переход к первому в истории Германии парламентскому правительству не был, разумеется, исключительной заслугой только партий парламентского большинства. Решающее значение имело, скорее, то, что в конце сентября 1918 г. к выводу о необходимости парламентаризации пришел первый генерал-квартирмейстер Эрих Людендорф, возглавлявший с 1916 г. вместе с генерал-фельдмаршалом фон Гинденбургом Верховное военное командование. Военное положение центрально-европейских держав стало тем временем безнадежным. После 8 августа 1918 г., «черного дня» Амьена, Людендорф осознал, что превосходящие силы противника уже невозможно разбить; 14 сентября Австро-Венгрия на свой страх и риск предложила западным державам начать мирные переговоры. 29 сентября другой союзник, Болгария, приняла условия перемирия, предложенного Антантой. В тот же день Людендорф убедил Вильгельма II, что Германия как можно скорее должна отправить предложение о перемирии и начале мирных переговоров президенту США Вильсону. Но ответственность за это, по его мнению, должно было взять на себя не Высшее военное командование, а правительство, сформированное наиболее крупными фракциями рейхстага.
Свое выступление в пользу парламентаризации Людендорф связал с легендой об «ударе ножом в спину». «Я просил Е. В. (Его Величество) допустить теперь до работы в правительстве также те круги, которым мы главным образом обязаны столь плачевным положением. Таким образом, мы желаем, чтобы эти господа пожаловали в министерства. Теперь им придется заключить тот мир, который требуется. Пусть сами расхлебывают кашу, которую они нам заварили» {17}.
Преемник Гертлинга, принц Макс Баденский, ранее не выступал ни в поддержку парламентской системы, ни как сторонник мирной резолюции июля 1917 г. Его кандидатура была предложена политиками из Прогрессивной народной партии, и в итоге, поскольку от поста рейхсканцлера отказались все остальные кандидаты, получила вынужденное согласие межфракционного комитета. Социал-демократам принятие этого решения далось тяжелее всех. Председатель фракции Филипп Шейдеман, еще 23 сентября решительно выступавший за правительство парламентского большинства с участием СДПГ, уже 2 октября заявил, что не стоит требовать от социал-демократов согласиться с тем, чтобы кабинет возглавил принц, и что совершенно излишне в столь трудных обстоятельствах брать на себя ответственность, которую партия едва ли в состоянии нести. Лишь Фридриху Эберту удалось, апеллируя к сознанию ответственности социал-демократии, убедить большинство фракции согласиться на вхождение в кабинет во главе с принцем Максом {18}.
Иное решение в тот момент было едва ли возможно. Участвуя в правительстве, СДПГ могла надеяться избежать двойной опасности: угрозы военной диктатуры и революции, которая могла последовать в ответ на диктатуру, а также найти путь к достижению компромиссного внутреннего мира. Решение социал-демократов сводилось к попытке не просто достичь мира, пока Германия остается монархией, но достичь его при главе государства, правившем страной в данный момент. Успех такой попытки на деле зависел от целого ряда внутриполитических и внешнеполитических факторов, на которые СДПГ и ее буржуазные союзники либо не могли воздействовать, либо могли оказывать лишь весьма незначительное влияние.
Первым официальным актом нового кабинета, образованного 3 октября 1918 г., стала нота президенту Вильсону, направленная под сильным давлением со стороны Верховного военного командования уже в ночь на 4 октября. В ней Германия просила о переговорах по вопросу заключения перемирия. Американский президент зарекомендовал себя благодаря своими знаменитыми «14 пунктами», обнародованным в январе 1918 г., в качестве защитника справедливого мира. Его многочисленные заявления давали основание надеяться, что Германия во главе с ответственным перед парламентом правительством сможет рассчитывать на более выгодные условия мира, чем прежнее авторитарное государство. И если канцлер и правительство не спешили поддаваться давлению военных, то только по одной вполне убедительной причине: слишком поспешная просьба о перемирии была равносильна собственноручному признанию неотвратимости поражения, которое неизбежно ослабило бы боевой дух армии и придало решимости Антанте в стремлении сдвинуть линию фронта еще ближе к границам Германии.
Окончательный ответ американского госсекретаря Лансинга от 23 октября 1918 г., являвшийся результатом длительных переговоров американцев с союзниками, разрушил остававшиеся у немцев иллюзии: США требовали военной капитуляции рейха и практически прямым текстом отречения императора. Верховное военное командование в ответ осуществило новый поворот: ссылаясь на принципы военной чести, оно объявило требование капитуляции неприемлемым и в телеграмме от 24 октября, направленной командующим войсками, призвало действующую армию продолжать сражаться, что в сложившейся ситуации означало вести войну до неизбежного поражения Германии.
Правительство было выну>вдено дать самый резкий отпор этому целенаправленному вызову со стороны военных. 25 октября принц Макс настоятельно потребовал от кайзера покончить с «двоевластием путем кадровых изменений в Верховном военном командовании» или отправить в отставку самого рейхсканцлера. Вильгельм II принял половинчатое решение. 26 октября Людендорф был отправлен в отставку, однако Гинденбург, второй глава ОХЛ, остался на посту. В тот же день рейхстаг внес изменения в конституцию 1871 г., необходимые для преобразования Германии в парламентскую монархию. 28 октября закон об изменении имперской конституции вступил в силу.
Но парламентская система пока стояла на глиняных ногах. Отставка Людендорфа не прекратила двоевластия гражданского правительства и военного руководства. Приказ по армии от 24 октября был лишь прологом дальнейших попыток расстроить переговоры о перемирии, нанося тем самым смертельный удар по парламентской монархии. 29 октября, спустя день после того, как Вильгельм II подписал закон, вносивший изменение в конституцию, он по совету Гинденбурга покинул Берлин и отправился в ставку Верховного военного командования в бельгийском Спа. «Смысл этого шага не может вызывать сомнений, — полагает историк Вольфганг Зауэр. — В первый момент, возможно, это была всего лишь инстинктивная реакция, которая привела к тому, что в минуту опасности гогенцоллерновская монархия обратилась к своим военным истокам. Но одновременно этот шаг обозначал, что старая власть разрывала с таким трудом налаженные отношения с парламентом и предпринимала безрассудную попытку восстановить старую военную монархию».
Еще более решительный вызов бросило гражданскому правительству военно-морское командование. Приказ о выходе флота в море, отданный 30 октября, был согласован с кайзером, но не с рейхсканцлером. Каков бы ни был результат этого шага в военном плане, хотя битва на море с английским флотом была чревата поражением, политический смысл этого поступка был однозначен: военно-морское командование стремилось ликвидировать смещение внутреннего центра власти и восстановить господствующее положение военных, на которое, как они полагали, у них имелось историческое право.
Можно спорить о том, была ли парламентаризация Германии в октябре 1918 г. «революцией сверху». Поскольку парламентское большинство активно участвовало в этом повороте, не стоит видеть в изменениях конституции только лишь исполнение указаний Людендорфа. Однако столь же очевидно, что этот влиятельный деятель из среды немецких военных внес свой решающий вклад в такое развитие событий. В этом отношении изменения государственного устройства можно трактовать как противоречивый результат парламентского стремления к реформам, с одной стороны,
