296
Результатом коллоквиума стала книга: Споры о главном: Дискуссии о настоящем и будущем исторической науки вокруг французской школы «Анналов» / Под ред. Ю. Л. Бессмертного. М., 1993.
См., например: Бессмертный Ю. Л. Казус Бертрана де Борна, или «Хотят ли рыцари войны»? // Казус 1999. Индивидуальное и уникальное в истории / Под ред. Ю. Л. Бессмертного и М. А. Бойцова М., 1999. С. 131–147.
Казус. Индивидуальное и уникальное в истории / Под ред. ЮЛ. Бессмертного и М. А. Бойцова. М., 1998–2000. Т. 1–3. Человек в кругу семьи: Очерки по истории частной жизни в Европе до начала Нового времени / Под ред. Ю. Л. Бессмертного. М., 1996. Человек в мире чувств: Очерки по истории частной жизни в Европе и некоторых странах Азии до начала Нового времени / Под ред. Ю. Л. Бессмертного. М., 2000.
Впечатляющим свидетельством этого являются опубликованные В. А. Блониным и П. Ш. Габдрахмановым письма Ю. Л. Бессмертного: Из переписки Ю. Л. Бессмертного с учениками в конце 1970-х — начале 1980-х гг. // Одиссей 1993. М., 1994. С. 218–231.
Бессмертный Ю. Л. Что за «Казус»? // Казус 1996. Индивидуальное и уникальное в истории / Под ред. Ю. Л. Бессмертного и М. А. Бойцова. М., 1997. С. 7–24.
Ср. размышления П. Фридмана и Г. Спигель о «новом медиевализме» в американской историографии (см. главу 10). См.: Бессмертный Ю. Л. Иная история (Вместо послесловия к статье П. Фридмана и Г. Спигель) // Казус 2000. Индивидуальное и уникальное в истории / Под ред. Ю. Л. Бессмертного и М. А. Бойцова. М., 2000. С. 165–177.
Филиппов И. С. Средиземноморская Франция в раннее Средневековье: Проблема генезиса феодализма. М.: Скрипторий, 2001.
Гуревич А. Я. Историк среди руин: Попытка критического прочтения мемуаров А. В. Гутновой // Средние века. Вып. 66. М., 2002. С. 366.
Причем автору пришлось столкнуться с тремя осложняющими и без того непростое положение обстоятельствами. Если уж строить модель на локальном материале, то лучше делать это на примере (1) региона, относительно которого можно ожидать, что изучаемое явление проявилось там в более или менее «классических» формах, (2) периода, когда данное явление сложилось в более или менее завершенном виде, и (3) региона, лучше других обеспеченного источниками. В случае раннесредневековой Средиземноморской Франции все три условия выполнены с точностью до наоборот. В известном смысле И. С. Филиппов оказался здесь жертвой того самого «идола истоков», об опасности которого предупреждал историков Марк Блок.
Гуревич А. Я. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. М., 1970.
Foucault M. Politics, Philosophy, Culture. Interviews and Other Writings. 1977–1984. New York; London: Routledge, 1988. P. 35.
Вопрос о наличии и причинах кризиса университета спорен. Полярные точки зрения см.: Pelikan J. The Idea of the University. A Reexamination. New Haven; London: Yale U. P., 1992; Readings B. The University in Ruins. Cambridge (Mass.); London: Harvard U. P., 1996.
Работы по истории университетов см. в прим. 16 к главе 2.
Слово «интеллектуал» принято считать исконно французским, наверное, потому, что парадигматическим примером интеллектуала является парижский интеллектуал. Во французском языке слово «интеллектуал» как существи тельное (l’intellectuel) было впервые употреблено, по-видимому, в ходе дела Дрейфуса, в знаменитом памфлете Эмиля Золя «Я обвиняю» (1895). Золя, который, опираясь на свой авторитет писателя, отстаивал общие гуманистические принципы в публичных дебатах, в известном смысле и стал первым французским интеллектуалом. Уже в 1890-е гг. слово «интеллектуал» стало общепринятым. Но одним-двумя десятилетиями ранее оно в качестве существительного стало употребляться в Англии, где в формулах типа the intellectual person оно зафиксировано еще в языке лорда Байрона. Слово «интеллигенция», несмотря на свое подозрительно немецкое звучание, принято считать исконно русским, как и сам феномен; на самом же деле это слово немецкого происхождения, и встречается оно в Германии уже в документах Франкфуртского парламента (т. е. на десять — пятнадцать лет раньше, чем в России, где оно появляется в 1860-е гг., хотя формулы типа «интеллигентный человек» встречались и раньше). Вероятно, члены Франкфуртского парламента, среди которых было немало университетских профессоров, искали адекватную формулу для обозначения начинавшего формироваться социального слоя (заметим, что поиск этот был связан с политической самоидентификацией). Понятия «интеллектуалы» и «интеллигенция» часто противопоставляют, особенно в России, усматривая в интеллектуалах воплощение технократической мечты, а в интеллигенции — хранителя нравственных ценностей. Для подобного противопоставления нет оснований, поскольку как интеллектуалы, так и интеллигенция в соответствующих странах (т. е. прежде всего во Франции и в России) рассматривались прежде всего как своего рода «светское священство», только в конкретных условиях указанных стран эта роль проявлялась в одном случае в публичных дебатах, а в другом — в молчаливом, едва ли не исключительно нравственном, сопротивлении власти (компромиссы, которых везде хватало, не меняли этого общего смысла).
Институционализация социологии во Франции под влиянием Э. Дюркгейма остается классическим примером, хотя уже В. Каради говорил о ней как о «полупровале» (Karady V. Durkheim, les sciences sociales et l’Université: bilan d’un semi-échee // Revue française de sociologie. Vol. 17. № 2. 1976. P. 267–311). См. также: Clark T. N. Emile Durkheim and the Institutionalization of Sociology in the French University System // Archives européennes de sociologie. Vol. 9. 1968. № 1. P. 37–71; Mucchielli L. Idem La découverte du social. Naissance de la sociologie en France (1870–1914). Paris: La Découverte, 1998. По мнению П. Вагнера, настоящей институционализации социальным наукам пришлось ждать до 60-х гг. XX в. (Wagner P. A History and Theory of the Social Sciences. London: Sage Publications, 2001). Это, безусловно, правда, но она никак не отменяет значения перемен, происшедших вокруг 1900 г.
О профессионализации социологии и истории в Англии см. соответственно: Lepenies W. Between Literature and Science: The Rise of Sociology. Cambridge: Cambridge U. P.. 1988; Levine Ph. The Amateur and the Professional. Antiquarians, Historians and Archeologists in Victorian England. 1838–1886. Cambridge; London; New York: C.U.P., 1986; Jann R. From Amateur to Professional: The Case of the Oxford Historians // The Journal of British Studies. Vol. 22. № 2. 1983. P. 122–147; Goldstein D. S. The Professionalization of History in Britain in the Late Nineteenth and Early Twentieth Centuries // Storia della storiografia. Vol. 3. 1983. P. 3–27.
Haskell T. L. The Emergence of Professional Social Science. The American Social Science Association and the Nineteenth-Century Crisis of Authority. Urbana; Chicago; London: University of Illinois Press, 1977; Herbs! J. The German Historical School in American Scholarship. A Study in the Transfer of Culture. Port Washington; New York; London: Kennikat Press, 1972; Turner J. Language, Religion, Knowledge. Past and Present. Notre Dame (Indiana): Universitv of Notre Dame Press, 2003. P. 69–94.
Так, Леопольд фон Ранке, культ которого был весьма распространен среди американских историков конца XIX в., воспринимался именно как образец историка-позитивиста, хотя как мало кто был далек от позитивизма (Novick P. That Noble Dream The «Objectivity Question» and the American Historical Profession. Cambridge; New York: C.U.P., 1988. P. 21–46).
Hughes H. S. Consciousness and Society. The Reorientation of European Social Thought, 1890–1930 London: MacGibbon and Kee, 1967.
Fisher D. American Philanthropy and the Social Sciences in Britain, 1919–1939. The Reproduction of a Conservative Ideology // Sociological Review. Vol. 28. № 2. 1980. P. 277–315; Mazon B. Aux origines de l’Ecole des Hautes Etudes en Sciences Sociales. Le rôle du mécénal amiricain (1920–1960). Paris: Cerf, 1988.
Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология // Гуссерль Э. Философия как строгая наука. Новочеркасск: Сагуна, 1994. С. 51–100.
Wagner P. A History and Theory of the Social Sciences.
Furet F, L’Atelier de l’histoire. Paris: Flammarion. 1482 P. 5.
Бек У. Что такое глобализация? М.: Прогресс-Традиция, 2001.
Характерна судьба «публичной истории (public history)» в США, т. е. сферы занятости историков в музеях, центрах устной истории, на частных предприятиях и в государственных учреждениях, где, однако, не сложилось альтернативной модели науки, а просто произошла деформация университетской истории (Novick P. That Noble Dream. P. 512–521).
Koposov N. What is Liberal Education? // Kritika & Kontext. Vol. 6. № I 2001. См. также: Rudolph F. The American College and University. A History. New York, 1962; Kimball B. A. Orators and Philosophers. A History of the Idea of Liberal Education. New York, 1986.
