Христа, несмотря на доказательства, которые он им предложил (1612), но отличился тем, что больше никогда не допускал казни за религиозное инакомыслие; это были последние люди, умершие за ересь в Англии. Постепенно, по мере совершенствования светской власти, идея о том, что религиозная терпимость совместима с общественной моралью и национальным единством, пробивала себе дорогу в борьбе с почти всеобщей убежденностью в том, что социальный порядок требует веры и Церкви, которые не подлежат сомнению. В 1614 году в книге Леонарда Бушера «Религиозный мир» утверждалось, что религиозные преследования усиливают инакомыслие, вынуждают к лицемерию и вредят торговле; он напомнил Джеймсу, что «евреи, христиане и турки терпимы в Константинополе и при этом мирны».24 Однако Бушер считал, что людям, чья религия «запятнана изменой» — вероятно, имея в виду тех католиков, которые ставят папу выше короля, — должно быть запрещено проводить собрания и жить в радиусе десяти миль от Лондона.
По большей части Джеймс был терпимым догматиком. Он обидел пуритан, разрешив и поощрив воскресные спортивные состязания при условии, что человек предварительно посетит англиканскую службу. Он был склонен смягчать законы против католиков. Через голову Роберта Сесила и Совета он приостановил действие законов о самоотводе; он разрешил священникам приезжать в страну и читать мессу в частных домах. Он мечтал, в своей свободной и философской манере, примирить католическое и протестантское христианство.25 Но когда католики размножились под этим солнцем, а пуритане осудили его снисходительность, он позволил возобновить, расширить и привести в исполнение елизаветинские антикатолические законы (1604 г.). Отправка кого-либо за границу в католический колледж или семинарию каралась штрафом в сто фунтов стерлингов. Все католические миссионеры были изгнаны, все католические учения запрещены. Лица, пренебрегающие англиканскими службами, штрафовались на двадцать фунтов в месяц; неуплата штрафа влекла за собой конфискацию имущества, недвижимого и личного; весь скот на землях нарушителя, вся его мебель и одежда должны были быть конфискованы в пользу короны.26
Некоторые полубезумные католики считали, что теперь нет иного средства, кроме убийства. Роберт Кейтсби видел, как при Елизавете его отца посадили в тюрьму за раскол; он участвовал в восстании Эссекса против королевы; именно он задумал Пороховой заговор, чтобы взорвать Вестминстерский дворец, пока король, королевская семья, лорды и общинники собирались там на открытие парламента. Он привлек к заговору Томаса Винтера, Томаса Перси, Джона Райта и Гая Фоукса. Все пятеро поклялись друг другу хранить тайну и скрепили свои клятвы, приняв таинство от миссионера-иезуита Джона Джерарда. Они сняли дом, примыкающий к дворцу, по шестнадцать часов в день рыли туннель из одного подвала в другой; им это удалось, и они поместили тридцать бочек с порохом прямо под залом заседаний палаты лордов. Неоднократные переносы заседаний парламента держали проект в подвешенном состоянии; в течение полутора лет заговорщикам приходилось подпитывать огонь своего гнева. Временами они сомневались в моральности предприятия, в котором многие невинные люди должны были погибнуть вместе с теми, кого католики считали безжалостно виновными. Чтобы успокоить их, Кейтсби спросил Генри Гарнетта, провинциала иезуитов в Англии, допустимо ли на войне участвовать в действиях, которые могут привести к гибели невинных людей, не являющихся комбатантами; Гарнетт ответил, что божества всех конфессий согласны с этим, но предупредил Кейтсби, что любой заговор против жизни правительственных чиновников принесет английским католикам только еще большие страдания. Провинциал передал свои подозрения Папе Римскому и генералу иезуитов; те посоветовали ему держаться в стороне от всех политических интриг и препятствовать любым попыткам против государства.27 Другому иезуиту, Освальду Гринвею, Кейтсби на исповеди раскрыл заговор, который теперь включал меры по всеобщему восстанию католиков в Англии. Гринвей сообщил о заговоре Гарнетту. Оба иезуита колебались между тем, чтобы предать заговорщиков правительству и молчать; они решили молчать, но сделать все, что в их силах, чтобы отговорить заговорщиков.
Кейтсби попытался утихомирить сомнения своих соратников, договорившись, что утром назначенного дня дружественные члены парламента получат срочные сообщения, чтобы отозвать их из Вестминстера. Один из второстепенных участников заговора предупредил своего друга лорда Монтигла за несколько дней до начала сессии. Монтигл доложил об этом Сесилу, который сообщил королю. Агенты короля проникли в подвалы, нашли там Фоукса и взрывчатку на своих местах. Фоукса арестовали (4 ноября 1605 года); он признался в намерении взорвать парламент на следующий день, но, несмотря на жестокие пытки, отказался назвать своих сообщников. Однако те раскрыли себя, взяв в руки оружие и попытавшись бежать. Их преследовали и дали бой; Кейтсби, Перси и Райт были смертельно ранены, а несколько субалтернов были выслежены и схвачены. Когда пленников судили, они свободно признались в заговоре, но никакие угрозы и пытки не смогли склонить их к тому, чтобы они выдали священников-иезуитов. Фоукса и еще троих человек протащили на волокушах из Тауэра в здание парламента и там казнили (27 января 1606 года). В Англии до сих пор отмечают 5 ноября День Гая Фоукса с кострами, фейерверками и проносом по улицам «парней», или чучел.
Жерар и Гринвей бежали на континент, но Гарнетт был схвачен, а вместе с ним и другой иезуит, Олдкорн. В Тауэре эти двое нашли средства для, как они полагали, тайной беседы, но шпионы донесли об их словах. Обвиненные по отдельности в этих конференциях, Гарнетт отрицал их, Олдкорн признал их; Гарнетт признался, что солгал. Сломавшись, он признал, что ему было известно о заговоре; но поскольку это стало известно ему от Гринвея, а Гринвей получил это под печатью признания, он не счел себя вправе раскрыть это; однако он сделал все, что было в его силах, чтобы воспрепятствовать этому. Он был признан виновным не в заговоре, а в его сокрытии. В течение шести недель король откладывал подписание смертного приговора. Гарнетт, ложно информированный о том, что Гринвей находится в Тауэре, отправил ему письмо; оно было перехвачено; на вопрос, общался ли он с Гринвеем, он отрицал это; столкнувшись с письмом, он заявил, что человеку позволительна двусмысленность, чтобы спасти свою жизнь. 3 мая 1606 года он был повешен, привлечен к суду и четвертован.28
Парламент счел оправданным ужесточить законы против католиков (1606). Им было запрещено заниматься медициной и юриспруденцией, выступать в роли душеприказчиков или опекунов; им было запрещено удаляться от своих домов более чем на пять миль; от них потребовали новой клятвы, которая не только отрицала власть папы низлагать светских правителей, но и клеймила утверждение этой власти как нечестивую, еретическую и проклятую.29 Папа
