История с переодеванием похожа на правду Грозный любил такого рода «театральные эффекты». Ну а до восстановления татарского ига над Русью дело, к счастью, не дошло. На следующий год хан повторил нашествие, но на этот раз московская армия оказалась на высоте. 2 августа 1572 года в кровопролитной битве у села Молоди (45 километров к югу от Москвы) крымская орда потерпела сокрушительное поражение.
Во времена Ивана Грозного в Братовщине существовал небольшой монастырь. «Монастырь Никола на Братошине упоминается около 1509 года; под 1552 годом упоминается Кирилл игумен Браташинский, то есть монастыря в селе Братовщине» (39, 389).
* * *
В сентябре 1604 года в Братовщине останавливался английский посол Томас Смит, ехавший из Архангельска в Москву (68, 194). Здесь же полгода спустя он ночевал и на обратном пути из Москвы в Архангельск и простился с провожавшими его до первого стана московскими соотечественниками (68, 215).
Видела Братовщина и ликующие толпы. 1 мая 1613 года избранный царь Михаил Романов, ехавший в Москву из Костромы, был встречен здесь представителями Земского собора — ростовским митрополитом Кириллом и боярином князем И. М. Воротынским, «а с ними околничие и столники и дворяне, и всех чинов многие люди» (167, 236). От Братовщины и до самой Москвы вдоль дороги стояли толпы людей всех чинов и званий, радостно, с хлебом-солью приветствовавших юного царя, с которым народ связывал надежду на восстановление мирной жизни.
С тех пор царь Михаил полюбил это село. Осенью 1623 года по его приказу здесь был выстроен деревянный путевой дворец (170, 65).
Сын и наследник Михаила жизнелюбивый царь Алексей Михайлович нашел в Братовщине свое удовольствие. Рассказывают, что он любил подниматься на высокую башню дворца и там, на ветерке, почивать на пуховых перинах (214, 4).
Другой жизнелюб, патриарх Никон, любил это место за отменную рыбалку в здешних прудах. Яростный реформатор Русской церкви часами просиживал тут с удочкой, подкарауливая жадного окунька или глупую плотву…
В 1789 году историк академик Г. Миллер совершал познавательную поездку из Москвы в Троице-Сергиеву лавру. Братовщина заняла достойное место в его путевых заметках.
«Братовщина, или село Братовщино, лежит на половине дороги от Москвы до Троицкого монастыря. Оно есть большое селение под ведением Дворцовой канцелярии. По северной стороне оного протекает маленькая речка Скауба, коя при Пушкине впадает в Учу. В сем месте находится почтовый стан, по обыкновению о осьми лошадях. Крестьянских там дворов около 50. До моровой язвы 1771 году было оных гораздо более. Простой народ, бегущий из Москвы и отчасти уже зараженный или несущий заразу в платье и в других вещах, распространил мор по большим дорогам, а особливо по сей, по всем местам, где зараженные ни приставали. В одной Братовщине погребено обоего пола до семисот человек, четыре только двора остались от заражения свободны. После того прозорливым правительства учреждением переведены сюда новыя поселенцы из других мест, где больше народа, нежели земли было, а особливо из Володимерского уезда. Сие самое учинено и в Пушкине, и в Тарасове. Оставшиеся впусте вымершие дворы после разломаны.
Сие место пред прочими примечания достойно по старому деревянному дворцу, где прежние цари, когда обыкновенные для богомолья к Троицкому монастырю путешествия предпринимали, для отдохновения останавливались. Чего ради там находится и деревянная старая церковь. Оной дворец и церковь стоят на северном конце деревни, близ начинающейся недалеко оттуда речки Скаубы, которая помощию плотины до нарочитой широты возрастает, так что оная уподобляется почти продолговатому озеру Августейшая монархиня, имев в 1775 году путешествие в Троицкой монастырь, по приятному положению сего места приказать соизволила новой императорской дворец и церковь на том месте построить каменные, чему, может быть, в будущем году, поелику уже довольное множество кирпича навезено, начало будет сделано. Для осмотрения старого строения должно при выезде из села поворотить налево и ехать чрез усаженную по обе стороны в два ряда молодыми березками аллею, которая прямо ведет к самой средине строения. Идучи оттуда от села в расстоянии около полуверсты — озеро, от речки Скаубы сделавшееся, по левую сторону дороги в виду, а по правую находится дом для нынешнего надзирателя. Такая же аллея насажена и в правую руку от дворца даже до следующей большой дороги, так что, если новой дворец, как надеяться можно, займет место старого, то обе аллеи, сомкнувшись при средине будущего дворца, равно как и озеро речки Скаубы, приятной вид показывать будут. Сказывают, что преж сего озеро насажено было рыбою, которая, однакож, за неимением довольного присмотра и за редким туда двора приездом вся почти из оного пропала.
Я прибыл в Братовщину при захождении солнца, осведомился о старом дворце, пошел с одним из тамошних жителей для смотрения онаго и, переночевавши в оном селе, продолжал в следующий день при возхождении солнца мою поездку» (113, 242).
Можно позавидовать Миллеру и Карамзину которые видели путевые дворцы своими глазами. Сегодня мы можем представить их облик только в архитектурных реконструкциях и описаниях.
«Усадебный комплекс XVIII века, состоящий из деревянной постройки и сада, был очень живописен. От старой царской усадьбы сохранялись две высокие деревянные повалуши (башни. — Н. Б.) с шатровыми кровлями. Одну из них, называемую в народе “царской вышкой”, еще застал в 1802 году Н. М. Карамзин. По его мнению, в ней размещалась царская спальня. Неподалеку от повалуш находилась построенная в 1637 году деревянная церковь Николая Чудотворца с лемеховыми главами и шатровая колокольня. Кровли, шатры и стены дворца были обшиты тесом и выкрашены. Служебные и жилые постройки имели яркие красные кровли. В 1750 году перед дворцом был разбит большой сад, расположенный на трех уровнях над рекой Скалбой. Для сада была характерна регулярная планировка аллей и боскетов. По его периметру располагались крытые дороги, в центре — яркие цветники. Вдоль реки проходила крытая галерея, а по бокам сада — красивые беседки. В отделке интерьеров широко использовались деревянные расписные панели и обои всевозможных цветов, чаще всего — травчатые. Украшали дворец вишневые изразцовые печи. В нем было 27 помещений. Кроме дворца и церкви в усадьбе находились мыльня, садовничья изба, управительский двор, погреба, сараи и пруд с рыбой» (89, 6).
Елизаветинский дворец с его шатрами и башнями был разобран в 1819 году. Тогда же были сломаны и все окружавшие его хозяйственные постройки, вырублен фруктовый сад. Екатерина Великая, не разделявшая художественные вкусы Елизаветы, в 1775 году распорядилась начать постройку нового дворца, но дальше фундаментов дело так и не пошло. Равным образом не выстроили и каменную церковь, о которой распорядилась императрица…
Посетивший Братовщину в 50-е годы XIX века историк И. М. Снегирев уже не нашел здесь ничего, кроме руин. «Теперь на этом месте (дворца и сада. — Н. Б.) заросший травою пустырь, где едва можно найти следы церкви, дворцов, жилых строений и сада, которые стоили стольких трудов и издержек…» (170, 66).
В XIX столетии Братовщина была известна главным образом своей почтовой станцией, расположенной на половине пути из Москвы в Троицу. Здесь останавливались почти все путники, следовавшие по Троицкой дороге.
Но лишь немногие из них оставили описание своих впечатлений от этой заурядной почтовой станции, каких множество было рассеяно по российским почтовым трактам. Среди этих немногих — французский писатель Теофиль Готье, посетивший Москву зимой 1858/59 года. Интерес к художественной старине звал его в Троицу, а острый глаз бывалого путешественника и журналиста подмечал характерные черты повседневности.
«Мы прибыли на место смены лошадей, название которого я запамятовал. Это был деревянный дом, его двор загромождали довольно неказистого вида телеги и сани. В низкой комнате мужики в грязных тулупах, со светлыми бородами, красными лицами, на которых светились полярно-голубые глаза, собрались вокруг медного сосуда и пили чай, другие в это время спали на скамьях у печи. Некоторые, наиболее зябкие, даже залегли на печку» (41, 267).
* * *
Каких только проезжих не видела за свою долгую историю почтовая станция в Братовщине. Здесь останавливалась шестнадцатилетняя дочь придворного медика Соня Берс, путешествовавшая с родственниками на богомолье в Лавру летом I860 года. По дороге она вела незатейливый путевой дневник. Вероятно, никто и никогда не проявил бы интереса к этим записям, если бы не одно важное обстоятельство. Через два года Соня Берс станет женой великого человека — писателя Льва Николаевича Толстого…
