Ознакомительная версия.
В период восстания на Правобережье запорожцы ходили на помощь, взяли большую добычу в городах Поднестровья, нахватали в плен поляков с евреями и продавали их татарам. Ходили и на Дон к восставшему Булавину, но многие там сложили головы, а уцелевшие принесли озлобление против царя. Верховодил в Сечи кошевой атаман Костя Гордиенко. В отличие от Мазепы, он не разбирался в политике, не вынашивал далеко идущих планов. Он был просто дураком и тупо ненавидел «москалей». К гетману запорожцы относились презрительно. Но осенью 1708 г., когда он предал, в Сечь привезли два манифеста – от Петра и Мазепы. Обсуждали их очень бурно. Сторонники России все-таки удержали казаков не нарушать присягу царю.
В ноябре государевы послы привезли в Сечь жалованье, гораздо больше, чем обычно. Но увидели, что настроения шатнулись в другую сторону. Деньги-то взяли, но послов ругали и бесчестили, чуть не избили. А в январе 1709 г. вдруг стало известно – делегаты Гордиенко от имени Мазепы ведут в Перекопе переговоры с крымским ханом. Убеждают, что сложилась самая лучшая ситуация напасть, предлагают действовать вместе. К тому же, убедившись в подлинной сущности гетмана, Петр вернул из ссылки Палия, направил его на Правобережье. Многие казаки сразу засобирались к популярному лидеру – причем к нему двинулись идейные борцы за православие, за единство с русскими.
В Сечи осталась противоположная партия и всякий сброд. В феврале Гордиенко с тысячей казаков выступил в Переволочну. А буйная вольница увидела возможность поживиться. Рассыпалась отрядами по Украине, принялась грабить деревни якобы в наказание за непокорность Мазепе. Гордиенко в Переволочне созвал раду, поставил вопрос: с Москвой идти или с гетманом? На раду приехали послы крымского хана. Уверяли, что готовы выступить. Правда, более проницательный предводитель мог бы раскусить, что татары лукавят, всего лишь провоцируют запорожцев. Обещания они давали только устно, ни разу не подтвердили на бумаге. Но Гордиенко на это не обратил внимания. Он зачитал универсал Мазепы, будто Петр намерен ликвидировать их «вольности», выслать всех казаков за Волгу. Звучало не слишком убедительно. Но бочки с вином обеспечили энтузиазм, и запорожцы заорали: идти с Мазепой и шведами.
Они исподтишка налетели на отряд русских драгун бригадира Кэмпбэла, 100 человек перебили, 154 захватили в плен. Часть из них «подарили» крымцам, а 19 марта Гордиенко со свитой приехал к Карлу. Передали ему 90 пленных и принесли присягу. Король наградил их, выделил по 20 талеров на казака. Мазепа добавил по 10 талеров. Итого получилось по 30 серебряников. Молву о победе над Кэмпбэлом запорожцы фантастически преувеличивали. К Гордиенко стали стекаться всякие ватаги, раскатавшие губы на погромы и грабеж.
Царь и Скоропадский понадеялись, что он увел из Сечи своих верных сторонников. Нашли среди старшин соперников Гордиенко, подбросили денег, обещали поддержку. Один из них, Сорочинский, взбудоражил казаков, оставшихся в Сечи, созвал внеочередную раду и произвел переворот. Кошевого низложили и выбрали Сорочинского. Петр знал его и считал «добрым человеком». Но… «добрый человек» только рвался к власти и получил ее. Он сидел в Запорожье, обстановку представлял по искаженным слухам – Карл и Мазепа побеждают, осадили Полтаву, вот-вот возьмут. А провокация крымцев удалась в полной мере. Запорожцы поверили – со дня на день появится хан с ордой. Вместе с татарами и шведами их ждет фантастическая добыча – русские города! Сорочинский тоже изменил.
Тогда из Киева выслали экспедицию Волконского и Яковлева, три полка пехоты на лодках. У Переволочны они перекололи и разогнали двухтысячную толпу запорожцев и присоединившихся смутьянов. Еще один отряд, 1,5 тыс. сечевиков, разгромили в Кереберде драгуны и донские казаки. 11 мая экспедиция добралась до Сечи. Она ощетинилась сотней пушек, заперла ворота. Царь до последнего момента не терял надежды образумить изменников, прислал увещевательные письма, обещал прощение. Запорожцы согласились на переговоры. Вроде бы склонялись сдаться. Но отчаянно спорили об условиях, то и дело уходили для совещаний. Неожиданно открылось, что они лгут, тянут время – Сорочинский сбежал в Крым, чтобы привести на выручку татар.
14 мая полки Яковлева пошли на приступ. Их отшвырнули шквалом огня и яростной контратакой, 300 человек было убито, несколько десятков защитники захватили. Пленных вывели на вал и умерщвляли после страшных мучений. Таким способом сечевое начальство силилось запугать русских, а собственных товарищей повязать намертво, отрезать возможность капитуляции. Но солдаты разъярились. А к вечеру подошли полки драгун и украинские казаки полковника Галагана. Он когда-то сам был запорожцем, знал слабые места укреплений. С его помощью спланировали второй штурм, и войска ворвались в Сечь. Ожесточившиеся солдаты пленных не брали. Только нескольких «знатнейших воров» уберегли от расправы для расследования и публичной казни. Сечь сожгли, «дабы оное изменническое гнездо весьма искоренить».
Другим запорожцам, разошедшимся по Украине, тоже припекло. Крестьяне разобрались, что они не представляют никакой власти, а всего лишь грабители. Взялись истреблять их без всякой жалости. Отряды и банды побежали под защиту шведов, стоявших под Полтавой. У Карла и Гордиенко собралось 8 тыс. запорожцев. Хотя иноземцы с ними не считались. Жалованья не платили – пусть едят, что сами добудут. Ответственных задач король им не доверял, направил на осадные работы. Чтобы сберечь кровь и жизни шведов, запорожцы под пулями рыли траншеи и апроши вокруг полтавских стен. Роптали, стонали. Некоторые удирали. Но это было опасно. Теперь запорожца могли прикончить в любой украинской деревне. Большинство вынуждено было смиряться, отираться у шведов в качестве чернорабочих.
А 27 июня грянула Полтавская битва… Мазепинцы и запорожцы находились в тылу, прикрывали обоз, поэтому смогли вовремя удариться в бега. Покатились прочь вместе с разбитыми и поредевшими шведами. Остатки армии собрались в Переволочне на берегу Днепра. Средств для переправы не было. Приближенные уговаривали Карла оставить войска и уезжать. Мазепа тоже доказывал, что надо перебираться за Днепр. Широкая река прикроет, и можно будет укрыться в Очакове, в турецких владениях. Он удрал даже раньше своего покровителя. Его казаки обшарили берег, нашли лодки, перевезли не только гетмана, но и его телеги с барахлом. Конные запорожцы форсировали реку вплавь вместе с лошадьми. Пешие пользовались бревнами, досками.
Королю, поломавшись и поупрямившись, пришлось последовать за Мазепой, с ним переправились 729 офицеров, драбантов, драгун. А через пару часов появился Меншиков с конницей. Деморализованные и измученные шведы сдались. За Днепр выслали отряд Волконского. Киевский губернатор Дмитрий Голицын тоже отправил драгун на перехват короля и Мазепы. Турецкое начальство в Очакове уже получило известия, что случилось под Полтавой, с русскими ссориться боялось и не пустило беглецов. Но и погоню задержала переправа через Днепр, потом стали выбиваться из сил лошади, было плохо с фуражом и продовольствием.
А Карл и примкнувшие украинцы повернули к Бугу. Запорожцы с запозданием сообразили, куда их завела измена. В изгнание. Они взбунтовались против Мазепы. Намеревались разграбить телеги с имуществом, которые гетман сумел уберечь. Кто-то запустил идею выдать Мазепу царю. Это понравилось, зашумели, что Петр за такой подарок наверняка простит их, еще и наградит. Но с королем находился посол Лещинского, Понятовский, Карл попросил его вмешаться. Дипломат ловко оплел казаков речами. Внушил, что сейчас не подходящий момент для разборок, надо держаться вместе. В результате запорожцы упустили свой шанс. А нового им уже не представилось. Король и Мазепа быстренько перемахнули через Буг, паша города Бендеры предоставил им убежище и охрану.
И тут же подоспела погоня, порубила не успевших скрыться за рекой. С королем спаслось всего 350 шведов. Запорожцев и мазепинцев уцелело гораздо больше, но они окончательно разругались. Гордиенко вздумалось возродить «новую Сечь» под эгидой крымского хана, в Каменке. Но это было слишком близко от границы, Петр послал туда драгун, и изменникам снова пришлось разбегаться. «Новую Сечь» устроили возле устья Днепра, в Алешках. Запорожцам досталось здесь очень туго. Татары помыкали ими, обирали, без платы гоняли в походы, на тяжелые работы. В казачьих песнях эмиграцию вспоминали печально: «Ой, Олешки, будемо вам знаты и той лихой день и ту лиху годыну, ох будемо довго помятаты тую погану вашу личину». Маялись запорожцы четверть века – пока царица Анна Иоанновна не простила их и не позволила возвратиться на родину.
Ознакомительная версия.
