Бразильский частный капитал и сам Варгас склонялись к союзу с иностранным капиталом — германским или американским. Стремление же создать промышленность, которая не подчинялась бы внешнему контролю, исходило из кругов армии. Но военные не располагали условиями, при которых они могли бы немедленно заставить принять это выработанное ими решение. Напротив, в течение всего 1939 г. превалировали соглашения бразильского правительства с американской компанией «Юнайтед Стейтс стил корпорейшн», и была принята программа создания такой отрасли промышленности, в которой участвовали бы вышеупомянутая американская корпорация, бразильский частный капитал и бразильское правительство. Однако, несмотря на предпринятые Варгасом и госдепартаментом США примирительные шаги, американская корпорация отвергла данную программу. С этого момента восторжествовал выбор в пользу государства.
В отличие от сталелитейной отрасли, вопрос о развитии нефтедобывающей промышленности в 1930-е гг. не стоял столь остро. Импорт нефти приобрел более широкие масштабы только после Второй мировой войны и в течение длительного времени не представлял большой проблемы для платежного баланса. Вплоть до середины 1939 г., когда была открыта нефть в штате Баия, создание нефтедобывающей промышленности сводилось всего лишь к строительству нефтеочистительных заводов. Даже после открытия нефти ее добыча была незначительной, а сомнения в отношении ее запасов сохранялись вплоть до 1950-х гг. В силу этих причин расхождения по вопросу о «нефтяной политике» были гораздо более серьезными, чем по поводу сталелитейной промышленности, и даже среди военных мнения по этому вопросу сильно разделились. Тем не менее основные инициативы в этой сфере выдвигали именно военные.
Начиная с 1935 г., ряд промышленников начал проявлять интерес к созданию нефтеочистительных заводов. Это привело к тому, что в 1936 г. компания «Стандарт», а в 1938 г. — компании «Тексако», «Атлантик рефайнинг Ко» и «Англо-Мексикан» предложили создать в Бразилии крупные нефтеочистительные предприятия. Начались дискуссии о том, какой выбор наиболее предпочтителен; участие государства в решении этой проблемы воплотилось в изданном в апреле 1938 г. декрет-законе, согласно которому индустрия по очистке импортируемой или добытой на территории Бразилии нефти подлежала национализации. Национализация означала, что вложенный в предприятие капитал, а также руководство и управление предприятиями должны оставаться в руках бразильцев. Это, однако, не было синонимом госмонополии. В том же самом декрете провозглашалось создание упомянутого выше Национального совета по нефти (НСН), в который входили лица, назначавшиеся президентом страны и представлявшие различные министерства и группы интересов. В 1938 — середине 1943 гг. в составе НСН преобладали представители тех армейских кругов, которые выступали за расширение государственного контроля над нефтяной промышленностью. Это было время, когда Советом руководил военный инженер генерал Орта Барбоза. Его попытки создать крупные государственные нефтеочистительные заводы провалились. Деятельность НСН оказалась блокирована различными группами интересов, министрами и самим Варгасом.
Политика США в отношении бразильской нефтяной промышленности отличалась от их линии по вопросу о сталелитейном производстве, поскольку США отстаивали интересы тех крупных компаний, которые традиционно контролировали нефтяную сферу. Испытывая давление с разных сторон, Орта Барбоза в середине 1943 г. подал в отставку — именно в этот период начали превалировать интересы частного капитала.
В действительности достижения «Нового государства» в области нефтедобывающей промышленности носили ограниченный характер. Но даже и в таком виде они все равно были важны с двух точек зрения. С одной стороны, политика НСН препятствовала реализации замыслов крупных иностранных компаний, хотя и сам НСН не сумел выдвинуть альтернативных предложений. С другой стороны, деятельность генерала Орты Барбозы поддержала и вдохновила те группировки, которые уже в 1950-е гг. будут требовать проведения политики, подобной той, которую проводил он сам (в конце 1930-х — начале 1940-х гг. — Примеч. пер.) и которая найдет свое успешное воплощение в создании государственной компании «Петробраз» в октябре 1953 г.
В области финансовой политики «Новое государство» стремилось оставаться на консервативных позициях, что нашло свое выражение в деятельности министра финансов Соузы Косты, которого Варгас сохранял на данном посту практически в течение всего периода своего президентства. Вместе с тем суровая необходимость потребовала применения решительных мер, которые, впрочем, всегда рассматривались как чрезвычайные. Чтобы противостоять кризисному положению, сложившемуся в сфере платежного баланса, Варгас вскоре после переворота приостановил обслуживание внешнего долга, декретировал монополию государства на продажу валюты и ввел налог на любые обменные операции. Был сохранен контроль над внешней торговлей; в области внешней задолженности было достигнуто соглашение с кредиторами, и, несмотря на сопротивление военных, опасавшихся сокращения госинвестиций по причине обслуживания долга, в 1940 г. выплаты по нему были возобновлены.
«Рабочую политику» «Нового государства» можно рассматривать в двух аспектах: как реальные инициативы и как средство формирования символического образа Жетулиу Варгаса как защитника трудящихся. Что касается первого аспекта, правительство проводило в жизнь и даже упорядочило ту политику, которая осуществлялась еще с начала 1930-х гг. Законодательство в этой области черпало идеи в действовавшей в фашистской Италии «Хартии труда». Конституция 1937 г. снова ввела принцип «единого профсоюза» [133], от которого на практике никогда и не отказывались. Забастовка или локаут [134] запрещались. Декрет-закон от августа 1939 г. очертил принципы организации профсоюза, сделав его еще более зависимым от государства. Помимо этого, ранее существовавшая вертикальная структура профсоюзов была укреплена созданием региональных профсоюзных федераций и общенациональных профсоюзных конфедераций.
В июле 1940 г. был введен профсоюзный налог — базовый инструмент финансирования синдиката и его подчинения государству. Налог представлял собой обязательную ежегодную выплату, соответствовавшую сумме дневного заработка; он должен был выплачиваться каждым работником, независимо от его членства в профсоюзе. Банку Бразилии оставалось лишь взыскать этот платеж, 60 % которого предназначались самому профсоюзу, 15 % — Федерации профсоюзов, 5 % — Конфедерации профсоюзов и 20 % — Социальному фонду профсоюзов. Деньги Социального фонда часто использовались как «секретные средства» для финансирования министерств, а впоследствии — и предвыборных кампаний.
На профсоюзном налоге «взросла» фигура «pelego» [135]. Это выражение происходит от одного из значений данного слова — кусок ткани или кожи, который подстилают под седло лошади, чтобы смягчить наезднику толчки и сотрясения во время верховой езды. Идея подобного амортизатора показалась довольно удачной. «Pelego» превратился в профсоюзного лидера, который, находясь во главе профсоюза, в большей степени действует в собственных интересах и в интересах государства, чем в интересах трудящихся, т. е. при наличии трений и разногласий он выступает в качестве амортизатора. Существованию этой фигуры благоприятствовал и тот фактор, что привлекать в профсоюз большие массы трудящихся не было необходимости. Ведь выживание профсоюза было гарантировано существованием налога, количество же его членов играло в данном случае второстепенную роль.
Для решения вопросов «рабочей политики» правительство в мае 1939 г. создало органы «трудовой юстиции», прообразом которой были примирительные комиссии. Трудовое законодательство обрело систематизированный и расширенный характер с появлением в июне 1943 г. документа под названием «Консолидированные законы о труде» (КЗТ — Confederação das Leis do Trabalho, CLT).
