Явно испытывая нетерпение из-за задержки и потери темпа наступления, Лизюков в 14:50 приказал командиру 148 тбр не ждать завершения переправы головной бригады, а, форсировав реку параллельно ей, обогнать 26 тбр и выполнять свою задачу. В 16:20 в 148 тбр поступил ещё один приказ, на этот раз от самого командующего опергруппой генерала Чибисова. Недовольный «топтанием» танков на месте после прорыва обороны, он специальной радиограммой потребовал от командира 148 тбр «немедленно продвигаться вперёд»[42].
Между тем день стал клониться к вечеру, а бригады 2 ТК никак не могли переправиться через Большую Верейку и начать преследование отступающего противника. Из документов трудно понять, кто же был в этом виноват. Многие части, скрупулезно отмечая свои заслуги и успехи, в неудачах винили соседа. В штабе 148 тбр пеняли на шедшую впереди 26 тбр, которая «целиком закупорила переправу»[43], в 26 тбр жаловались на то, что «задержка с переправой произошла из-за неподготовленности переправы»[44], в результате чего 26 тбр смогла начать переправляться только в 18:00. Из документов 118 тбр следует, что 167 сд «не выполнила приказа о наведении переправы для бригады и 2 ТК, что привело к замедлению продвижения», и переправа была наведена танкистами 118 тбр «под руководством замкомбрига»[45]. Однако в отчёте 167 сд указано, что сапёрный батальон дивизии переправу сооружал[46].
Характерный пример обвинения нерадивых соседей и подчёркивания своих заслуг можно увидеть в высказывании замначштаба 148 тбр: «Причина задержки на переправе: 167 сд не выполнила приказа о наведении переправ, сапёры корпуса также ничего не сделали. Переправу пришлось наводить силами сапёрного взвода и минзаградительной роты бригады. Из работников штаба корпуса на переправе <никого> не было, представители с армии были. По плану бригада должна переправляться последней, а переправлялась первой, так как 26 тбр задержалась на переправе»[47].
При этом общей чертой танкистов было ругать пехоту, которая-де не подготовила нужного количества переправ и вообще плохо воевала.
Схожие оценки были даны и командованием 1-го ТК, наступавшего чуть западнее. В своём отчёте его командир генерал Катуков регулярно сетовал на 340 и 193 сд, которые, по его мнению, своими вялыми действиями мешали ему выполнить поставленную задачу. Характеризуя ход боя 21 июля, он писал: «Силами 193 сд не были ликвидированы узлы сопротивления противника в районе отм. 181,8 и роща 1 км северо-западнее. Таким образом, с 4:30 до 16:00 21 июля прорыва на фронте Хрущёво — Лебяжье не произошло и условия для ввода в прорыв корпуса подготовлены не были. По дополнительному решению командования группой с 16:00 21 июля 1 гв. тбр из района Ломово одной ротой атаковала противника в районе отм. 181,8 и ликвидировала этот узел сопротивления. Остальным составом бригада повела наступление на Лебяжье и к исходу дня выгнала противника из этого населённого пункта во взаимодействии с отдельными группами пехоты 193 сд, которые танкистам удалось собрать по полю в период наступления, так как наступательный порыв в целом дивизии был ослаблен и руководство со стороны штадива своими частями не обеспечивало в дальнейшем наступления для полного обеспечения выполнения задачи прорыва»[48].
Но в каком же положении оказались стрелковые части, бойцов и командиров которых так единодушно ругали танкисты? 340 сд (ей противостояла немецкая пехотная дивизия с таким же номером) в течение дня вела тяжёлый бой за выс. 213, 8 и длинную рощу восточнее, преодолевая упорное сопротивление противника. При этом командование дивизии жаловалось на соседа справа — 284 сд, которая «не наступала и вся огневая мощь из рощ обрушилась во фланг и частично в тыл наступающим частям дивизии»[49].
Однако документы 284 сд говорят о том, что дивизия наступала, но состояние её полков было таким, что сильного удара части дивизии нанести не могли. После боёв под Касторным и выхода из окружения 284 сд потеряла большую часть своего личного состава и вооружения и даже после сбора и приведения частей в порядок была сильно ослаблена. Накануне вступления в бой комиссар дивизии Ткаченко доносил:
«Довожу до вашего сведения, что плохая обеспеченность 284 сд транспортом, конским составом, винтовками, пулемётами ставят её в обстановке ведения боевых операций в крайне тяжёлое состояние, особенно в отношении снабжения продовольствием. О плохой обеспеченности дивизии транспортом и отдельными видами вооружений свидетельствуют следующие данные.
1. В дивизии военнослужащих 3172 человека, к ним прибыло пополнение в составе 1312 человек, ожидается ещё 2000 человек пополнения, а в дивизии имеется винтовок всего 1921, автоматических винтовок 98, ППШ 202.
2. Автомашин в дивизии 21, а по штату требуется 114. Станковых пулемётов всего 7, а по штату нужно 108.
3. Ручных пулемётов 47, а по штату должно быть 350.
4. ПТР 36, а надо 277.
5. Отделение боеснабжения дивизии на расстоянии до 100 км усугубляет снабжение продовольствием. Настоятельно прошу вас, товарищ дивизионный комиссар, в целях усиления мощи дивизии и дальнейшего выполнения боевых задач принять все необходимые меры, чтобы дать дивизии:
1. 75 автомашин, в том числе 6–7 санитарных машин. МСБ из положенных санитарных машин не имеет ни одной.
2. Отпустить 3500–4000 винтовок, 30 станковых и 50 ручных пулемётов, 75–100 ПТР.
3. Отпустить 350–400 лошадей, особенно артиллерийских, поскольку тягачи отсутствуют.
4. Приблизить базу снабжения дивизии бензином, продовольствием и боеприпасами или на станцию Долгоруково, или на разъезд Плоты»[50].
И хотя в день наступления Ткаченко отмечал, что «бойцы с радостью приняли сообщение о том, что мы переходим в наступление» и «многие из них заявили: „Немцев надо гнать так, чтобы они не задерживались… всыпем фрицам так, что они портки оставят!“»[51], но «гнать немцев» и «всыпать фрицам» в полках было особенно-то и нечем — почти половина военнослужащих дивизии не имела оружия!
После первого дня боя Ткаченко писал:
«Надо отметить, что на развёртывание боя отражается отсутствие артиллерийских осколочных и шрапнельных снарядов, поэтому артиллеристы по огневым точкам и живой силе противника били бронебойными снарядами. Нет патронов к автоматам ППШ, у многих бойцов изорвано обмундирование и разбитая обувь. Из-за отсутствия оружия нельзя вести в бой бойцов нового пополнения. Отсутствие необходимого количества транспорта замедляет подвоз боеприпасов и особенно продовольствия и эвакуацию раненых. Просим оказать помощь в обеспечении дивизии винтовками, пулемётами, транспортом и ускорить замену изношенного обмундирования и обуви…»[52]
Неудивительно, что в этих условиях дивизия «продвинулась» на те же самые рубежи, откуда и начинала атаку, а сосед посчитал, что 284 сд вообще не наступала. В первый день наступления дивизия потеряла 48 человек убитыми и 93 ранеными[53].
Помимо сильного фланкирующего огня, который не давал продвигаться правому флангу 340 сд, наступление дивизии в центре и на левом фланге также натолкнулось на организованное сопротивление противника, который использовал интенсивный огонь автоматического оружия и миномётов, чтобы остановить наступающих на подступах к своему переднему краю. Всё более активной становилась и вражеская артиллерия. Для успешного продвижения вперёд необходимо было уничтожить или подавить многочисленные огневые точки, артиллерийские и миномётные батареи, но сделать это никак не удавалось. Нельзя сказать, что нашей артиллерии и авиации не было на поле боя: и советские и немецкие документы отмечают атаки наших самолётов и огонь артиллерии, но, к сожалению, их действия были малоэффективны.
Из отчёта артчастей Брянского фронта следует, что «руководство артиллерии опергруппой штаба артиллерии фронта осуществлялось с КП начальника арт. 193 сд — центр ударной группировки. В ночь на 21 июля части имели задачу сбить боевое охранение и выйти к переднему краю обороны противника. Эта задача пехотой 340 сд не была выполнена»[54]. (Опять виновата пехота!)
НП многих артчастей из-за особенностей местности находились в 4–6 километрах от переднего края противника, что сильно ограничивало возможность вести прицельный, корректируемый огонь по большинству его огневых точек. Большая часть немецкой обороны вообще не просматривалась с таких удалённых НП, а вовремя продвинуть их вперёд мешало вражеское боевое охранение, остававшееся на своих позициях вплоть до начала операции. И поддерживающим пехоту артчастям пришлось перейти на ненаблюдаемый огонь по площади и «районам сосредоточения резервов противника», однако без возможности воздушной разведки и соответствующей корректировки наличие этих «резервов», в местах, по которым наносились удары, было скорее предположением артиллерийских начальников, чем фактом.
