к знаменитому шотландскому роду. Роберт Дуглас (1611—62), из боковой линии Дуглас Виттинген, в молодости посту пил на службу к Густаву Адольфу, участвовал в войнах Швеции с Польшей. — Он родоначальник шведской линии Дуглас. Его потомок, граф Густав Отто Дуглас, участвовал в Полтавской битве. Он состоял лейб-драбантом Карла XII и тогда же попал в русский плен. В 1717 г. добровольно поступил на русскую службу и понравился Петру. Сперва он состоял ландратом в Эстляндии, а затем назначен в Финляндию, где он надеялся, — как он сам писал (в апр. 1718 г.), — получить ранг генерал-майора и соответственно сему денежный оклад. «А ныне, Государь, живу здесь и рангу себе не знаю». Надо признать, что положение его в Або было очень трудным. «Прежде сего управляли сию провинцию четыре ландсгевдинга, а ныне управляется мной одним», — жаловался Дуглас.
В 1717 г. кн. Голицын донес гр. Ф. М. Апраксину: «ландсгевдинг со своими товарищи сюда прибыл (к мае м-це); по указу вашему здешния провинции ему поручил и ведомости о сборах и с универсалов копии отданы и экзекутных офицеров ему поручил». Вот все, чем в состоянии был снабдить его кн. Голицын. — Дуглас не мог, конечно, ограничиться этим и подал обширный мемориал, состоявший исключительно из вопросных пунктов. — Кн. Голицын дал по ним пространные ответы, которые проливают некоторый свет на первоначальное положение дел в Финляндии; вообще за нужными справками князь рекомендовал Дугласу обращаться к обывателям и экзекутным офицерам. О вступлении Дугласа в должность приказано было публиковать в кирках. То обстоятельство, что обыватели Абоского «губернамента» присяги верности Его Царскому Величеству «не учинили» кн. Голицына не беспокоило, так как, по его мнению, они достаточно связывались универсалами, которыми предупреждались, что если пренебрегут их требованиями, то «причтены будут к неприятелю». Сведения о числе «манталей», кирок, дворов и пр. Дуглас должен был получить от двух майоров (Маршакова и Аничкова) и так как новый генерал-губернатор отзывался незнанием обширности «здешнего (т. е. своего) губернамента», то кн. Голицын в своем ответе дает перечень городов и уездов, прибавляя, что «в Эстерботнии состоит неровно: когда кавалерия наша там обретается, тогда не многие обыватели в домах своих живут, но больше в леса сбегают, чтобы не платить контрибуции». Далее Дуглас просил указа о том, чтобы коменданты и офицеры впредь «в здешния земские дела не вступали, ниже каких контрибуций и прочих податей требовали», и чтобы никто «без письменного пасу» (паспорта) из губернии не выезжал. На все это последовало согласие, а «пасы» выдавались уже из канцелярии кн. Голицына. Тех, которые решались ездить в Швецию без паспорта «признавали за неприятеля» и ссылали «в Россию и Эстляндию». В виду того, что многие обыватели тайно держали беглых, за что «восприяли наказание и сосланы в Россию», кн. Голицын признал необходимым подтвердить, чтобы грабителей и «бездельников» «брали в арест». Пустые мызы и деревни князь разрешил отдавать в аренду тем, которые обещаются платить контрибуцию; те, которые возвращались с шведской стороны, получали право занимать свои дома. Раздавать вотчины наследникам Голицын не позволил потому, что Финляндия содержалась «под военной рукой». Наконец, по просьбе Дугласа, ему «для управления всяких дел» дан был отряд, состоявший из 11 офицеров и более чем 500 нижних чинов.
Гр. Дуглас, конечно, знал страсть Государя пополнять свои новые кунсткамеры разными редкостями и, очевидно, желая угодить Петру, придумал нелепость, на которую и последовал достойный ответ. Среди многочисленных запросов гр. Дугласа обращает внимание своей оригинальностью один, (от 1 ноября 1720 г.), в котором он, оставаясь, «всем должным респектам», просит разрешения гр. Апраксина прислать в Петербург кости святого епископа Генриха, находившиеся в городской абоской думкирхе, «понеже оные можно-бы положить в Его Царского Величества антиквитезную камору». Вопрос был внесен в коллегию иностранных дел (№ 119) и, по указу Царя (от 19 ноября 1720 г.), кн. М. М. Голицыну повелено было хранить «тело» епископа в приличном месте за собственною печатью, чтоб никто не мог взять оное и переменить».
Прошло три года со дня запроса, сделанного генерал-губернатором кн. Голицыну. Дуглас в новом мемуаре заявляет, что «и по ныне» ему не дано инструкции, как управлять и как поступать. На деле же, за неимением иной, он руководствовался инструкцией, которая в шведские времена была обязательной для ландсгевдингов.
В том же мемуаре генерал-губернатор просил о высылке к нему из Эстляндского дворянства лагмана Тизенгаузена, капитанов Эссена и Бруммера. Оказывается, что их давно назначили, но они «указу ослушны были и по ныне не явились». Пришлось в Вазу определить на службу финляндского уроженца Шмитфельта; но так как в тех местах бродили шведские партизанские отряды, то кн. Голицын настаивал на смене его. Дуглас ходатайствовал, чтобы назначенных к нему эстляндцев понудили к приезду в Финляндию «воинской рукой». Новые меры были приняты к их высылке; гр. Апраксин написал эстляндскому ландсгевдингу ландрату фон-Левену, чтобы «оных сыскать» и предупредить, что если не выедут в Финляндию, с ними будет поступлено, как с преступниками.
Нужно было организовать управление, а людей не было: финляндские чиновники, духовенство и состоятельные лица, как сказано, бежали; а эстляндцы не ехали. Военное положение продолжалось; на севере происходили стычки; партизаны — (пешие драгуны) — бродили по краю. Особенно критическими были первые годы пребывания русских в Финляндии. Где не было неприятеля, они собирали контрибуцию. Кому было заботиться об Остальном и устанавливать порядок? Шведы об этом не думали: они хотя и продолжали считать Финляндию своей, но покинули ее. Русские же находились во враждебной им стране и не знали, долго ли им придется оставаться в ней. Финляндия, помимо того, досталась им разоренной и обнищавшей. Как было устраиваться при подобных обстоятельствах?
Особенно своеобразно было положение на севере:
В 1716 г. приход Куусамо был единственным в Финляндии подчиненным управлению шведского правительства. Но уже на следующий год, после того, как ген. Чекин разорил Каянский уезд, Пальдамо и Соткамо вновь подпали власти России. В таком положении оставался Каянский округ во все время войны. В прибрежных местностях весной 1719 года отряду Армфельта удалось продвинуться до Улеоборга. Один казацкий майор был им разбит при Келлебю. Он спасся через лед в Карлэ, где крестьяне возвратили его русским соотечественникам. рассказывают, что в благодарность за это он упросил Царя не губить Улеоборга, который якобы был назначен к сожжению. В следующую осень Улеоборг еще подчинялся Швеции и платил повинность для поддержания пеших драгун. Но в последующие годы эти места подпали власти русских (приход Ио платил подать русским
