почти Ливонию, король снова уведомил Шведского государя и военачальника, полковника его войск, письменно о том, в каком положении находятся дела и требовал, чтобы они удерживались вообще от Ливонии, помня, что она уже принадлежит не неприятелю, но ему, и требовал, чтобы они вели войну с неприятелем, если им так угодно, в других лучше местах.
Послав вперед из Вильны пушки и все военные орудия в Поставу, он сам отправился в Дисну. Там он узнал, что войско неприятельское было стянуто к Смоленску и что оттуда сделано было нападение на Могилевскую и Шкловскую области. На зимних квартирах находилось в тех местностях несколько эскадронов всадников; из числа их эскадроны Христофора Радзивила и Мартина Казановского встретили неприятеля, появившегося одновременно в разных местах, имели с ним несколько счастливых стычек, и заставили его, не долго пробывши в нашей земле, тотчас вернуться на свои границы. Однако король, получив известие о таких нападениях неприятеля, тотчас отрядил Христофора Радзивила, бывшего вместе с ним в Дисне, прибавив к тем эскадронам всадников, которые у него были, несколько других польских, стоявших в тех местностях у Днепра на зимних квартирах, надлежащее число пехоты и несколько легких пушек, которые ему следовало отправить вперед в Витебск на судах. Он приказал ему прямо идти против неприятеля и завязать сражение, лишь только представится к тому возможность. Если же неприятель уже ушел, то чтобы взяв средний путь чрез Велиж между Белою и Торопцом, стараться и отсюда навести страх на противников. В то же время он отправил к Турецкому [179] султану Ивана Фому Дроговского (Johannes Thomas Drojovius), старосту Премышльского. Причины посольства были следующия: так как к несчастию христианства Трансильвания вместе с Венгриею сделались данницею Турок, то король опасался, что, по смерти брата Христофора, Турецкий султан на нового князя наложить более тяжелые условия; по этому следовало требовать, чтобы он оставил нового князя владеть на тех же самых условиях, на каких владели этим княжеством прежние князья, и заявить, что в противном случае король должен будет помочь своему отечеству и землякам. Но кроме того посольство отправлено было и для того, чтобы жаловаться на неправильные действия воеводы Валашского Янкула, совершаемые им во множестве в отношении к жителям королевских областей и просить, чтобы он был сменен, а вместо его восстановлен был в прежнем своем достоинстве бывший воевода Петр, так как король спокойно переносить соседство Янкула не может, да и не должен равно-душно относиться к оскорблениям своих подданных. Первое требование посольства было тотчас принято, исполнение второго отложено до другого времени. В тоже самое время и среди Татар произошли волнения. Девлет — Гирей, недавний властитель Татар, оставил после себя очень много детей. Ему наследовал доныне находящийся во власти Магомет — Гирей; имея среди братьев почти ровесника по летам, Адлея, человека даровитого и пользовавшегося у своих хорошею репутациею за свою храбрость, он не осмелился его убить, хотя по турецкому обычаю у Татар в большинстве случаев, ради безопасности наследующего княжескую власть, остальные дети князей лишаются жизни; однако, чтобы не дать места каким-либо замыслам его чecтoлюбия, он сделал его калгой. Калгой называется у Татар главный военный начальник, пользующийся таким влиянием, что и при жизни государя имеет после него наибольшее значение, а по смерти наследует тому [180] на престол. Когда Адлей был взят в плен Персами и убит, Девлет — Гирей таким же образом передал второму его брату Али — Гирею эту должность, и привлек его на свою сторону, возбудив в нем надежду на то, что будет наследником. Но укрепившись потом на престоле, побуждаемый и летами сына своего Сади, и отеческою любовью, — он свергнув брата, назначил на его место сына, и боясь, что тот, возмущенный этой несправедливостью, составит против него заговор вместе с вторым младшим братом Солометом — Гиреем, задумал опять братоубийство, которое он раньше не привел в исполнение часто вследствие боязни, частию из жалости, и решился их умертвить теперь, прежде чем они будут в состоянии замыслить что либо против него. Испугавшись такой опасности, они принуждены были бежать и, долго проблуждавши на границах, были захвачены казаками и приведены к Михаилу Вишневецкому, старосте Черкасскому. Получивши от последнего донесение о беглецах, король приказал задержать их до своего прибытия. Между тем король отправил вперед на судах, уже прежде, как мы указали, испытанным водным путем, чрез Дисну в Двину, а оттуда дальше чрез Дриссу, тяжелые военные орудия, и сделав в Дисне смотр части войска, прибыл в Полоцк. Когда он занимался смотром других войск, сюда возвратился от Московского царя с грамотой Христофор Держек, который, по просьбе московских послов, был раньше отправлен королем к Московскому царю. Грамота эта была совершенно другого содержания, нежели прежняя [117] . Повторив в длинной и многословной речи все происшедшее с самого начала, — [181] Московский царь все истолковывал в худую сторону и брал назад все то, что предложено было королю чрез его послов; его возмущало в особенности то, что король не хотел согласиться на Невельские условия, требовал разрушения Себежа и денег за военные издержки, что король говорил, будто дела уже не в таком положении, в каком были в Невле, и ссылался на свои большие издержки, которых потребовала осада Заволочья; в своем письме царь спрашивал, по чьему побуждению или просьбе король осаждал и брал Заволочье; он мог бы оставить этот труд, и конечно не по его желанию последовало занятие оного [118] . Что же касается до требования денег, то король ведь знает, что он, т. е. царь, не желает быть его данником, да к тому же неслыханное дело между государями высчитывать расходы на войну или требовать денег за них [119] . Еще когда король Сигизмунд не [182] правил в Польше и Литве, во время его отрочества основан был Себеж, и он, царь, постоянно владел им даже и тогда, когда Полоцк был под властию королей Польских; кроме того, хотя бы он и разрушил Себеж, а король — Дриссу, однако король всегда может, когда ему угодно будет, восстановить Дриссу, да наконец ничто не помешает ему предъявить всегда какие нибудь новые требования [120] . Московский царь обвинял короля и в том, что депутаты от шляхты были приглашены на совещание с его послами, и в этом поступке он видел обиду себе [121] . Выражал свое негодование и на то, что король не посылает к нему никаких послов, и
