Жестокая память. Нацистский рейх в восприятии немцев второй половины XX и начала XXI века - Борозняк Александр Иванович

Многих мучили сомнения: «А что мы бы делали? Не участвовали бы? Сказали бы “хватит!”? Я надеюсь на это!»; «Как офицер бундесвера, я снова спрашиваю себя: исполнял бы я такие приказы?»; «Как поступили бы мы на месте солдат вермахта? Отказались бы мы выполнять приказы?»; «Но как придти в себя? Как оправдаться? У меня нет слов».

Сознание молодых немцев осталось противоречивым: «Я считаю, прошлое надо оставить в покое и смотреть в будущее. Ведь мы живем теперь, а не в 1941-м. Почему мы должны стыдиться того, что произошло за десятилетия до того, как мы родились?». На той же странице: «Спасибо за выставку. Она очень важна для нас, для молодежи. Извлекать уроки из прошлого и тогда, когда мы не виновны». Слова, написанные школьным, неустоявшимся почерком: «Выставка не дала мне ничего». И ниже: «Тот, кого выставка ничему не научила, просто дурак».

Многие посетители прямо обращались к сотрудникам института социальных исследований: «Прекрасно, что хоть и поздно, но вы обрели мужество, необходимое для организации выставки. Лучше поздно, чем никогда»; «Спасибо всем, кто помог все это организовать»; «Как хорошо, что вы решились на эту экспозицию. Должны ли мы благодарить вас?»; «Выставка распахнула двери. Наконец-то об этом говорят среди всех слоев населения»; «Я надеюсь, что выставка перевернет нутро многим людям, и в их глазах выступят слезы ужаса и стыда»; «Из этой правды нужно извлекать уроки — для того, чтобы не оказаться там, где мы уже были»; «Выставка должна стать предостережением для будущих поколений». Под впечатлением увиденного и прочувствованного немало людей делилось своими суждениями об извлеченных ими уроках на будущее: «Мы должны гордиться: наконец-то, мы смогли приступить к тому, чтобы по-настоящему начать извлекать уроки из прошлого»; «Об этом нельзя забывать никогда»; «Тот, кто называет выставку односторонней, тот хром на одну ногу. На правую». Через каждые несколько страниц книги отзывов — вопросы, обращенные к себе и своим согражданам: «Нельзя уйти от постыдного прошлого. Нередко правда бывает жестокой, ужасной и несправедливой. И поэтому ее нужно игнорировать и отказаться от полемики?»; «Что мы должны делать для того, чтобы прошлое не повторилось? Как воспитывать молодежь?». Вопросы, ставшие прямым продолжением споров, вопросы, остававшиеся без ответа…

Аналогичные мысли и чувства были выражены в письмах, адресованных организаторам выставки. Перед нами послание одной из жительниц Баварии: «Когда я посетила выставку в Мюнхене, на одной из фотографий я узнала своего отца. После того, как дома я просмотрела другие военные снимки отца, я еще раз пришла на выставку, взяв с собой лупу. Теперь я убеждена, что это он, на фотографии у виселицы в Велиже, близ Смоленска… Вы, конечно же, можете представить, каково было дочери, которая сделала такое открытие. Это очень тяжело. Поэтому я хочу попытаться точно узнать, точно ли изображен на снимке мой отец… Я была бы Вам очень благодарна, если Вы сообщите мне точную информацию об этом снимке» [941].

Та же больная память в письмах ветеранов германской армии: «Как бывший солдат, который был насильственно призван в вермахт, я мог бы рекомендовать каждому гражданину осмотреть эту выставку. Я могу поручиться, что действительность была еще ужаснее, чем это показано на выставке»; «Солдаты вермахта в той же мере, что я, виновны в совершенных злодеяниях». Тяжкие мысли дочери бывшего солдата: «Я все еще во власти ужасных снимков, и я просто не могу представить, как люди способны совершать такие преступления… Теперь я понимаю, почему моего отца до конца его дней мучили кошмары». Письма представителей молодого поколения: «Один мой дед был в Сталинграде, другой был голландцем по национальности, и немецкие солдаты отобрали у него его имущество. Я, таким образом, одновременно и внук преступника, и внук жертвы. Фотографии на выставке правдивы. Виселицы, выстрелы в висок, расстрелы…»; «Как бы действовал я, как бы действовали Вы? Этого никто не знает… Большое спасибо за действительно удавшуюся выставку. Теперь можно ближе познакомиться с событиями Второй мировой войны. Здесь играют роль факты, а не эмоции»; «Некоторые думают, что еще не пришло время обо всем говорить открыто. Но наш современный опыт требует быть бдительными. Злые духи — это не только прошлое» [942].

Перед нами пространство боли, поиска и сомнений. Человеческие документы, подобные? по словам Хериберта Прантля, «увеличительному стеклу, при помощи которого можно разглядеть, в каком состоянии находится германское общество» [943]. Как предвидел Клаус Науман, один из инициаторов создания выставки, она стала «психограммой коллективной интерпретации прошлого», помогла понять факторы, которые привели к стабильности «мифа о неполитическом вермахте», формированию в западногерманском обществе устойчивой «шкалы стереотипов» — «от утверждений о бессилии вермахта, и превращении его в жертву режима, до трактовки его действий как “оборонительной битвы” на Востоке» [944].

Дискуссии, проходившие в баварской столице, стали событием общеТёрманской значимости. 13 марта и 24 апреля 1997 г. в бундестаге ФРГ по инициативе фракции ХДС/ХСС состоялись дебаты, посвященные экспозиции «Война на уничтожение». Известный лидер ХДС Альфред Дреггер призывал открыть фронт против организаторов выставки, которые, по его утверждениям, «говорят неправду», «занимаются подстрекательством и клеветой». Однако Дреггер встретил отпор со стороны депутатов других фракций. Граф Отто Ламбсдорф (Свободная демократическая партия) признал, хотя и не без оговорок: «Выставка необходима, и хорошо, что она существует». Социал-демократ Отто Шили отметил, что дебаты о выставке представляют лишь «часть процесса извлечения уроков из истории, процесса, который будет продолжаться и в течение следующих десятилетий». Говоря о критиках экспозиции, депутат указал на их «нежелание или неспособность воспринять историческую правду о злодеяниях нацистской диктатуры». Фраймут Дуве, коллега Шили по фракции СДПГ, констатировал: «Эта война не отпускает никого из нас: и тех, кто воевал или был тогда ребенком, и тех, кто родился. уже после войны».

Совершенно необычным для практики парламентских дебатов было то, что представители всех фракций — от христианских демократов до членов Партии демократического социализма — говорили о своих судьбах, своих семейных историях, личном восприятии экспозиции. Стало ясно, что документы и выводы выставки касаются каждого немца, каких бы политических взглядов он ни придерживался. Депутат Вальтер Кольбов (СДПГ) указал: «Выставка — это не обвинительный приговор, это основание для того, чтобы мы сами извлекали уроки из собственной истории». Настрой прений оказался таким, что приглашенный на заседание бундестага министр обороны Фолькер Рюэ (ХДС) счел за должное недвусмысленно заявить: «Вермахт был армией диктатуры, инструментом Гитлера для проведения преступной, агрессивной войны». Да и Дреггер в конце обсуждения заметно смягчил тон и вынужден был выразить готовность идти на компромиссы [945].

Предварительные итоги воздействия выставки на общественное сознание можно подвести, используя оценку Ральфа Джордано: «Выставка абсолютно серьезна. Ее материалы полностью соответствуют историческим фактам. Такая выставка была бы просто невозможна в 50-е и в 60-е годы» [946]. «Никогда прежде в ФРГ масштабы просвещения, связанного со временем национал-социализма, не были столь впечатляющими», — отмечал Норберт Фрай [947].

«Frankfurter Allgemeine Zeitung», систематически выступавшая против главной идеи экспозиции, все же вынуждена была назвать ее «самой успешной исторической выставкой в ФРГ», ставшей «фактом общественного сознания». Дискуссии вокруг выставки, по мнению сотрудника газеты, привели к тому, что «в 90-годы изменился облик V Второй мировой войны» [948]. Полностью подтвердилось суждение Уты Фреверт: «Ландшафт памяти о войне теперь глубоко перепахан» [949].