жены, других младшей его дочери. Почти все питали весьма сильную надежду на мир; с одной стороны думали, что если даже Московский царь не примет условия о тех 400.000 золотых, то король все-таки из за этого не пойдет вопреки стремлениям чинов, желавших, чтобы война окончилась, а с другой стороны полагали, что и Московский царь, уступивши из желания мира почти всю Ливонию, не начнет войны ради тех немногих крепостей, которые он исключал. Вследствие этого король  [176]  согласился на перемирие до известного срока; впродолжении которого Московский царь должен был ему ответить. Но вскоре стало ясно, что послы уже тогда думали о том, как бы отступить от предложенных условий. На границах Московских к Смоленску находился в то время предводитель казаков Винцентий, о коем мы упоминали выше. Он пристал к послам, как только они переступили границу, и отправился вместе с ними тем же путем в Вильну, и по до-роге свел с ними тесную дружбу, и вот они начали возбуждать этого человека перейти на сторону их государя. Сперва он резко отказывался; когда же те продолжали настаивать, то он донес об этом властям в Вильне; по их совету, он притворился, будто переходит на сторону Московцев, а для того, чтобы более понравиться их государю и чтобы не явиться к нему без видимого доказательства своего усердия, он потребовал от них, пусть они поручат ему какие либо важные письма, для доставления к царю. Те обещали; однако, с целию каким либо способом испытать его верность, они просили сначала сослужить одну службу собственно для них самих, именно разузнать о времени, когда отправится король и где пойдет. Когда он донес об этом властям, то для внушения большего к нему доверия, ему вручен был верно описанный маршрут короля; получив его от перебежчика, как бы в залог его верности, послы поручили ему доставить письмо к их государю. В этом письме они убеждали царя быть твердым, ибо, говорили они, у короля вообще собрано мало войска, и при том, по случаю смерти брата, Трансильванские дела могут потребовать его присутствия, тем более, что по слухам той стране угрожают Турки; это де заставит его менее заниматься Московскою войной. В то время, как король пребывал в Вильне, Московский царь укреплял всеми средствами Псков, так как был убежден, что против него направится в  [177]  эту войну неприятель. Он велел с большою поспешностью чинить стены, оставленные в пренебрежении вследствие ветхости; к прежним укреплениям прибавил новые. Взяв из всех других крепостей крепостные войска, он стянул их в это место. С другой стороны, француз Понтус-де-ля Гарди, полковник шведской службы, которому Шведский король отдал свою незаконную дочь в супружество, занял некоторые крайние крепости Ливонские, находившияся на о. Эзеле и в Приморской Ливонии. Уже раньше, лишь только король прибыл в Польшу, Шведский король чрез своего посла усердно побуждал короля к войне против Московского царя и вел речь о договоре и о союзе против общего врага. Тогда король отправил к нему по этому поводу Ивана Герборта, Саноцкого кастеляна; с той и другой стороны были выставлены разные условия и между прочим следующия: пусть Шведский король передаст Польскому еще и Ревель и пусть королю Польскому достанутся земли по сю сторону реки Наровы; остальные же земли за Наровой в соседстве со Швецией по направлению к Ледовитому морю, занятые соединенными войсками, пусть принадлежат Шведскому королю. Так как король Польский не хотел откладывать войны, то на дороге в Полоцк он снова послал из Вильны к Шведскому королю Лаврентия Гослицкого; объявляя о своем выступлении в поход, он убеждал Шведского короля напасть с своей стороны с войском на Московское государство, предлагая ему некоторые планы взаимной помощи и ведение военных действий. Король Шведский на то отвечал, что он не желает, чтобы ему предписывали, в какую именно сторону он должен направлять свои войска и что кто что займет, тем и будет владеть; тогда Гослицкий, как ему приказано было, потребовал, чтобы он всетаки не касался Ливонии, ради которой, как он знает, король и предпринял преимущественно войну, и которая принадлежит тому по  [178]  праву, торжественно заявляя, что король никак не может поступиться правом своим и государственным на Ливонию. Теперь, когда дело дошло до того, что Московский царь чрез послов предложил ему всю